Когда началась и закончилась эпоха новых мучеников?
– В церковном календаре более двух тысяч имён святых XX века. Но исповедников среди них существенно меньше, чем мучеников. Почему?
Священник Максим Плякин: Назову две причины. Первая – гиперкритичность. Сегодня при рассмотрении материалов на будущую канонизацию жизнь человека разглядывают буквально под увеличительным стеклом. И в отношении тех, кто вернулся из лагерей, выжил, действует, как выразился один современный церковный историк, презумпция виновности. А не пошёл ли он на сотрудничество? А не стал ли он союзником гонителей в деле разрушения церкви? И если тех, кто был расстрелян в 30-е, тем более в 20-е годы, в этом подозревают меньше, то в отношении тех, кто прошёл лагеря и вернулся, особенно после Великой Отечественной войны, есть это подозрение: а не случилось ли там разворота, не пошёл ли он на недопустимый контакт с гонителями? И поэтому среди тех, кто не претерпел страдальческой кончины, кто был именно исповедником, канонизировано действительно очень и очень мало.
Вторая причина. Среди историографов подвига новомучеников – в тех кругах нашей церкви, которые причастны к процессу прославления святых, – постепенно зреет мысль о том, что время новомучеников закончилось со сталинскими годами, что те страдальцы, которые претерпели свой подвиг в послесталинское время, – это уже не те новомученики, о которых мы говорим применительно к 20, 30, 40-м годам. Есть почему-то сомнение в самом существовании подвига новомучеников в послесталинские годы. Поэтому от 70-х годов у нас прославлено аж четыре человека, от 60-х – чуть-чуть побольше. То есть считается, что к 60-м – самому началу 70-х годов подвиг новомучеников был исчерпан.
И в этой связи мне бы хотелось вспомнить, что наши новомученики – не первые новомученики в истории церкви. Были новомученики Балкан, пострадавшие от турок в XV–XVII веках, новомученики Китая, пострадавшие от язычников на рубеже XIX–XX веков, новомученики времён коммунистических гонений в Европе – новомученики Румынии, новомученики Болгарии. Были новомученики, пострадавшие от нацистов. Помимо всем известных матери Марии (Скобцовой), отца Дмитрия Клепинина (близкий сотрудник матери Марии (Скобцовой), участник французского Сопротивления; погиб в нацистском концлагере «Дора»; канонизирован Константинопольским патриархатом в 2004 году. – «Стол»), были ещё очень многие святые, которые пострадали именно от пришедших к власти нацистов. И то, что мы, акцентируя подвиг новомучеников 20–40-х годов, понимаем его очень узко – как Россию, причём Россию в ленинские и сталинские времена, – это очень сильное сужение.
Матерь Мария (Скобцова) и отец Дмитрий Клепинин. Фото: mere-marie.comКогда начиналось новомученичество Балкан – это пришедшие к власти турки, это иноверцы у власти, это было поражение христиан в гражданских правах, государственный контроль за назначением епископов, разрушение христианских храмов, гонение на монашество, которое практически было загнано на Афон и на острова Эгейского моря. Да, есть разница в масштабах: советские гонения были беспрецедентны. Но само по себе существование церкви в режиме противодействия враждебно настроенной государственной власти имело место в Болгарии, Сербии, Греции, Египте, Сирии, на Святой земле. Были архиереи, которые в какой-то момент отказывались идти на сотрудничество с государственной властью. Когда от святого патриарха Григория V потребовали публично принять ислам, чтобы подтвердить свою политическую лояльность султану, он ответил: «Патриарх христиан умрёт христианином». И его в день святой Пасхи вешают на воротах патриаршей резиденции. Но это не 1921 год, а ровно на сто лет раньше. Иными словами, это подчёркнутое внимание только к расстрельным годам – сужение. И пока мы не придём к пониманию того, что новое мученичество началось не в 1917 году и закончилось отнюдь не в 1953-м, до тех пор, видимо, и эта ситуация с перевесом расстрелянных мучеников против мирно скончавшихся исповедников будет сохраняться.
Максим Зельников: Я бы ещё добавил к тому, что сказал отец Максим, что в подходе к канонизации сейчас доминирует акцент на документах репрессивных органов: как человек вел себя на допросе. Собственно говоря, эти документы чаще всего и сохранились в большем количестве. Но всё-таки люди становятся святыми прежде всего за святую жизнь, а их кончина – это некий только венец, только последняя точка святой жизни, где она, конечно, как-то проявляется, но далеко не всегда можно судить по тому, как человек закончил жизнь, о том, как и ради чего он жил, ради чего он страдал, ради чего он трудился.
Священник Максим Плякин: Судя по некоторым рассекреченным делам в отношении самих следователей, которые вели дела новомучеников и исповедников 1937–1938 годов, мы даже далеко не всегда можем судить о том, как человек умер. Учитывая массовые признания в фальсификации следственных дел, даже то, что мы читаем в протоколе допроса, даже если этот протокол подписан страдальцем, расстрелянным через несколько дней, это может ничего не значить. В этом смысле показательна история дела епископа Фёдора (Поздеевского; 1876–1937) (член Поместного собора 1917–1918 годов, глава тамбовского отдела Союза русских людей; с 1920-го по 1937 год был арестован шесть раз, после последнего ареста расстрелян. – «Стол»). В его деле содержатся признательные показания, подписанные его рукой. При этом следователь, который вёл это дело в 1939-м, был арестован сам и показал на допросе, как именно были сфальсифицированы показания в деле гражданина Поздеевского.
Максим Плякин. Фото: sobor1917.ru– Не унизительно ли это для церкви – вставать на позицию НКВД, как будто у нас от имени церкви ведётся дознание в отношении собственных мучеников?
Священник Максим Плякин: В какой-то степени это именно дознание. Это дознавательная система, и фактически функции Синодальной комиссии по канонизации по отношению к нам, региональным комиссиям, – это функции контрольного органа. То есть материалы, которые мы собираем на местах: где эти люди жили, где они пострадали, где сохранилась или не сохранилась их могила – то, что набрали мы, должно проходить проверку и перепроверку в Москве, в Синодальной комиссии по канонизации. И сейчас это практически привело к тому, что количество дел о канонизации, дошедших до финала, до канонического акта, снизилось даже не в разы, а на порядки.
Дело епископа Василия Кинешемского
– Не получается ли так, что собственно исповедники – те, кто дожили до наших дней – отец Сергий (Савельев), отец Таврион (Батозский), отец Павел Адельгейм, то есть люди, которые знали новомучеников и в каком-то смысле сами были мучениками, – их голосу церковь как будто не хочет верить, не хочет слышать, всевозможными способами отгородилась от голоса собственного предания? Не получается ли, что мы строим гробницы пророкам, не следуя их слову и примеру?
Священник Максим Плякин: Я больше скажу. В 2012 году из церковного календаря было исключено имя одного из немногих святых богословов эпохи новомучеников – епископа Кинешемского Василия, прославленного в лике местночтимых святых в 1993 году, а в 2000-м канонизированного на общецерковном уровне (епископ Кинешемский Василий (Преображенский; 1876–1945) – миссионер, проповедник, неоднократно подвергавшийся арестам и ссылкам во времена гонений на церковь; создатель евангельских кружков; с 2013 года память священноисповедника Василия отсутствует в календаре издательства Московской патриархии. – «Стол»). Сохранился самый известный его труд – «Беседы на евангелие от Марка». Это стенографические записи бесед, которые он вёл в подпольном молодёжном кружке в 1928–1929 годах. Какое должно быть мужество у человека, который под занавес относительно мирных двадцатых годов учит Евангелию молодёжь, за что его в итоге и арестовали. Тем не менее когда он был прославлен, его имя сначала попадает в церковный календарь, а затем из него исчезает.
Епископ Василий Кинешемский. Фото: из тюремного делаЧто такое его беседы? Он не толкует текст Евангелия, он именно объясняет этой самой молодёжи, как евангельский текст должен быть применён к жизни. Что это была за молодёжь 1927–1928 годов? Это те, кто росли уже после Октябрьского переворота. Они не видели гимназий, у них не было уроков Закона Божьего, они не знают о христианской жизни. Значит, чтобы их научить вере, научить благочестию, нужно начинать с самых азов. Благая весть может быть применена к жизни, о чём говорил Максим Иванович. Но для того чтобы им это показать, он берёт Евангелие от Марка, самое короткое, и начинает его вместе с ними читать. Члены этих кружков стенографируют его беседы, перепечатывают на машинке под фиолетовую копирку, эта копия сохраняется до наших дней, она издана.
И получается, что человек, который пытался в конце 20-х и начале 30-х годов донести евангельский опыт до уже обезбоженной молодёжи Советского Союза, пропадает из нашего календаря. Вот это, на мой взгляд, один из самых больных симптомов того, что происходит. И это не единичный случай. Кроме епископа Василия пропали ещё несколько имён, например, чуваша по происхождению и миссионера чувашам епископа Германа (Коккеля; 1883–1937) Алатырского (миссионер, проповедник; с 1917 года неоднократно подвергался заключению и ссылкам; в 1937 году расстрелян в одном из лагерей Бамлага. – «Стол»). Его специально поставили как этнического чуваша, чтобы продолжать в советские годы – а его хиротонисали уже в 20-е – благовестническую миссию среди чувашей. Епископ Герман, прославленный в 2000 году, точно так же в 2012 году пропадает из календаря. То есть мы видим, что пропадают имена настоящих миссионеров, богословов, вестников Евангелия.
Самая большая сеть подпольных православных общин в СССР
– Не получается ли, что церковь… боится этого опыта?
Максим Зельников: Это, конечно, говорит о состоянии нашей церкви на данный момент. Но, я думаю, надо различать канонизацию и живую память о святых ХХ века. Всё-таки одно дело – канонизация человека для церковного почитания, а другое дело – память о человеке и народное почитание, которое может существовать. Конечно, с народным почитанием тоже не всё благополучно, потому что иногда почитают исключительно за какие-то посмертные чудеса, исцеления. Что чаще всего считают самым главным? Здоровье, конечно. И люди очень на это падки. Но есть всё-таки и другое почитание, есть какая-то не прерванная традиция людей, которые хранят память о святых, о своих духовных отцах. И в этом смысле их опыт, конечно, востребован.
Священник Максим Плякин: Но при этом эти два списка очень мало пересекаются.
Максим Зельников: Но всё-таки пересекаются.
Максим Зельников. Фото: sfi.ruСвященник Максим Плякин: Пересекаются безусловно. Отец Севастиан Карагандинский, прославленный в лике преподобноисповедника в 2000 году (архимандрит Севастиан (Фомин; 1884–1966) – проповедник и миссионер, в 1930–1940-е годы создал подпольную церковную общину; впервые арестован в 1933 году, после освобождения в 1939-м тайно совершал богослужения по домам под Карагандой. – «Стол»).
Максим Зельников: Да, его очень почитают и до сих пор.
Священник Максим Плякин: Но, к сожалению, очень многие из тех, о ком осталась реальная память среди верующего народа, в число прославленных официальным церковным актом не попали. И речь не только об архимандрите Таврионе (Батозском; 1898–1978) (исповедник веры; пережил аресты и ссылки в 1920, 1930, 1940-е годы, окормлял тайные православные общины, с его именем связано евхаристическое возрождение на территории СССР. – «Стол») или архимандрите Сергии (Савельеве; 1899–1977) (исповедник веры; создатель церковной общины, члены которой в советские годы прошли через тюрьмы, ссылки и лагеря и сохранили верность Богу и друг другу; после освобождения служил в московских храмах. – «Стол»). Епископ Арсений (Жадановский; 1874–1937), известнейший духовный писатель, чрезвычайно почитавшийся, даниловец, как его называли, то есть человек, близкий так называемой даниловской оппозиции (с 1904 года наместник Московского Чудова монастыря; пережил аресты в 1931, 1932, 1933 годах; после ссылки проводил тайные богослужения в домовой церкви; в 1937 году арестован и расстрелян. – «Стол»). Этих имён не одно и не два. И оказалось, что те, о ком реально осталась память, кто через поколение или два донесли до наших дней какое-то свидетельство веры, далеко не все были прославлены.
Если говорить об оптинской генерации – отец Севастиан Карагандинский прославлен, а отец Павел (Драчёв; 1888–1981), схиигумен и сподвижник святого Никона (Беляева), не канонизирован. Отец Иоасаф (Моисеев) (схимонах Иоасаф (Моисеев; 1887–1976) – монах Оптиной пустыни, исповедник веры, 22 года проведший в заключении. – «Стол») не канонизирован. Отец Агапит (Таубе) был прославлен с огромной задержкой (монах Агапит (Таубе; 1894–1936) – духовный сын оптинского старца Нектария, в 1927 году приговорён к трём годам заключения в Соловецком лагере, в 1930-м – к трём годам высылки в Северный край, в 1931-м в ссылке арестован и отправлен в Мариинские лагеря; прославлен как преподобноисповедник. – «Стол»). И получается, среди оптинских отцов, сгинувших в лагерях или выживших и потом окормлявших новые поколения христиан, кто-то прославлен, но гораздо больше тех, кто не прославлен.
То же и с высокопетровскими отцами, и с зосимовскими старцами. Из зосимовских подвижников практически никто не прославлен. Из тех, кто окормлял подпольные общины Высоко-Петровского монастыря, прославлены буквально несколько человек, хотя это была, наверное, самая крупная сеть подпольных общин в Советском Союзе. Из них прославлены отец Фёдор (Богоявленский; 1905–1943) (член общины будущего архимандрита Сергия (Савельева), затем – общины Высоко-Петровского монастыря; с 1933-го по 1941 год неоднократно арестовывался; скончался от пыток в тюрьме в Балашове. – «Стол»), отец Косма (Магда; 1904–1937) (талантливый проповедник, друг будущего преподобномученика Фёдора (Богоявленского); после арестов в 1930-м и 1935 годах отправлен в Бамлаг, где в 1937 году расстрелян. – «Стол»). Но при этом огромное количество членов общин Высоко-Петровского монастыря не прославлены. Отец Никита (Курочкин), человек, который был духовным отцом святого Фёдора (Богоявленского) и перед смертью напутствовал в ссылке святого Никона (Беляева), сам в лике святых не прославлен (архимандрит Никита (Курочкин; 1889–1937) – один из духовных наставников тайной общины Высоко-Петровского монастыря; арестовывался в 1924-м и 1930 годах, после второго ареста сослан в Северный край, по возвращении из ссылки жил за 101-м километром. – «Стол»).
Преподобномученик Феодор (Богоявленский). Фото: vpmon.ruМаксим Зельников: Это говорит о том, что система канонизации несовершенна. В то же время в какой-то части церковного народа эта память хранится. Всё-таки эта память о новомучениках востребована, пусть и не всеми.
Священник Максим Плякин: Я занимаюсь изучением подвига новомучеников уже больше четверти века, и за это время сделал для себя чрезвычайно грустный вывод. Абсолютное большинство имён в календаре новых мучеников церковному народу не говорят ни-че-го. Эти имена немы для тех, кто читает наш календарь. А те имена, которые что-то всерьёз говорят, далеко не всегда в этом календаре содержатся.
Эти люди часто в храм не заходят
– Действительно, опыт святости XX века как будто трудно уловим при помощи старых критериев канонизации. Но есть ведь и какие-то внутренние, менее формальные критерии святости в церковном самосознании. Можно ли сказать, что сам опыт новых мучеников и исповедников влияет на церковную жизнь и на понимание святости? И где эти люди, которые чувствительны к опыту новомучеников и исповедников?
Максим Зельников: Это люди, которые по-настоящему научены жизни по Евангелию. Я считаю, для того чтобы опыт этих святых был востребован, в нашей церкви нужна полноценная катехизация. Христиане должны быть подготовлены к христианской жизни не на уровне какого-то потребительского подхода: пришёл в храм, удовлетворил свои духовные нужды и ушёл. Нужно, чтобы люди хотели отвечать и за свою жизнь, и за жизнь церкви, чем-то ради этого жертвовать. Сейчас у нас в церкви катехизация зачастую свелась к двум беседам перед крещением, а иногда даже и не к двум, а к одной.
Священник Максим Плякин: Вы знаете, даже и эти две беседы снизили поток желающих креститься на порядки.
Максим Зельников: Но я глубоко убеждён и по собственному опыту знаю, что есть люди, которые не просто готовы всерьёз вкладываться в свою христианскую жизнь, но которые этого жаждут. Другое дело, что в церкви сейчас не видно ориентации на то, чтобы на этих людей сделать ставку. Это могут быть не всегда прихожане, завсегдатаи наших храмов, которые больше всего ориентированы на религиозно-обрядовую часть церковной жизни. Люди, которые полюбили Евангелие, часто в храм даже и не заходят. Если бы у церкви нашлось достаточно решимости к этим людям пойти, разыскать их, следуя хотя бы опыту наших замечательных православных миссионеров XIX века! У нас же есть опыт миссии не как борьбы с сектами, а как проповеди Евангелия среди инородцев. Как говорил покойный протопресвитер Виталий Боровой, мы нуждаемся в новой христианизации построссийского пространства. Этого нам и не хватает. Я в этом уверен.
Продолжение следует
Беседа записана в рамках проекта «Науки о человеке»
