В конце 2024 года в российском пространстве появилось новое издательство Silene Noctiflora, создателями которого являются молодые московские издатели Даниил Житенёв и Алиса Цыганкова. Они выпустили одну из самых обсуждаемых книг немецкого публициста и интеллектуала Армина Молера (1920–2003) под названием Gegen die Liberalen (1990), то есть «Против либералов». Текст переведён Г. Н. Сипливым и отредактирован Филиппом Фомичёвым, который также написал длинную статью, завершающую первое русское издание работы Молера, – «Молер как стиль».
Армин Молер был швейцарско-немецким публицистом, эссеистом и философом, выдающимся представителем консервативной сцены ФРГ. В юности он посещал богемные круги местной левой интеллигенции. Благодаря своему другу-художнику Хуго Веберу он сблизился с «Группой-33» – объединением антифашистских художников. Это позволяет отметить, что Молер ни в коем случае не разделял нацистскую идеологию, он отказался вступить в СС и, несмотря на обвинения, которые были ему предъявлены в послевоенные годы, на самом деле не был ни дезертиром, ни шпионом, ни провокатором. Кроме того, с 1949-го по 1953 год он был секретарём Э. Юнгера.

Название произведения чётко очерчивает его тему: либералы. Актуальность этого эссе очевидна, поскольку сегодня либерализм является тем общим знаменателем, в котором на Западе узнаются все политические силы, общественные движения и интеллектуальные круги. Отказ от этой «идеологии» или даже её критика достаточны, чтобы быть обвинённым, в зависимости от ситуации и собеседника, в фашизме, нацизме, коммунизме, тоталитаризме, авторитаризме (на основе либерального тезиса об отождествляемости всех этих реалий).
Ясным, лаконичным и плавным стилем Молер описывает мировоззрение и соответствующий образ действий либералов именно в те годы, когда они пользовались наибольшим успехом. В самом начале немецкий публицист указывает на некоторые противоречия, которые сегодня становятся всё более и более актуальными: «Главная политическая проблема либерализма заключается в том, что либеральная практика возможна только в том случае, если сохраняются определённые традиционные привычки и глубоко укоренившиеся обычаи, которые помогают обществу преодолевать трудности. Если говорить прямо: шесть консервативных веков позволяют двум поколениям быть либеральными, не навлекая при этом на себя беды. Но как только этот запас общественной прочности израсходован, даже самые благонамеренные либеральные лозунги превращаются в фитиль пороховой бочки».
Критика либерализма и всего левого основывается на понятии консерватизма. По мнению интеллектуала, первый термин выражает весьма абстрактный и идеологизированный подход к миру, в то время как второй реалистический, но не пессимистический. Это характеризует даже такую конкретную область, как экономика. Молер считает, что экономический либерализм – это «нетронутая жизнью действенная теория, которая до сих пор не подвергалась проверке – её невозможно опровергнуть, но только потому, что она никогда не применялась на практике. Во все попытки реализации этой теории с самого начала встраивались защищающие механизмы социального государства, чтобы коса свободной рыночной экономики не смогла её срезать».

Данная абстрактность не случайна, так как такая модернистская теория, как либерализм, основывается на абсолютной (безусловной, ни от чего не зависящей) концепции индивида: «в том смысле, в каком это представляют себе либералы, он [индивид] может быть, только лишь проснувшись посреди ночи, часов около трёх – в то время, когда всё вокруг неподвижно, безмолвно и лишено мирской суеты, – именно тогда у него возникает ощущение, что он не имеет ничего общего с окружающим миром и в полной мере свободен от него. Возможно, именно в такие моменты и зарождается всё зло…».
В целом публицист отмечает, что с конца Второй мировой войны в Германии (но это касается и многих других западных стран) либерализм стал одним из важнейших конституционных принципов. Это положение не ограничивается лишь юридическим уровнем, но выражает определённый мировоззренческий подход и концепцию политики: либеральные политики присвоили себе право определять, кто может изменять конституцию, а кто не может, кто функционален для системы, а кто опасен, кто действительно демократичен, а кто нет. Таким образом, с годами возникли касты, олигархии, которые затем начали влиять на новые массовые медиа в соответствии с собственными практическими целями. Точно так же Молер замечает, что либеральные политики (и, соответственно, общество) в основном руководствуются «этикой убеждения», описанной известным социологом М. Вебером: «Достаточно устно заявить о своей поддержке этого каталога желаний – и вот ты уже принадлежишь к нему, даже если делаешь всё ему наперекор. Конечно, само по себе это ещё не делает вас членом правящего класса. Для этого необходимо, чтобы вы имели какое-то влияние при интерпретации положений конституции и определении её врагов». Очень часто на эту критику либералы отвечают, что на самом деле рассматриваемый аспект касается не самого либерализма, а сущности политики и человеческих отношений (согласно теории, что человек действует прежде всего в соответствии с собственным интересом). Напротив, автор отмечает, что либеральная этика предполагает, что говорится одно, а делается другое (очень часто противоположное). Речь не идет о политическом реализме, банально определяемом как макиавеллизм, который легитимизирует этически осуждаемое использование некоторых условий или ситуаций, и не о том, что очень часто политики лгут, не сдерживая данных обещаний, а о том, что в либеральных системах несоответствие и оппортунизм становятся не просто возможными, а необходимыми. Как отмечено в последней главе, либералы очень активно внушают населению покорность и фатализм, говоря о невозможности альтернативных сценариев или путей: правдивость всех этих наблюдений подтверждена известным девизом Маргарет Тэтчер “There is no alternative” («Нет альтернативы»).

Немецкий интеллектуал даёт понять, что либерализм и левая идея гораздо ближе друг к другу, чем можно было бы подумать. Поскольку это не является основной темой эссе, он не углубляется в это уравнение, что, однако, не мешает читателю сделать всё самостоятельно. Действительно, каждое утверждение, относящееся к либералам и либерализму, можно с тем же успехом применить к социалистам и коммунистам. Вот одна из многочисленных цитат, которую можно привести в подтверждение сказанного: «Более утончённые умы высказываются об этом следующим образом: либералы хотели сделать как лучше, но потерпели неудачу, однако в следующий раз у них обязательно получится реализовать свои благие намерения, так что давайте дадим ещё один шанс!». Другими словами, вера в светскую идеологию, навязывание её всем остальным, «мания разумности» (это выражение самого автора), абстрактность, упрямство, охота на врагов, которые помешали осуществлению благих намерений политиков и интеллектуалов… Ещё одно сходство, актуальное для западных обществ сегодня, – это инструментальное и корыстное использование разных «чрезвычайных положений» (в итальянских дебатах употребляется существительное “emergenzialismo”). Если в те годы, когда Молер писал это произведение, главными угрозами считались гипотетические «атаки» на конституцию и риск замедления или даже регресса экономического развития, то сегодня к этому прибавились пандемия, украинский конфликт, климатические и экологические вызовы, проблема гендера и, наконец, новый «социальный вопрос» на Западе (то есть миграция, пролетаризация буржуазного класса, общее снижение заработных плат). Ответ, который предлагается системой, всегда один и тот же: применение прогрессизма, то есть современного варианта левого либерализма. В случае пандемии была навязана модель контроля над гражданами и обществом с помощью новых технологий (это этическая и юридическая проблема, которая характерна для всех технологически развитых стран); во втором случае западная (точнее, европейская) дипломатия, с одной стороны, отрицает желание вести войну с Россией, а с другой – настаивает на том, что разрешение кризиса возможно только после поражения России; что касается климата и заботы о природе, то предлагается деиндустриализация, направленная на полное уравнивание человека с флорой и фауной, но не уточняется тот факт, что переход к «новым источникам возобновляемой энергии» требует использования традиционных видов топлива; в последнем случае поддерживается неконтролируемая иммиграция, что чревато неприятными последствиями как для автохтонов, так и для самих аллохтонов, а вопрос общего обеднения обходится с целью удовлетворения требований прогрессизма, предполагающих резкие сокращения государственных расходов.
Чрезвычайные положения, безальтернативность, этика убеждения и вынужденный оппортунизм граждан – это всё роднит либерализм с, казалось бы, очень далёкими ему политическими системами, в частности коммунизмом. Разбор этого феномена родства представим далее, отталкиваясь от работы Молера.
Продолжение следует