Событие приурочили к окончанию победоносной для России Северной войны – главной войны царя Петра, которая продолжалась большую половину его царствования. Мирный договор со шведами подписали ещё 30 августа (10 сентября) в финском городе Ништадте (Нюстаде), но текст его был обнародован именно в этот день в торжественной обстановке. Так началась эпоха Российской империи.
Политика и дипломатия
Царь Пётр унаследовал от правительства царевны Софьи войну с турками. Войну он вёл успешно. В 1696 году взял Азов – сильную турецкую крепость в устье Дона. А Кази-Кермен, стратегически важную крепость в устье Днепра, взяли боярин Борис Шереметев и гетман Иван Мазепа, в то время ещё верный подданный царя. Но продолжить так удачно начатую кампанию не удалось. Турецкий султан в те времена был столь силен, что успешно воевать против него могли лишь коалиции европейских держав. Но союзники России (Священная Римская империя германской нации, Венецианская Республика и Речь Посполитая) уже не хотели воевать с турками. Они и без того получили от турок большие территориальные уступки, оставив России только что завоёванный Азов. Покорение Причерноморья откладывалось. И царь Пётр решил воевать за выход к Балтике. Вопрос о том, чтобы не воевать, даже не стоял. Османы добровольно не подпустили бы русских к низовьям Дона и Днестра, а шведы не вернули бы земли, потерянные в Смутное время. Тогда (в 1617 году) разорённая Смутой Россия вынуждена была подписать исключительно тяжёлые условия Столбовского мирного договора.
Россия как часовой механизм
Пётр воевал почти всё своё царствование, и большинство его реформ – это реформы военного времени, реформы ради победы над врагом. Сначала над турками, затем над шведами и даже над персами. Для этого Пётр пытался превратить Россию в идеальный часовой механизм, где не было бы лишних деталей, но притом каждая деталь не была бы пассивной – напротив, деталь всё время в работе. Недаром в знаменитом руководстве по этикету «Юности честное зерцало», изданном в петровское время, идеальный молодой человек уподобляется маятнику: «Младый отрок должен быть бодр, трудолюбив, прилежен и беспокоен, подобно как в часах маятник». Пётр лично подавал пример. Многие знают про чудачества царя Петра. Всесильный властелин великой страны сам работал за токарным станком, плотничал, строил корабли, ковал железо, делал хирургические операции (именно так!), рвал зубы (любимый вид его операций), служил бомбардиром. Когда царь истоптал башмаки, то честным трудом заработал себе на новые: выковал в кузнице железные полосы и получил за это 18 алтын (54 копейки). Купил на эти деньги новые башмаки. Пётр чуждался роскоши, экономил на одежде. Екатерина сама штопала царю чулки. Наш известный историк Евгений Анисимов замечает, что эти чудачества не были бессмысленны: царь показывал своим подданным, как надо жить – трудом, службой добиваться успеха в жизни, а не полагаться на знатность происхождения. При Петре старались извести такую категорию населения, как «гулящие люди». Не должно быть в стране бродяг, не должно быть людей, не занятых полезным государству делом и не подчиняющихся начальству. Пётр искренне не понимал, в чём смысл монашества, а потому старался всячески приспособить и монахов к «полезным» делам. Доходы монастырей переводил в государственную казну: мол, зачем монахам лишнее, раз они дали обет бедности? Монахи должны были ухаживать за отставными солдатами (престарелыми и увечными) или пахать землю, а монахиням было предписано делать пряжу и сдавать её на мануфактуры. Теперь служили все. Государственные крестьяне платили подати и выполняли множество ординарных и экстраординарных повинностей. Помещичьи крестьяне содержали господ-дворян, а сами дворяне служили при Петре всю жизнь – до смерти или до увечья, не позволявшего служить дальше. Зато самый захудалый дворянин имел шанс, начав рядовым, продвинуться в службе вплоть до генерал-фельдмаршала или канцлера. Примеры «птенцов гнезда Петрова» общеизвестны: от неподкупного генерал-прокурора Ягужинского до продажного, но храброго, энергичного, неутомимого, как тот самый маятник, Александра Меншикова. Оба были, что называется, людьми «безродными».
Когда Военная коллегия обсуждала вопрос о том, как считать знатность дворянина – по количеству крестьянских дворов в собственности или по тому, какой чин получил его отец, – царь наложил такую резолюцию: «Знатное дворянство по годности считать». То есть по личным качествам человека. Из этого не следует, будто родовая аристократия при Петре вовсе потеряла своё значение. Среди потомков русских бояр было немало тех, кто отлично вписался в петровскую военно-государственную машину. Вспомнить хотя бы князя Михаила Михайловича Голицына, участника множества сражений Северной войны, включая несчастное поражение при Нарве (1700), кровавое взятие Нотебурга (1702), блистательную победу при Добром (1708). В славной Полтавской битве он командовал русской гвардией. В стратегически важном морском сражении при Гренгаме – гребным флотом. Петра расстраивало одно: люди оставались людьми. Бывали они непослушны, думали не так, как надо, делали не то, что предписано. Поэтому с любой формой политической оппозиции Пётр боролся безжалостно. Монахам было запрещено иметь чернила и бумагу в кельях. Нечего им писать! Если что хотят написать, пусть пишут открыто – в трапезной. Пётр боялся распространения обличительных сочинений, а учёные монахи, не любившие Петра, были на такое способны. Но сочинения такие были. Находились и люди (в среде старообрядцев), что открыто обличали царя и называли его антихристом, без страха шли на пытки и на казнь. Старообрядцев Пётр заставил платить двойную подать и сверх того носить на одежде особый знак – «козырь: лоскут красного сукна с жёлтой нашивкой». Как будто евреи в гетто. Впрочем, не терпел он и атеистов. Их царь наказывал лично: однажды побил своей знаменитой дубинкой Василия Никитича Татищева, выдающегося государственного деятеля, учёного, так сказать, младшего в «гнезде петровом». Побил за вольнодумство – пусть впредь не иронизирует над Священным писанием: «Я тебя научу, как должно почитать оное», – приговаривал государь Петр Алексеевич.
С дубинкой в руках
Жестокость Петра никем не оспаривается. Впрочем, будем справедливы. Пётр всё же далеко не Иван Грозный. В жестокости он знал меру и даже, случалось, миловал людей, на смерть почти осуждённых. В Москве, очевидно, под впечатлением от общения с жителями Немецкой слободы, «впал в ересь» бывший стрелец, а затем ученик лекаря Дмитрий Тверитинов. Он отрицал Священное предание, насмехался над иконами, осуждал почитание святых, священство и монашество. У Дмитрия появились последователи. Один из них, цирюльник Фома Иванов, оказался столь рьяным, что разрубил икону. Делом еретиков занялся лично митрополит Рязанский и Муромский Стефан Яворский (его часто именуют местоблюстителем патриаршего престола). Бывший униат Стефан вырос на западной Украине и, очевидно, решил использовать для борьбы с ересью опыт католической церкви. Фому Иванова сожгли в срубе на Красной площади. Тверитинова Стефан предал анафеме, хотя тот раскаялся и отрёкся от ереси. Тогда царь Пётр вмешался в дело. В конце концов Тверитинова освободили из заточения и сняли с него церковное проклятие.
Новый Александр Великий
И всё-таки достижения Петра и его соратников впечатляют. Победа в битве под Полтавой была достигнута во многом благодаря превосходству русской армии в артиллерии, а ведь прежде именно шведская артиллерия и шведское железо считались лучшими. А пушки эти отливались на созданных при Петре заводах. Новорождённый русский флот положил конец господству шведов на Балтике. В истории это сопоставимо с тем, как римляне во время Первой пунической войны научились строить корабли и стали побеждать карфагенян – признанных властителей моря. Русские при Петре сделали не меньшее. Теперь не только Ингерманландия и Карелия, но и часть Финляндии с Выборгом, и Эстляндия, Лифляндия с островами Эзель и Даго перешли под власть России. Правда, Россия по условиям договора выплатила Швеции 2 миллиона ефимков (56 тонн серебра). Так что присоединённые земли были оплачены дважды: кровью русских солдат и серебром, собранным с населения России.
Что такое империя?
Сам по себе титул «император», как известно, римского происхождения. Изначально его давали некоторым военачальникам в республиканском ещё Риме. Лишь со времени Октавиана Августа он становится одним из титулов (наряду с другими – принцепса Сената, консула, великого понтифика и, опять-таки, Отца Отечества) верховного правителя государства. За пять веков истории Римской империи не только все подданные императора, но и многие соседние «варвары» привыкли считать императора самым главным единственно легитимным властителем. Так возникла имперская идея о том, что власть императора выше власти других правителей, что империя – великое, в идеале – вселенское государство. Эта идея продолжала жить в умах интеллектуалов и политиков, которые возвращались к ней по мере необходимости. Была даже идея «трансляции империи». В каждой эпохе, мол, была своя великая империя, правитель которой был выше остальных государей: Ассирия, Персия, империя Александра Македонского и, наконец, Римская империя. Русская идея «Третьего Рима» – местный вариант «трансляции империи», а сам титул царя (цезаря), в сущности, близок императорскому. Но во времена Петра это старое значение слова «империя» уходило. Слово «империя» становилось синонимом понятия «великая держава». Царь Пётр не успел сделать Россию империей вселенской, он сделал её именно великой державой.
