Роковой декабрь
8 декабря 1991 года руководители России, Украины и Белоруссии подписали договор «О создании Содружества Независимых Государств», хотя правильнее было назвать его договором о роспуске Советского Союза. СССР перестал существовать «как субъект международного права и геополитическая реальность».
25 декабря над Сенатским дворцом московского Кремля спустили советский красный флаг. В ночь с 31 декабря на 1 января с праздничной новогодней речью выступил не президент, не глава государства, а сатирик Михаил Задорнов. Поразительный случай, который как нельзя лучше характеризует состояние общества в те смутные времена.
Неужели народ не протестовал? Были и протесты. В конце декабря на ВДНХ состоялся митинг, который перешёл потом в «марш голодных очередей» к Останкино.Требовали восстановить Советский Союз, арестовать Ельцина, поставить во главе телевидения Невзорова (его тогда считали патриотом). Их были тысячи, может быть – десятки тысяч. Но не сотни тысяч, тем более не миллионы. Миллионы смогли бы изменить ход истории. Но большинство так или иначе приняло самоликвидацию большой страны. Люди с тревогой смотрели в будущее, отказавшись от прошлого. Тогда это прошлое хорошо помнили. Было в недавней истории такое, чего больше не хотели повторить.
«У нас для иноземцев комфорт и уют»
Неравенство было всегда. Имущественное. Сословное. А в СССР было неравенство особого рода. Неравенство советских граждан и граждан других стран – иностранцев, «интуристов». СССР – уникальная страна, где на иностранцев смотрели как на людей высшей касты. Не верите? Да, молодые люди мне не поверят, ведь я пишу о невероятном, о редчайшем в истории. Дискриминация иностранцев – дело обычное. Привилегии создают для своих, но привилегии для чужих – это в голове не укладывается. Между тем стоит нам посмотреть популярные советские фильмы, чтобы об этой дискриминации узнать.
Вспомним старый советский фильм «3+2». Совершенно аполитичная развлекательная картина, снятая в 1963 году по сценарию Сергея Михалкова. В этом фильме не может быть ничего антисоветского. Но там есть эпизод, где официант в ресторане отказывается обслуживать молодую парочку – Наташу (Наталья Кустинская) и Вадима (Евгений Жариков). Почему? Потому что он ждёт «иностранных гостей», именно их надо обслуживать. И на столике табличка «Интурист». Официант (его играет сам режиссер Генрих Оганесян) принимает заказ только после того, как Вадим (студент МГИМО) обращается к нему по-английски. Это не политическое высказывание, не «фига в кармане». Это всеми узнаваемый элемент жизни.
А вот фильм Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих» (1982 год). Вера, героиня Людмилы Гурченко, пытается пристроить пианиста Платона (Олег Басилашвили) в гостиницу, более того – в номер для интуристов. Но не получается: подруга-администратор (Татьяна Догилева) в ужасе отказывает:
– Ты что, с ума сошла? Сюда только одних иностранцев допускают! <…> А если приедет вдруг какой-нибудь голландец или японец?
– А он пианист, лауреат музыкальных конкурсов.
– Ой, у нас этих лауреатов, как собак нерезанных.
– Но я, между прочим, лауреат международных конкурсов. Так что я, в общем, почти что японец…
– Нет, ну вы что – хотите, чтобы меня с работы, что ли, сняли, Вера? Да если дознаются, что я кого-то из наших пустила, это ж такое будет!..
Этот разговор посильнее иной диссидентской книги. Советский человек, даже заслуженный, лауреат, никто перед иностранцем? Это грозное обвинение всей советской системе.
Между прочим, неутомимая Вера на следующую ночь снова попытается пристроить своего возлюбленного в престижный и комфортабельный номер: «Вот сегодня вы будете спать со всеми удобствами, как настоящий иностранец».
Правда, у героя Басилашвили нет паспорта, но героиня Догилевой этого не знает, она отказывает ему не как беспаспортному, а как советскому гражданину, не интуристу. У Илларии (Ольга Антонова) и Таисии (Людмила Аринина), сестёр-героинь советского артхаузного фильма Петра Фоменко «Почти смешная история» (1977), с паспортами всё в порядке. Но их тоже выселяют из номера, чтобы разместить иностранцев, приехавших на какой-то симпозиум.
«Это же издевательство, над людьми издевательство», – возмущается Виктор Михайлович (Михаил Глузский), влюблённый в одну из сестёр.
Действительно, издевательство. Но к нему так привыкли, оно стало частью жизни настолько, что советские цензоры не придирались к этим эпизодам. Эмиль Брагинский, сценарист обоих фильмов («Вокзал для двоих» совместно с Рязановым) вряд ли считал эти эпизоды особенно значимыми. Просто привычная ситуация, часть жизни.
В экранизации оперетты «Табачный капитан» (1972, режиссер Игорь Усов, сценарист Владимир Воробьёв) героиня всё той же Людмилы Гурченко, хозяйка гостиницы «Лев и кастрюля», поёт песенку, где превозносит свой отель над соседями-конкурентами.
Ни единой жалобы, сервис отличный –
У нас для иноземцев комфорт и уют.
А в этой забегаловке, в «Луне и яичнице»,
Только голодранцы местные живут.
В тексте либретто Николая Адуева этих слов нет. Он писал в 1944-м, когда преклонения перед иностранцами, конечно же, не было. Но оперетту экранизировали уже в брежневские времена. Видимо, решили приблизить действие к реалиям, знакомым советскому зрителю. Так и появилась песенка (автор слов Яков Голяков) с таким узнаваемым для советского человека содержанием. Современных зрителей песенка удивляет, а в СССР это была удачная и понятная шутка.
Это кино, а вот реальный случай. В 1972 году из гостиницы «Ленинградская» выселили двух известных советских артистов – Всеволода Сафонова и Анатолия Папанова. Выселили, потому что приехала «представительная делегация из ФРГ», нужно было разместить приехавших. Ситуация выглядела особенно дико, потому что Анатолий Папанов был не только известным и всенародно любимым актёром (как и Всеволод Сафонов). В отличие от Сафонова, который по возрасту не успел на фронт, Папанов – ветеран Великой Отечественной, был тяжело ранен в боях под Харьковом. И вот теперь его выгнали из номера, чтобы поселить там немецкого туриста или «делегата».
Первые интуристы
Когда же возникла эта нелепая и дикая дискриминация собственных граждан? И почему она возникла? Историкам ещё предстоит детально ответить на этот вопрос, однако сразу вспоминается, что система гостиниц для интуристов появляется в 1930-е. Тогда же в Советский Союз один за другим приезжают европейские писатели: Герберт Уэллс, Бернард Шоу, Андре Жид, Анри Барбюс, Андре Мальро, Леон Фейхтвангер… Люди левых убеждений, они с интересом и надеждой ехали в страну социализма. И товарищ Сталин принимал их по высшему разряду. Писателей размещали в лучших гостиницах, их кормили деликатесами, возили по советским курортам, показывая праздничную сторону советский жизни. Они должны были увидеть роскошную витрину, чтобы потом рассказать о счастливой жизни в СССР. Лишь немногие иностранцы не прельстились этой «витриной». Андре Жид, будущий лауреат Нобелевской премии, покинул свой роскошный номер, чтобы походить по магазинам, постоять в очередях вместе с советскими людьми и узнать, как они живут на самом деле. От него не укрылось, что зарплаты в СССР маленькие, а товары в магазинах часто негодные: «Можно подумать, что ткани, вещи и т.д. специально изготавливаются по возможности непривлекательными, чтобы их можно было купить только по крайней нужде, а не потому, что понравились» (Андре Жид, «Возвращение из СССР»).
Но большинство не были столь внимательны. Предпочитали не замечать того, что им старались не показывать. Когда Бернарда Шоу спросили о голоде в СССР, писатель ответил, что «никогда так хорошо не питался», как во время этого путешествия. Должно быть, он искренне полагал, будто его ответ весьма остроумен. А в Москве тогда, в 1931-м, были продовольственные карточки. Но сытый и довольный иностранец не собирался вникать в такие дела.
«Только на валюту»
В начале 1930-х в СССР существовали торгсины – магазины для торговли с иностранцами. Туда мог пойти и советский гражданин. Но рубли в оплату не принимали. Принимали валюту и золото.
Самое известное описание торгсина принадлежит перу Михаила Булгакова: «Сотни штук ситца богатейших расцветок виднелись в полочных клетках. За ними громоздились миткали и шифоны и сукна фрачные. В перспективу уходили целые штабеля коробок с обувью <…> Продавец в чистом белом халате и синей шапочке <…> снимал с жирной плачущей розовой лососины ее похожую на змеиную с серебристым отливом шкуру. Швейцар предупредил посетителей: “У нас только на валюту”».
Цель торгсинов – не унизить советских граждан и не подорвать доверие к рублю. Нет. Так стремились пополнить государственный бюджет твёрдой валютой и золотом. Пополнить-то пополнили, но не подумали о «побочных эффектах». У многих советских граждан стал невольно формироваться образ иностранца – обеспеченного и успешного человека, который-де не чета местным.
Если верить роману Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», уже в тридцатые годы появились девушки, которые мечтали выйти замуж за иностранца: лучше всего «родовитый англичанин, богатый француз, даже легкомысленный итальянец, то есть Париж, Рим... Годится швед – потомок спичечного короля, голландец – потомок нефтяного. Они только числятся шведами и голландцами, а живут в Лондоне и Париже. Стать женой Эрика – девчонки умрут от зависти, для них турецкий шашлычник – уже принц», – рассуждает Вика, профессорская дочка из романа советского писателя.
Власти стремились воспитывать советский патриотизм, прививать гордость за свою страну. Гордились успехами советских спортсменов и учёных. Осуждали «низкопоклонство перед Западом». Но пропаганда обесценивалась этими невероятными привилегиями для иностранцев. О каком патриотизме могла идти речь, когда советского гражданина выселяли и не обслуживали, если надо было обслуживать «интуриста»?
Конец советской эпохи – рубеж восьмидесятых и девяностых – стал временем безумного преклонения перед всем заграничным. Покупатели отдавали целую зарплату за американские джинсы, хотя в СССР уже начали производить свои джинсы, не хуже (у меня есть джинсы, сделанные в городе Красноуфимске, которые не сносились за много лет). Зрители ломились в популярные тогда видеосалоны, чтобы увидеть боевик с Брюсом Ли, Арнольдом Шварценеггером или Сильвестром Сталлоне. Стояли в чудовищной очереди, чтобы попробовать обыкновенный гамбургер и жареную во фритюре картошку. Невероятный позор для великого народа, для великой страны. Но это был закономерный конец истории, начавшейся много лет назад, в пресловутых тридцатых годах прошлого века.