Вокзал для своих

Они не любят говорить о прошлом и о том, как оказались на улице (при этом историю соседа расскажут охотно!). Для одних это трагедия, для других – образ жизни. Наш корреспондент, с 2018 года помогающая волонтёрскому проекту «Накорми бездомного», рассказывает о своём опыте общения с обитателями Ярославского вокзала в репортаже «Стола»

Шах, Азад, Владимир (справа) и волонтеры фонда. Фото: Тата Невская

Шах, Азад, Владимир (справа) и волонтеры фонда. Фото: Тата Невская

–Ты слышал, Вартана посадили…

– Да знаю уже.

– Хороший человек был Вартан. Жалко его. Не знаю, конечно, как ты к нему относишься, но мне вот жаль его очень…

С этого диалога двух потрёпанных жизнью мужчин, явно без определенного места жительства, начинался один из вторников 2018-го – первого года работы фонда «Накорми бездомного». Во вторник, субботу и воскресенье в 12.00 дня волонтёры фонда собираются на площади возле Ярославского вокзала, чтобы накормить тех, кого общество предпочитает не замечать. Это не государственная и не коммерческая структура. Нет. Просто неравнодушные люди в один из дней решили кормить тех, кто в этом нуждается на Ярославском вокзале. Дальше был создан общий чат, к которому мог присоединиться каждый, и каждый мог поучаствовать в этом деле посильной для себя суммой: кто сколько может. Кто-то 100, кто-то 200, кто-то 500 рублей. А кураторы тщательно отслеживали каждую копейку, договорились с кафе на закупку порций еды (каждый раз это в общей сложности 70–90 порций), а кто-то из кураторов даже готовит еду сам, дома. А затем отчёт о каждой копейке публиковался в общем чате.

Раздача еды. Фото: Тата Невская

И в этот вторник люди уже стояли и ждали своего часа, когда их покормят. В теньке от палящего солнца прятались мужчины: здоровались, обменивались новостями. Многие из них – хорошо одетые, приличные люди. На другой половине площади расположились женщины: в кофтах, шапках, с чемоданами…. Ведь весь свой скарб они таскают за собой или на своих плечах (если есть рюкзаки).

Волонтеры движения «Накорми бездомного» только приехали, а очередь уже ждёт. Фото: Тата Невская

Вот подъехали машины, из них вынесли складные столы, термопоты и людской поток потянулся выстраиваться в очередь. Поначалу было страшновато: никакой очереди не было, люди напирали друг на друга, кричали, вели себя агрессивно. Были и откровенные драчуны, задирающие всех, были пьяные, побитые. С ними было сложно. Дрались за порцию, ругали правительство и организации, которые их кормят:  мало привезли, и чего вообще приехали? Мусорили.

В порции еды каждый раз бывает что-то новенькое, по сезону. Фото: Тата Невская

Сейчас ситуация другая. За те три года, что наблюдаю ситуацию я, люди стали более организованными, они спокойно выстраиваются в очередь, почти не дерутся, а лишь переругиваются. «Ой, пришла москвичка самая главная… Дайте ей лучший кусок, а то она же тут королевна», – рычит на бабушку мужчина в теле. «А вы-то сами откуда? Не из Москвы?», – спрашиваю.  «Ой, да нет, конечно. Скажете тоже! Я издалека, вы и места такого не знаете», – отвечает он. 

Этот мужчина мне так и не сказал, откуда он. Это вообще-то свойственно этим людям: говорить о прошлом они не хотят. Вообще. Совсем. Они охотно рассказывают о соседе, жалуются на то, что всю жизнь проработали, а теперь вот и без пенсии, и без дома, рассказывают о социальных службах, правительстве, обо всем на свете, кроме себя и своей жизни. А если что-то и говорят, то кратко и односложно: «Родственники выселили и выписали из квартиры». Или говорят: всё потерял. Как потерял? «Да вот так», – отвечают. И молчок. Правда, рядом с таким человеком, как правило, возникает кто-то, кто говорит: «Ой, да слушайте вы её больше! Три квартиры у неё было. И все пропила. Выписали ее. Она вам тут сейчас нажалуется на свою судьбинушку». 

И это тоже факт. Видимо, для того, чтобы выжить на улице, выжить так, как они выживают, надо уметь врать и рассказывать о себе жалобные истории. В этом они виртуозы. Но не исключено и то, что многие говорят правду. А чаще они рассказывают такой коктейль из правды и лжи. То ли облагораживают свой облик, то ли просто недоговаривают. Вот как Азад, которому 77 лет и который теперь уже сам помогает волонтёрам: разливает чай и кофе, помогает кураторам нести термопоты и сумки с едой. Он из бывших бездомных, как и Владимир, волонтёр проекта «Сердце улицы», бывший бездомный, который сейчас живёт в хостеле. Есть среди помощников и другой Владимир – черноволосый восточный красавец, который ходит в костюме в 35- градусную жару и за всё славит Бога – и за друзей, и за врагов. Он, в отличие от первого Владимира и Азада, всё ещё живет на вокзале.

Владимир (слева) разливает чай. Фото: Тата Невская

С Азадом мы шли вместе уже после кормления и говорили о жизни и его судьбе. Ему 77 лет, живет он где-то в Подмосковье, снимает койко-место за 4 тыс. рублей. Подрабатывает тем, что хорошо знает сельское хозяйство.  

Родился он в Узбекистане, в кишлаке, но по паспорту почему-то казах. 

– У нас было полно староверов, – рассказывает он. – Помню как сейчас. Ходили с бородами, а мы маленькие были, ребятня, бегали за ними. Все очень дружили. И на Пасху христосовались, и Ураза-байрам вместе отмечали. 

Отучился там же, в Узбекистане, закончил Институт пищевой промышленности, и по распределению попал в Литву, в Вильнюс. Там и остался. Женился на польке и жил в районе Жемайтия. Азад до сих пор помнит, что «лабас диенас» по-литовски – это добрый день. 

– Пришлось выучить язык, я же занимал ответственную должность, – рассказывает он. – Был товароведом в «Литпотребглавсбыте». В общем, работал в торговле. Отвечал за фрукты и овощи, в чём всегда разбирался. Я тогда пил каждый день. А знаешь почему? Командировки были. А там что? Выпиваешь. С утра в гостинице. Яичница на завтрак, кофе и коньяк берешь или вино. И командировки были обычно в Молдавию. У меня тогда шальные деньги были, а деньги развращают. У нас был главный бухгалтер – женщина-еврейка. Умная. Мне в матери годилась. И опекала меня. Она мне как-то пришла и сказала: разводись. И пояснила, что могут меня посадить и тогда отберут всё, что есть, что записано на жену. А если мы разведемся – всё останется. А жена работала вместе со мной. У неё другая специальность, но я её устроил к себе работать, на склад. И вот бухгалтер и ей тоже сказала: так, мол, и так, надо разводиться. Так что мы с женой с тех самых пор в разводе. Двое детей у нас. Инженеры сейчас. По 40 лет обоим.

За всё время, что мы шли и говорили, Азад ни разу не назвал детей по имени и не сказал, кто у него – сыновья или дочери? Не назвал и имени жены. А на вопрос, почему они не помогут ему с документами, он отвечал, что они, мол, в Литве, а это Евросоюз, и ничего поделать нельзя... В Москве Азад живет три года, так он сам говорит. А до этого жил в Рязанской области. Правда, тоже говорит об этом вскользь, уходя от ответа.

– Семью не видел два года. А раньше мы виделись. У меня вообще никаких документов нет. А там Евросоюз. Мы встречались на нейтральной территории – в Белоруссии. Из России в этом смысле легко: сел на машину и доехал, никто там документов не спросит. И им со стороны Литвы было примерно так же. Там, где граница с Литвой, есть такой зелёный коридор, и можно перейти. Так мы и встречались.

Раздача еды. Фото: Тата Невская

Азад ходил на вокзал за питанием, и кто-то из волонтёров предложил ему помощь в восстановлении документов. 

– Паспорт-то Советского Союза был, – говорит Азад, – литовцы паспорт не дали. 

Позже Азад мне скажет, что литовский паспорт был, но его сожгли. С точки зрения хронологии и фактов очень сложно восстановить полную картину случившегося, зато истории из жизни он рассказывать любит. Из них следует, что после Литвы он жил в Саратовской, а потом и в Рязанской области. Почему он там оказался – об этом молчит. Но факт остаётся фактом: паспорт у него сейчас был только советский. (Он никогда не работал по-белому, вот и получилось так, что паспорт не был востребован.)

– Вот когда сделают документы – уеду, – говорит он. – Нет, не в Литву, не к детям… Куда-нибудь подальше от Москвы, может, в Калужскую область или ещё куда… В Москве мне не нравится. Нет смысла. 

Ещё двое бывших жителей Ярославского вокзала – парочка в возрасте, Татьяна и Шах. Она русская, он – из Афганистана. В России живёт ещё со времён окончания афганской войны. Все называют его Шахом, а настоящего имени никто не знает. Интеллигентный человек, бывший преподаватель музыки, образованный, хорошо разбирающийся в технологиях. 

Их судьба изменилась благодаря волонтёрам фонда. С их помощью Татьяна нашла работу на Царицынском мясокомбинате. Им помогли снять комнату рядом с новой работой. И все надеются, что эти люди смогут вернуться к нормальной жизни.

Очень часто жизнь людей, живущих на вокзале и в парадных, связана с пьянством и тюрьмой. Здесь редки случаи, когда человек не пьёт. Они есть, но это как бы исключение из правил. Таковы Рая и Владимир, которые с помощью волонтёров ездили в паломничество в монастырь в Ивановскую область. Разные бывают потребности у людей, которые живут на улице: большинство обращается за лекарствами и медицинской помощью, просят отдать им старый телефон с сим-картой для связи, рюкзаки, тёплые вещи, бельё и носки. А Рая и Владимир (он из Азербайджана и на самом деле зовут его как-то иначе, но он предпочитает, чтобы его звали Владимир) попросили денег на поездку в монастырь. Волонтёры купили им билеты, посадили на поезд, и те поехали помолиться. Случилось это перед Новым годом. Вернулись довольные. Владимир всю жизнь работал водителем, и сейчас ему помогают восстановить водительское удостоверение, чтобы он мог устроиться на работу. Он помогает в кормлении, стоит на раздаче чая. Радуется и благодарит Бога за всё.

Помощь нуждающимся оказывается не только едой, но и лекарствами. Фото: Тата Невская

– Как же вы тут оказались? – спрашиваю. – Я смотрю, все вещи в сумке с собой носите? 

– Да, — говорит, – у меня в свое время много врагов было. Вот так и оказался. 

– Так, значит, враги виноваты? Всё они?

– Только не подумайте! Я всех своих врагов благословляю. Нет-нет, никакой мести или зла. Пусть живут мирно… Слава Богу!

Завсегдатаем кормления на Ярославском вокзале был и Сергей – красивый молодой мужчина. Тихий, скромный, как оказался на улице, никому не рассказывал. Приходил, брал свою порцию и просил обезболивающее. У него была челюстная опухоль, болела сильно, но к врачам он не обращался. А потом Сергей умер. От рака. Опухоль оказалась злокачественной. У него никого не было, неучтенный человек, как говорится. И поэтому похоронила его социальная служба. 

Андрей был другом Сергея. Молодой ещё человек, родом из какого-то глухого белорусского села. Он мне ещё в 2018 году рассказывал истории о том, что не может устроиться на работу, потому что гражданин Белоруссии. Когда я предложила ему вернуться на родину, говорил: «Нет, не могу. Я документы потерял. Да и что там делать? У меня никого нет, я совсем один. А в Москве интересно, жизнь! А там я что делать буду?» Но когда умер Сергей, и некому было его даже похоронить, он сказал волонтёрам: «Я хочу вырваться из этого, мне надоела такая жизнь». 

Андрей из Белоруссии вернулся в Москву и устроился работать на железной дороге. Фото: Тата Невская

И ему помогли. Волонтёры одели его, обули, накормили и сходили с ним в посольство Белоруссии, чтобы сделать паспорт. Когда отправили запрос, пришли его данные. Оказалось, у Андрея живы и мать, и отец, и есть брат. А через какое-то время Андрей уже праздновал получение паспорта. Волонтёры собрали ему денег на билет, и он поехал домой. Оттуда прислал фотографии. Помог родителям по хозяйству – в деревне-то всегда работы хватает, – погостил у них, но оставаться не захотел. Для него, как для старшего брата из фильма «Брат 2», вся сила здесь. Только для брата «здесь» – это Америка, а для Андрея – Москва. 

Вернулся в Москву, и... снова был обнаружен среди тех, кто посещает кормление. Но только теперь уже Андрей устроился на работу: он работает на железной дороге, охраняет пути…

Волонтёр движения «Накорми бездомного» Кира – юрист. Она помогает бездомным с восстановлением документов, рассказывает, как недавно помогла восстановить документы Владимиру из Ростова.

– Ему 42 года, – говорит она, – и у него плохое зрение и слух. Знаю, что у него есть родственники, но там тяжёлая ситуация в семье – никто ему не захотел помочь. Документы свои он потерял и так и остался на улице. Но людей, у которых реальные проблемы с документами, здесь единицы. И они сразу исчезают из нашего поля зрения. Был парень 1985 года рождения. Мы ему сделали паспорт, и он тут же исчез, только написал мне смс: «Кира, спасибо, у меня все хорошо, я устраиваюсь на работу и, как только заработаю первые деньги, – сделаю пожертвование в вашу организацию».

И это не единичный случай – кто-то из бывших бездомных перечисляет пожертвования, кто-то приходит работать как волонтёр. «Это для нас самое большое вдохновение и награда, для того чтобы продолжать», – говорит волонтёр и куратор движения «Накорми бездомного» Татьяна Лемешева.

Но много и таких, кому просто нравится этот образ жизни. Как-то зимой волонтёры нашли комнату бабушке, которая всё время приходила поесть. «Ой, нет, я никуда не хочу! Мне веселее жить в парадной: там тепло, и у меня там подруга», – заявила она.  

Азад считает, что волонтёрская деятельность вообще развращает: «Вы понимаете, это вредно! Ведь человек привыкает, что его кормят, дают ему одежду, какую-то помощь. Зачем ему идти на какую-то работу? Мне один парень так и сказал: это же свобода – как хочу, так и живу – есть дают, на выпивку всегда найду, сплю на вокзале». 

Но есть и другие примеры. Кира рассказывает о москвиче, у которого были проблемы с сыном. Тот имел судимость и выписал отца без его ведома. Отец оказался на улице. «У него есть родственники, есть и внучка, но им на него плевать, как я поняла, – говорит волонтёр. – Это, как правило, люди, которые друг другу просто не нужны». Есть ещё журналист из Краснодара, он потерял документы и живёт сейчас в хостеле. «Ему всего-то 30 лет, – рассказывает Кира, – приехал покорять Москву. Не покорил, а родственникам в этом сознаться было стыдно. Сейчас подрабатывает на разовых шабашках и на стройках». 

Все истории с потерей документов и денег у этих людей происходят по похожему сценарию: люди пьют, затем в опьянении теряют и то, и другое и оказываются на улице. Ну, а органы внутренних дел очень неохотно принимают заявления от таких людей. Поэтому очень важно, чтобы с ними пришёл кто-то более представительный. «Эти люди, как правило, малограмотные, многие приезжие из других республик, они зачастую плохо говорят по-русски и объяснить толком ничего не умеют, не могут сформулировать мысли», – поясняет Кира. 

Важно то, что несмотря на ковид, пандемию и карантины, которые время от времени накрывают Москву, кормление бездомных на Ярославском вокзале практически не прекращалось. Разве что тогда, когда был запрет на выход из дома. Все волонтёры в масках и перчатках всегда.

Каждую субботу и воскресенье приходит более 70-80 человек, по вторникам - меньше. Фото: Тата Невская

– Я Эльбрус Голеславов. Из Уфы. И я жив только благодаря этим людям, вот этой девочке, вот этой Тане, у которой доброе и большое сердце, – кричит мужчина в кепке и голый до пояса. Мы никому не нужны, а вот им – нужны! И благодаря им мы живы. Они нас и лечат, и кормят, и показывают нам, что есть другой мир…. 

Он кричит со слезами в голосе. И да, скорее всего он выпил и глубоко зависимый человек, который дерётся в уличных драках и может, но не хочет работать. Но когда он говорит, ему веришь. И надеешься, что действительно, увидев и почувствовав на себе другое к ним отношение, они смогут вернуться к нормальной жизни.

После кормления подопечные фонда сами убирают мусор в мешки. Фото: Тата Невская
Читайте также