Я была принципиальным противником огородных работ лично для себя. Другие пусть занимаются, если это их радует. Но я – никогда! И эта колонка – рассказ о кардинальном изменении моих взглядов, привычек и интересов.
«С возрастом тянет к земле!» – шутил мой приятель, врач-хирург, когда кто-то из знакомых падал и что-то ломал. Эта же шутка практиковалась мною в отношении внезапно впадавших в садово-огородный раж подруг. А таких, надо сказать, после 35 лет становилось всё больше.
Недавно одна из них, весьма гламурная дама, поделилась со мной вычитанной в соцсетях цитатой: «Бриллианты надо покупать до сорока лет. Потом все деньги уходят на саженцы и рассаду». Я посмеялась.
А сейчас вычитываю в интернете про грядки и их оградки: как оказалось, их покупают, и это недешёвое удовольствие. Но, судя по всему, я на него решусь в следующем году.
Немного предыстории. У моих родителей дачи не было, пытались взять участок в начале 1980-х от производства – но остановились в его возделывании на стадии корчевания пней. (Сейчас в этой дикой тогда местности цветущие старинные СНТ ещё советского призыва.)
Но, вообще-то, я выросла в пригороде, в частном доме у дедушки и бабушки. Так что огород у меня всегда был под боком. Не надо было ехать на дачу: вышел вечером из дома – и пропалывай свою морковку.
В этом доме мне довелось жить уже взрослой, но ещё очень молодой – прожить с дедушкой, ветераном войны, его последние годы, в середине 1990-х. Понятно, что для того, чтобы ему помочь и порадовать, да и по тем суровым временам прокормиться, мне приходилось работать на огороде. Но делала я это, скажу честно, безо всякого удовольствия.
«Дела в колхозе шли плохо. То есть не так чтобы очень плохо, можно было бы даже сказать – хорошо, но с каждым годом всё хуже и хуже», – этой цитатой из «Жизни и приключений солдата Ивана Чонкина» Войновича в те времена я характеризовала наши с дедушкой виды на урожай. Семена и рассада тогда были свои, как и посадочный картофель и лук-севок. Видимо, всё это уже порядком подвыродилось. Всякие удивительные сорта помидоров, вызревающие в средней полосе России, ещё не появились, самодельная теплица дедовой работы дышала на ладан.

Однако неплохо родились яблоки – кислые антоновские. Дедушка делал из них отличное сухое вино. Картошки свежего урожая хватало на осень, огурцы тоже вырастали – в общем, жить было можно.
Но, конечно, главным по огороду был дед – внучка была у него лишь рабочей силой. Он решал, где будут грядки, что на них сажать и так далее. Я же копала «от забора до обеда», не сильно вдумываясь.
У семьи моего молодого человека в городе Кимры, было аж четыре дачи (а подсобных рабочих – всего один сын и внук). Туда я тоже ездила в качестве эксплуатируемого. В самые критические годы, когда были проблемы с продуктами (1990–1992-й), эти дачи сильно выручали. Но потом они казались мне каторгой: ни на юг не съездить, ни заболеть – паши и не плачь.
Мне не нравилось, что дачи становились для людей смыслом жизни. Наблюдая в больнице, как старушки, едва оклемавшись от сердечного приступа в кардиологическом отделении, начинали мечтать, как поедут на свой участок. Я возмущалась тем, как они себя не щадят.
И когда меня накрыла садово-огородная лихорадка, я очень удивилась. Помню, в статье про медвежат-сирот, которых на биостанции «Чистый лес» под городом Торопцем в Тверской области адаптируют ко взрослой медвежьей жизни, я прочитала описание медведя, который в первый раз по осени самостоятельно строит берлогу. У него на морде написано изумление: «Ой, что это я делаю, лапки мои лапки, что с вами?».