День второй
«Если ты ловил кого-то вечером во ржи, то в сорок лет, если доживешь, отправляйся-ка, дружище, в жёлтый дом.» Можно в режиме лайт, в отделение расстройств аффективного спектра: депрессия, тревожность, неврастения, расстройство адаптации.
Тебе поставят диагноз и начеркают его пляшущими человечками на карте, а ты запомнишь и подсмотришь расшифровку. Реакция на длительный стресс, Холден. Ты не железный человек, увы. Вся твоя жизнь — длительный стресс, ведь ты так никого и не поймал над пропастью, дурень ты эдакий. Все, что ты делал, это носился среди колосьев, раскинув руки, - совершенно голый, восторженный и несчастный.
Главное, чтобы ребятишки не упали! Опомнись, ты сам уже упал. Теперь тебе показан щадящий режим, временный отказ от эмоций (унесите пудинг!), вкусные таблетки и больничная диета из каш на молоке и котлет на хлебе. Арт-терапия, задачи на логику, фортепиано в холле, библиотека с Чеховым и Гончаровым, а также стол для пинг-понга. Как у Форреста Гампа, помнишь? «Никогда не знаешь, какая конфета тебе достанется, пока не попробуешь».
По отделению туда-сюда ходит девочка Даша двадцати пяти лет. Ходит и спрашивает у всех подряд: «Вы не знаете, почему меня в школе обижали?». А потом добавляет, серьезно заглядывая в глаза: «Мне это было очень обидно». Ты не знаешь, что ей ответить, Холден, и говоришь: «У тебя красивая ночнушка». Да, девочке Даше досталась дрянная конфета.
Беги, Форрест, беги, если можешь. Холден тебя поймает.
День третий
НИИ, в котором я нахожусь, делит территорию с одной из старейших психиатрических клиник Москвы, то есть территория больничная одна, но разница есть. Мы, НИИшные, из отделения расстройств настроения, - тихие депрессивные поэты с тонкой душевной организацией. Но вилок нам не дают, на всякий случай. Серебряный век. Черненое серебро. У нас почти свободный режим, мы можем покидать отделение и территорию больницы во время прогулок, а в пятницу, после утреннего обхода, можно отправиться на побывку домой. Кто хочет, конечно, и кому разрешил врач. Кто чувствует в себе потенциал и кого не пугает перспектива снова окунуться в этот безумный мир вне больничных стен.
В психиатрической клинике, которая рядом, режим строгий и пациенты там сложные. Окна с решетками и прогулки под присмотром. Все в темно-синих халатах и куртках. У некоторых отделений свои огороженные площадки для прогулок.
Я шла вечером мимо их корпусов и увидела, как пожилая женщина ест что-то пальцем. Хочу думать, что творожок или йогурт. Если нам-то, декадансу, вилок не дают, то им, ренессансу, наверное, и ложек не положено.
В понедельник я, как Макмерфи из фильма «Пролетая над гнездом кукушки», вывела с собой на прогулку двух женщин с паническими атаками, которые до этого боялись выходить за территорию.
Собираюсь на прогулку, а соседка по палате, Лена, выглядывает из-за угла: «С тобой хочу!». Пойдем, отвечаю. Она мнется. У меня, говорит, на всякий случай в кармане будет таблетка, ты мне, если что, половинку сунь. А я знаю, что однажды Лена подавилась какой-то едой и после этого ела только детское пюре из баночек месяц — так она испугалась, что может умереть, подавившись едой. Не бойся, говорю, я, если что, тебе таблетку разжую и в рот плюну. Она сначала удивляется, потом смеется, и мы идем гулять. Заходим в магазин, устраиваем там гей-гоп и йух-ху, скупаем всякое вкусное, а еще туалетную бумагу, зубную пасту и прочее. Возвращаемся.
Я остаюсь посидеть на скамейке в больничном скверике, где гуляют пациенты в синем, разглядываю площадку и вижу дерево, на котором висит старый почтовый ящик. Откуда он там? И зачем? Неожиданно появляется маленькая кошка, немедленно запрыгивает мне на плечо, тычется носом в ухо, обнимает лапами, включает тарахтелку и засыпает, будто всегда здесь и росла, а я смиренно сижу в серо-рыжей горжетке, боясь шевельнуться. Потом делаю сэлфи.
Продолжение следует...