Дневник артиллериста. Часть 5: Прорыв

Публикация «Воспоминаний о войне» Николая Никулина приблизила к нам сороковые, показав их без ретуши. Похожий по тону военный дневник – правдивый и честный – нашёлся в семье преподавателя Свято-Филаретовского института Марии Дикарёвой. Впервые предлагаем его вниманию читателей

Наступление советской армии на немецкие позиции. Фото: history-doc.ru

Наступление советской армии на немецкие позиции. Фото: history-doc.ru

Начало. часть 1, часть 2, часть 3часть 4.

13. Птичь: снарядов нет

Птичь. Приехали на прорыв. Впереди река, её-то и надо форсировать. Трудно: лёд где растаял, где разбит. Выбираем пункты на высоте, генерально оборудуемся. Я не особенно стараюсь, предчувствуя пехоту-матушку, и только в последний день перед отбоем отгрохали культурную землянку, а то ютились и работали в теснейшей берлоге. Всегда так и бывает: где не рассчитываешь долго пробыть, сидишь долго. Так и в этой конуре мы прожили полмесяца. А каким событиям была свидетельница эта землянка!

Этому боевому порядку предшествовало 2 или 3. Сначала, приехав ночью на место, бросились очертя голову искать свою пехоту, дошли до противоположного рва – района П., встали. При свете солнца предстали крыши Птичи, впереди болота, по сторонам на бугорках исковерканные взрывами громады ДОТов (долговременная огневая точка – «Стол») – здесь проходил УР (укрепленный район – «Стол»). Днём ветер, солнце, мох цветет, распускается верба, снег быстро сходит. Лёд, к нашему счастью, ещё держится на болотах, сверху только вода. Пробыли мы 2 дня, отправляясь на ночь на огневую, проводили днём пристрелку «журавлей» и смотали связь, чтобы через 3 часа подать её в том же направлении, только вперёд, через болота, в д. Хрустная. Только что выбили немцев, по избам и погребам шарят солдаты, из подвалов вылезают жители защищать своё добро. Около взорванного ДОТа ребята ночью роют землянку-пункт; дождь, ветер, клонит в сон, пойдут за 400 м в деревню за накатом и завалятся в сарае спать. Я «прокимарил» ночь в чьём-то блиндаже, сидя на корточках у печки. Утром, только пришел комбат, пошёл в батальон, засел в КП (командный пункт – «Стол») в крайнем доме деревни, откуда видны были кусты и разрывы. Там наша пехота, за ними – немцы. Надо туда, подавлять ОТ (огневую точку – «Стол»), а снарядов нет. Пробыли сутки – отбой.

Февраль 1944 года

Дот на линии Сталина в районе реки Птичь. Источник: retropetrikov.by

14. Багримовичи: «Русь! Буль-буль»

Багримовичи. Огневые на месте. Мы – на левый фланг. Высотка со взорванным ДОТом, внизу стоят «самоварники» (противотанковые самоходные артиллерийские установки – «Стол») – ориентир хороший! Но другого места нет. Землю «рвут» прямо из-под ног. Делать нечего, оборудуемся здесь. Не выспавшись даже в построенном жилище, только перекусив, иду искать батальон, потом роту. Опять болото, кустики, полянка, на ней стог травы осоки, под ним блиндаж комроты. Забираемся туда: я, радист, связист. Народу до чёрта. 2 ротных обещают выгнать всех на улицу, но куда же гнать под разрывы? Теснимся. Вдавливается ещё старшина с обедом. Выпили, закусили. Ротные, молодые парни моих лет, радушно угощают, ожидая взаимно от меня и от моей рации чудесного истребления немцев. Скорчившись самым невероятным образом, провёл ночь.

Утром – «концерт». Пехота пошла вперёд, но, дойдя до речки, попала на взломанный лёд, залегла, потеряв половину. Из КП батальона грозные приказы: «Вперёд!». Роты опять поднимаются, заходят на лёд и, выслушав крики немцев («Русь! Буль-буль!») и очереди пулемётов, снова отходят. Ротный так и не вылезал из блиндажа, грустно вопрошая сам себя: «Ну куда я пойду?» (в обед ему принесли ещё 1 орден в добавление к 2 прежним). Приказывают мне помочь пехоте. Вижу траншеи. Вызываю огонь. Комбат пристрелял чёрт его знает где: траекторию слышу, разрывов у сарая нет! Ещё огонь, ещё! Наконец разрыв, л160! Корректирую правее и ближе. Вот-вот попаду в траншею! Вдруг гневный голос из трубки нового КД прерывает мою пристрелку: «Куда ты, так раз так, стреляешь, сейчас по НП попадёшь! Видишь разрывы?» – «Вижу» – «Если ты мне очки втираешь, берегись!» – «Разрешите последний выстрел?» – «Давай!». Выползаю вперёд, чтобы лучше видеть, и замечаю, что снаряды уже рвутся у траншеи, а я огня не давал! Спутал разрывы! От моей уверенности нет и следа. Упавшим голосом командую: «Огонь!» – и выслушиваю, слабо оправдываясь и ещё упрямствуя, громы КД. Связь порвалась! Жду с неприятным тошнотворным чувством результатов за стрельбу «по своим».

Ведь я добрых 15 минут лупил по нашей земле, перед речкой. Пехота снимается. Я иду за ней. Отходим километра 4 от передовой (её, не заменив, сняли!), приказывают установить с ними связь! Не тороплюсь выполнять это безрассудное приказание: оказался прав, через час – отбой! Едем на правый фланг, 4 км от Хрустной, но проехали целые сутки! Так уж нас леший носит по этим лесным дорогам, что меньше, как на 1 000 тонн мы горючего не расходуем. Вот на этом-то НП и разыгрались многие трагедии. Конечно, ночью, конечно, один, конечно, на свой риск доставая лес, оборудую пресловутую землянку, НП. Ночью, лёжа в ровике с комбатом, чуть не были задавлены автомашиной с лесом. На огневой готовятся к прорыву основательно, накрывают оружейные окопы, зарываются в землю, ожидая приезда комиссий. Нас гоняют с разведкой. На второй день посылают в пехоту. На наше «счастье» навалил снег, занёс ровик, только из отдушины пар валит. Холодно. Сижу больше у комбатальона, м-ра Одинокого. 3-й год воюет и не ранен (не мудрено, сидя всё время в блиндаже).

Проходят сутки, переправу через речку разбили, есть не несут. М-ор не хлебосол, даже намекает на то, что я мог бы и в ровике пролежать. Один раз, второй, совести у меня давно уже нет. Думаю, где бы подшибить на пехотной кухне похлёбки. Наконец попросту попросил освободить блиндаж. Что ж, залез в ровик, солдат затеплил камин в стенке из тола: копоть страшная, зато хоть ненадолго тепло. Обстреливает эти кусты сильно, а в ротном расположении просто ад. Молю Бога, чтобы не мне выпало идти туда. Приказывают КВУ3б (командующий зенитной батареей – «Стол») Корсакову, моему орловскому спасителю, на ночлег. С ним мой радист. Связь всё время рвётся (её вырезают соседи, вставляя в побитые места, ком. бат-на выслал даже патрулей на линию, но тщетно, связь с ротным держалась только через посыльных).

Наконец связи совсем нет. Прибегает посыльный: «Артиллериста убило, двух ранило. Прямое попадание в ровик». Посылаю людей вынести раненых и Корсакова. Вот уж случай! Пожалел людей, сделать перекрытие не поторопился и вот сам без головы, один тяжело ранен, а мой Кобыляцкий без пальца. Как ему не хотелось идти вперед! Лежу и думаю о Косте и о виденном у ком-ра бат-на. (Сваливается с лошади приехавший в сильном подпитии м-ор, пом. ком. полка по строевой части, выспрашивает у Одинокого обстановку, тот очень сдержанно и осторожно говорит о своих возможностях. «Эх, ты, тихоня! Вот смотри Калиновский – давно уже в траншеях!» – укоряет он его, выслушав бравый доклад по телефону от ком-ра соседнего бат-она, сидящего в кустах метров за 400.

Советские пехотинцы в бою. Фото: mil.ru

Одинокий усмехается только на такую неумную конкуренцию, но пьяный майор меняет тон, заискивающе: «Ну, голубчик, возьмём деревню?» – кончает он фанфаронскими похвальбами. Хватает трубку и докладывает «хозяину» (к. дивизии), что деревня взята, наши идут вперёд и «всё хорошо, прекрасная маркиза!» – в таком тоне. Ком. бат-на в ужасе от своих «успехов» (надо будет оправдываться) пытается вырвать трубку, но с ним майор сражается не менее победно, посылая всех «к ху...м-с!». Наконец он навоевался, скис, прослезился, задремал. Приезжает «с верха» проверка в лице капитана. Тот думал, что батальон невесть где уже, и расходился, влетев в землянку, застав там Одинокого: «Как? Почему не впереди? А где же успехи? Что за доклад?». Очухавшийся майор слушал- слушал этот «разнос», да и изрёк: «Был ты командиром батальона, хороший человек был, стал начальником отдела, - ну и б… стал!». Капитан опешил, но тон сбавил.)

Этими и подобными им полезными размышлениями развлекал я себя в промежутках между дремотой в ожидании, когда же принесут поесть. Прошло более двух суток! Наконец прорвался через переправу мой кашевар, принёс водички похлебать и радостную весть, что нас заменят. Через 2 часа мы с ком-ром батареи газовали на 3-й скорости по мосту, который немец принялся снова разрушать. Пот расчертил моё лицо потоками сажи от тола. Вид был весьма живописный, когда я выбрался из колонны сгрудившихся у переправы повозок в разорванной перепачканной глиной шубе, растерзанный, нагруженный трофейными аппаратами и палаткой.

Чуть отдышавшись, умывшись, поев, засел за документацию. Опять не слава богу. Вырвались из пехоты, попали в лапы комиссии. Уж нас гоняли-гоняли: и окоп не так вырыт, и дежурства нет, и целей мало, и документы несвоевременно представляешь. А попробуй представь, когда на полу лежат один на другом разведчики и коптит убогая гильза.

…«Коварство и любовь»

Встали в оборону. Оборудуемся всё капитальнее. Соорудили наконец пресловутую землянку для комбата… и 13 сыграли отбой. Едем на отдых. Отвоевались.

Февраль 1944

Окончание следует

Читайте также