Потом была статья «Православие». Главный редактор всегда смотрел на последнюю подпись в статье. Если подписал человек надёжный, он не читал. Поэтому, чтобы как-то замаскировать Аверинцева, последний раздел, «Православие в СССР», мы заказали Курочкину – специалисту из Института научного атеизма, который занимался православием. Последние 20 или 30 строк были написаны им. Когда мы посылали статью главному редактору, Аверинцева вычеркнули, а когда отправляли в типографию, подпись восстановили.
У нас была хорошая философская редакция. Половина людей ходили в церковь, у нас фигурировала религиозная литература, все читали Бердяева и других русских философов, и в пятом томе появилось очень много статей о них. Ну и, конечно, нам помогало то, что это всё прикрывал наш заведующий Александр Георгиевич Спиркин, без которого ничего бы не получилось (Александр Спиркин (1918–2004) – ученик Алексея Лосева, заместитель главного редактора «Философской энциклопедии», доктор философских наук, член-корреспондент АН СССР. – «Стол»). Он должен был как-то хитрить, обманывать главного редактора и, в общем, делать вид. Главный редактор наверху был академик, главный философ в Советском Союзе, он возглавлял отделение философии в Академии наук, был директором Института философии, и вообще у него было много разных дел, «Энциклопедия» для него была десятым делом – и слава Богу, он этим занимался, только когда надо было подписать в печать очередной том. И благодаря этому многое удалось. Так что надо было сначала как-то обойти институт Институт научного атеизма с помощью разных манипуляций и затем обойти Константинова – в этом уже большая роль принадлежала Спиркину.
При подготовке словаря «Христианство» был предпринят такой же манёвр, как со статьей «Православие». Последний раздел был заказан Юрию Александровичу Леваде, известному социологу, который написал раздел вполне спокойный в духе социологии религии, в духе Макса Вебера. Опять-таки, Левада – не Аверинцев, это имя прошло.
Ну а когда вышел пятый том, уже был большой скандал. Но всё обошлось, так как не хотели выносить этот сор из избы, потому что мы – точнее, главный редактор Константинов – хотели получить и получили Ленинскую премию за пять томов. Он в «Правде» написал: «Завершён большой труд», – и это закрыло возможности публично критиковать проект в печати, что, конечно, очень хотели сделать те же сотрудники Института научного атеизма, которые проглядели всё это совершавшееся безобразие. Так что критика шла только на закрытых обсуждениях, где предлагали даже считать этот том как бы не бывшим и издать другой том без статей Аверинцева, которые были названы ложкой дёгтя в бочке мёда. Вот такие курьёзы эпохи.
Каким он был братчиком
Священник Георний Кочетков: Юрий Николаевич, а сейчас, видите, получилось наоборот: если сейчас берут эти старые издания «Философской энциклопедии», то читают только Аверинцева.
Сергей Аверинцев. Фото: архив Преображенского братства
Юрий Попов: Да, всё остальное уже не читают. Пятый том уже был нарасхват, за него предлагали в обмен драгоценные билеты в какие-то неописуемые театры. В общем, что-то такое. Пятый том было достать невозможно, потому что там было несколько десятков статей Аверинцева. Ленинградский литературовед Наум Яковлевич Берковский рассказал, что друг написал ему письмо со словами: в идеологической жизни страны произошёл поворот – вышел пятый том «Философской энциклопедии». Так воспринимали его выход как знак: если в официальном издании появилось такое – значит, это уже идёт сверху…
– Разве что с самого верху.
Юрий Попов: Это, конечно, чудо. Такого не ожидали. Сам Аверинцев не ожидал. Вначале у нас всех вообще было впечатление, что будет просто академическая жизнь, ничего такого особенного уже не произойдёт, так и будем что-то писать. И это всё постепенно происходило, и Аверинцев писал всё более свободно… Он мне как-то сказал, когда я что-то ему предлагал сокращать – опять же к вопросу о проповеди: «Понимаешь, когда я пишу, я всё-таки думаю, кто-нибудь прочтёт это и, может быть, обратится».
– Отец Георгий, кроме этого, Аверинцев оказался ещё и членом православного братства. Как это было возможно и каким он был братчиком?
Священник Георгий Кочетков: Каким он был братчиком – я отвечу одним словом: он был верным братчиком, человеком, на которого можно было целиком положиться в самых трудных духовных и церковных вопросах. Я уж не говорю о том, что он прямо помогал нашему Преображенскому братству во времена гонений 1993–1994 годов, а потом 1997–1998-го.
– В смысле – заступался публично?
Священник Георгий Кочетков: Заступался. Я помню передачу с ним на радио «Эхо Москвы» (тогда это не были иностранные агенты, тогда это было просто радио). Вот он братчиком был настоящим. Жалко, что он не успел войти в общину, у нас обычно члены братства входят в какие-то общины.
– Более тесные отношения?
Священник Георгий Кочетков: Да, более узкие круги, такие духовные семьи. Я хотел ему это предложить, и уже была община, которая хотела его принять, и мы ждали его приезда, но это как раз оказалась та самая весна, когда с ним случился удар, и это стало уже невозможно. Но это почти ничего не меняет, потому что личные отношения он умел строить. Плюс он очень помогал в работе Свято-Филаретовского института и в издании журнала «Православная община». Я был тогда главным редактором, а он входил в редколлегию и был самым неформальным её членом – самый известный и самый занятой человек, и не самый здоровый по внешним критериям, он прочитывал журнал, давал свои замечания, и я ему очень благодарен. Это тоже братская жизнь.