О том, как апостроф твёрдый знак заменил

Отчасти эту идею подтверждает в своих воспоминаниях и сам нарком просвещения Анатолий Луначарский. Он писал, что Ленин ожидал реформы даже более радикальной – с латинизацией языка.

– Если мы сейчас не введём необходимой реформы – это будет очень плохо, ибо и в этом, как и в введении, например, метрической системы и григорианского календаря, мы должны сейчас же признать отмену разных остатков старины. […] Я не сомневаюсь, что придёт время для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно. Против академической орфографии, предлагаемой комиссией авторитетных учёных, никто не посмеет сказать ни слова, как никто не посмеет возражать против введения календаря. Поэтому вводите её (новую орфографию) поскорее, – требовал Ленин.

Так чем же раздражали эти буквы и что ещё изменилось тогда в русском языке? Дело было в том, что многие орфографические формы действительно сильно устарели. В земских школах людей учили одному, но едва они заканчивали обучение, как принимались писать по-своему, попроще. И октябрьский декрет только лишь поставил точку в процессе, который начался до революции.

О предпосылках реформы «Столу» рассказал преподаватель церковно-славянского языка Свято-Филаретовского института Кирилл Мозгов:

– Октябрьскому декрету предшествовал указ, подписанный Луначарским и опубликованный 23 декабря 1917 года. Он был помягче, носил рекомендательный характер и, в свою очередь, продолжал реформу, которую инициировало ещё Временное правительство до прихода к власти большевиков. Они фактически поставили свою подпись под подготовленной лучшими филологами России программой орфографических перемен. О том, что перемены нужны, говорили уже в XVIII веке. Некоторые издания даже печатались без «еров» (Ъ) ещё в то время. Собственно говоря, орфографическая комиссия, которая готовила эту реформу, была собрана только в 1904 году.

В то время реформа затормозилась в результате событий 1905 года. Но к этому вопросу вернулись позже в декабре 1913 года на первом Всероссийском съезде по вопросам народного образования. Затем идею реформации поддержали на съезде преподавателей русского языка и словесности в конце 1916 года. Такое внимание к вопросу с одной стороны говорит о том, что какие-то перемены действительно были нужны и эта мысль не была просто спущена сверху.

– Речь шла о том, что многие буквы в языке утратили своё особое, уникальное место в силу разных причин, – пояснил Кирилл. – Не то что к XIX веку, но гораздо раньше, «ять» и «е» полностью совпали в произношении. Люди толком не понимали, по какому принципу они пишутся в разных случаях. Законы, связанные с историей их происхождения, смогли описать гораздо позже, а тогда школьники просто заучивали слова с «ять» наизусть. 

Менее очевидная ситуация была с «ерами» (Ъ) и «ерями» (Ь). Ъ планировалось отменить везде, но потом решили, что в качестве разделительного твёрдый знак останется. В первом проекте реформы предполагалось отменить и Ь, но, по предложению Шахматова, оставили, поскольку в основе русской грамматики лежит не фонетический, а морфемный принцип. Другими словами, Ь в слове «мышь» или «рожь», например, нам нужен для обозначения склонения, а не для смягчения произношения.

Кроме изъятия ряда букв, декрет предполагал изменения в написании приставок, оканчивающихся на «з» и «с», а также разобрались с окончаниями. Вместо множественного женского «оне» стали «они», вместо «однех» – «одних» и так далее.

Одни сказали, что это редукция и страшный кошмар, а другие вздохнули с облегчением и продолжили выводить в своих тетрадях крючочки и палочки. Но то, что для рядового жителя было обычной реформой, для иных стало платформой для идейной орфографической борьбы. Так, белогвардейские и белоэмигрантские издания довольно долго печатались по правилам дореформенного русского языка. Кроме того, стали появляться статьи о сакральном значении исключённых букв.

– Да, было поветрие, что буква «ять» (Ѣ), если её можно было бы сравнить с неким зрительным образом, зрительным иероглифом, как бы знаменовала собой церковь. Само её начертание таково: крест сверху, полкуполочка снизу, – рассказывает Юлия Балакшина. – Потом, например, ушло различение приставок «бес-» и «без-», но появились приставки, которые стали писаться как «бес-», ассоциирующиеся с именем лукавого. Буква «фита» (Ѳ), которую изгнали из языка, начинает греческое слово «Феос», которое означает «Бог», и так далее.

Эта десакрализация подавалась противниками новой власти чуть ли не основным мотивом большевиков, издавших декрет. А сайт епископа Тихона (Шевкунова) pravoslavie.ru даже в 2003 году не чурался публиковать тексты об орфографической катастрофе, случившейся со всеми нами в 1918 году. Другой аргумент из этого ряда: если не писать в конце слов Ъ, то можно сэкономить при наборе и печати текста (экономика должна быть экономной!). Но вряд ли об этом думали Шахматов, Фортунатов и другие светила филологии, разрабатывавшие реформы в дореволюционное время.

– Никакого сакрального смысла там не было, – считает руководитель Научного центра по изучению церковнославянского языка Александр Кравецкий. – Собственно говоря, как раз в крестьянских письмах эти буквы отсутствуют, а все-таки крестьяне – это куда более показательные носители традиционной культуры, чем представители образованных классов. То, что в лубочно-народной письменности, во всяких благочестивых листках «ять» очень часть опускался, свидетельствует о том, что специального глубокого смысла в этом не было. 

С точки зрения Кравецкого, неграмотность была мощнейшим барьером, не пускающим учеников начальных школ получать образование дальше. Поэтому на демократической волне было принято решение сделать такой вариант орфографии, на который надо было бы меньше тратить силы.

– Собственно, Временное правительство весной 1917 года выпустило постановление о поэтапном введении реформы, согласно которому младшие школьники должны были учиться по букварям новой орфографии, а старшие классы учились бы по старой. Но эта реформа провалилась, потому что школьная система была достаточно инертной и без жесткого принуждения никто особо не хотел переходить на новые правила, к тому же в школах не хватало новых учебников. А советский декрет носил уже совсем другой – жёсткий репрессивный характер, – объяснил эксперт.

Кроме того, при большей сложности дореволюционные правила были куда более мягкие, чем послереволюционные. Вариативность дореволюционной орфографии и особенно пунктуации была больше чем сейчас. Таким образом, то, что ученики сэкономили на заучивании слов с «ятями», было скомпенсировано строгостью и сложностью других правил.

Букварь Кариона Истомина – первая иллюстрированная русская азбука, 1694 год.

Уж что-что, а строгость большевики обеспечить могли прекрасно. И если Бунин или Ильин могли критиковать новые правила, находясь в эмиграции, то у молодого, но весьма одарённого филолога Дмитрия Лихачёва этот номер не прошёл. За свой полушутошный доклад «О старой, традиционной, освящённой, исторической русской орфографии, попранной и искажённой врагом Церкви Христовой и народа российского» сделанный в дружеском кругу в 1927 году, он получил пять лет срока на Соловках.

Так что труден ли язык или лёгок – это вопрос второй. А первый вопрос состоит в том, что и как мы на этом языке говорим. Насколько свободна и ответственна наша речь, настолько она и грамотна. Или наоборот?

В любом случае, в ближайшее время в русском языке существенных реформ не предвидится. По крайне мере так считает Александр Кравецкий:

– Реформы современного русского языка, конечно, не будет. Потому что наше общество, как мы знаем, на пенсионный возраст реагирует спокойно, а вот на то, какого рода «кофе», за это все на баррикады пойдут.