«Стол» поговорил с Викторией Смолкин о том, почему, несмотря на все мощные инструменты, включая пропаганду и репрессии, проект «тоталитарного атеизма» провалился. И чем занято это «свято место» сегодня.
– Историей атеизма я начала заниматься, работая над диссертацией: я окончила аспирантуру Беркли в Калифорнии, моим научным руководителем был Юрий Слёзкин – историк, автор блокбастера «Дом правительства», который всерьёз занимается вопросами тоталитарного общества и ввёл такое понятие, как «милленаристская секта» применительно к большевикам.
Надо понимать, что я занималась этим вопросом в США, где понятие «безбожного коммунизма», которое часто используется и сегодня, было связано с образом холодной войны и являлось частью антикоммунистической пропаганды. И это придавало атеизму какое-то особенное значение, будто это была самая важная, даже центральная часть коммунистического проекта. Само понятие «тоталитарное общество» у американцев тесно связано с понятием государства, которое запрещает все конкурирующие источники власти и авторитета, включая политические, идеологические и духовные. С другой стороны, когда эта тема поднималась в кругу эмигрантов из СССР, им было крайне смешно и непонятно: со стороны советского человека атеизм ничего не значил, никто всерьёз его не воспринимал. Когда я приехала в Москву (это было в 2007 году), я нашла бывших профессиональных атеистов, и они были очень рады и удивлены: за последние 20 лет никто, кроме меня, атеизмом не интересовался. И это несовпадение меня заинтересовало, я стала изучать, как сами большевики представляли себе атеизм.
Демонстрация трудящихся на Красной площади в Москве 7 ноября 1937 г. Павел Трошкин / РИА НовостиЯ начала заниматься этой темой с другой стороны – со стороны новых обрядов, ведь если была цель вытеснить религию не только из политической, но и из культурной, и из общественной жизни, то это должно начинаться с самых личных моментов.
Я нашла «Проект внедрения социалистической обрядности», в одной сноске как источник были указаны материалы Института научного атеизма.
Институт этот был основан в 1964 году при Академии общественных наук при ЦК КПСС. Это был центр советской идеологической работы, именно здесь готовили штатных идеологов для всей страны. В созданный Институт научного атеизма стали набирать аспирантов, чаще всего молодых комсомольцев из разных мест. Они вообще о религии мало что знали, это не была их специальность. В институте их готовили стать профессиональными научными атеистами. Остался довольно объёмный архив (при РГАСПИ): заседания, доклады, стенограммы.
Когда я открыла этот фонд, я не могла оторваться, я стала заказывать все дела подряд и читать все стенограммы. А там обсуждались удивительные вещи: в чём атеистический смысл жизни, как нам объяснить смерть или как советскому человеку найти утешение в нашей идеологии? То есть самые что ни на есть экзистенциальные вопросы человеческого бытия. Меня поразило, что профессиональные атеисты искренне хотят найти на них ответ: до этого у меня всегда было впечатление, что это циничные бюрократы, но тут люди явно считали, что это важно не только для собственной карьеры, но и для общества.
Очередь в Мавзолей имени В.И. Ленина на Красной площади в Москве, 1957. Б. Колесников / РИА НовостиИ я решила, что новую советскую обрядность невозможно понять, если не посмотреть на то, зачем она была нужна и почему она в некоторых сферах внедрилась благополучно, а в других провалилась. Так началась трансформация книги в историю советского атеизма.
Церковь в России до революции всегда служила власти. Отстраняя церковь от государства, большевики решили, что это место можно заполнить своими институтами, понятиями, мировоззрением. Это были тотальные амбиции.
Всё покрасить красным – это несложно. Но большевики не хотели решать вопрос косметически, они хотели, чтобы люди имели определённое мировоззрение, понимали, что можно, а что нельзя, что прогрессивно, а что пережиток. Целью атеизма была атеистическая убеждённость: то есть если человек дошёл до последнего этапа этого проекта, то он не может, например, хоронить родителей по религиозному обряду или крестить своих детей. И вот до этого они как раз не дошли.
В книге есть история про «ленинский призыв»: после смерти Ленина в партию стали входить сразу много людей. Новые большевики не были особенно подкованы в основах марксистской философии, им надо было всё разъяснять. Они писали письма с вопросами в газеты, Емельян Ярославский – глава Союза воинствующих безбожников – отвечал на эти письма. Например: может ли большевик жениться на беспартийной? На что был ответ: «На одну женщину в партии приходится восемь мужчин, вероятно, многие из вас должны будут жениться на женщинах, которые не члены партии». Или: «Я – член партии, а у жены – иконы. Что мне делать: убирать и ругаться с женой и тёщей или их просвещать?». Проект был новый, образ жизни оказался совершенно незнакомым, поэтому люди, конечно, продолжали делать то, что делали раньше.
Емельян Ярославский — российский революционер, советский партийный деятель, идеолог и руководитель антирелигиозной политики в СССР. Один из инициаторов создания журнала "Сибирские огни". Председатель "Союза воинствующих безбожников". Иван Шагин / РИА НовостиБыл период, когда религия как таковая не особенно большевиков интересовала: после ареста патриарха Тихона церковь объявила свою лояльность к советской власти, и та больше не видела в ней серьёзную политическую угрозу. В конце 1930-х годов считалось, что церковь уже не существует, осталась ещё катакомбная, но и она со временем уйдёт, исчезнет сама, раз не может воспроизводить новое поколение религиозных людей. А вот в конце 50-х снова вернулись к этому вопросу. Почему?
После смерти Сталина стали проводить социологические исследования и заметили, что советское общество продолжает иметь довольно распространённые религиозные взгляды, практики и так далее. Начали выяснять, почему советские люди остались тесно связанными со старой культурой, обрядами?
Во-первых, социологи нашли бабушек: когда женщины вышли на работу, заниматься детьми оставили бабушек. А они водили детей в церковь. Родители даже использовали этот аргумент, чтобы не быть ответственными: «Крестили, потому что тёща хотела, что вы хотите – пожилой человек».
Но главное – люди продолжали это делать потому, что непонятно было: а почему, собственно, этого делать нельзя? Не было хорошего ответа на этот вопрос.
В конце 1950-х – начале 1960-х годов власти как раз пришли к этому пониманию: почему люди продолжают крестить детей? Потому что мы не даём им ничего взамен.
Мы должны дать им свои обряды: придумать что-то на случай, когда человек рождается, женится или умирает.
Советская власть претендовала на то, чтобы полностью заменить религию на идеологию, вытеснить церковь и это место занять своими институтами и понятиями. Но можно констатировать, что советский атеизм как тоталитарный проект провалился, сами атеисты отошли от этого тотального проекта.
Но советская идеология провалилась не потому, что религиозность победила, а потому, что люди перестали верить в неё, энергия и жизненная сила её пропали.
Название книги – «Свято место пусто не бывает» – определяет формулу, под которую этот атеистический проект затевался, но как историк могу сказать: на самом деле бывает. Например, в 1970-х годах это «свято место» точно было пустое. Время индифферентности, безразличия и к идеологии, и к религии началось в конце 1960-х и продолжалось до начала 1980-х. Пытаясь понять, почему советские граждане продолжают быть религиозными, социологи и профессиональные атеисты обнаружили, что люди принимают участие в каких-то обрядах, но веры как таковой у них нет. Эти вопросы их просто не интересуют. И это стало главным открытием моего исследования: безразличие оказалось для советской власти гораздо опаснее, чем какая-либо альтернативная вера. С верой можно спорить и пытаться переубедить, а когда человеку неинтересно спорить, он потерян. Последнее поколение советских людей советские идеологи просто потеряли. И это, как ни странно, глобальный процесс: то же самое происходило в этот период и на Западе.
Но это не значит, что молодёжь вообще ничем не интересовалась. Молодые люди шли в микрогруппы – хиппи или экологическое движение, увлекались йогой. Всё это началось как раз в то время – в 1960-х годах. Институты власти – и политической, и религиозной – просто потеряли авторитет.
Я не претендую на абсолютное понимание современного общества, тем более российского. Но по своим студентам в Америке я вижу, что сейчас всё меняется.
Когда я начала преподавать, ещё 15 лет назад, вопросы политические, мораль, социальная правда, то есть всё, что считается сейчас важным, студентов просто не волновало. Их интересовала карьера, личная жизнь, социальный статус. Ещё недавно иметь иронический взгляд на политическую, социальную жизнь считалось нормальным. Сейчас позиция «меня не касается» считается аморальной. Сегодня это место не пустое – оно заполняется идеалами.
