Думаю, тогдашний редактор «Правды» товарищ Михаил Зимянин был бы немало удивлен, если бы он узнал, что через 40 с лишним лет об этом напряженном времени будут вспомнить исключительно благодаря событию, которое даже не попало на страницы советских газет – речь, конечно же, идет о пресловутой скандальной «Бульдозерной выставке», которую устроили эти тунеядцы-авангардисты, эта человеческая плесень, эти диссиденты-отщепенцы…
Впрочем, если подумать, то в таком повороте истории нет ничего удивительного – советская власть обладала уникальной способностью находить своих врагов где угодно.
Но в том-то и парадокс, что участники «Бульдозерной выставки» себя к врагам социалистического строя никак не относили. Даже термин «Лианозовская группа», ставший едва ли не официальным искусствоведческим термином для атрибуции московского авангарда 60-х, придумали не сами художники, а товарищи чекисты, разрабатывавшие дела об идеологических диверсиях. Сами себя художники никак ни называли, а термин произошел из-за частых дружеских посиделок и попоек дома у художника Оскара Рабина, который жил и творил на станции Лианозово. Причем, большая часть художников была весьма довольна жизнью: их картины активно покупали на Западе – полуподпольный советский авангард тогда ценился! Конечно, не хватало свободы внешней, не хватало публичности и известности, зато был чувство сопричастности к избранным.
Начались же эти посиделки еще в конце 40-х в доме известного поэта и художника Евгения Кропивницкого – выпускника Императорского Строгановского художественного училища, работал в московских театрах оформителем и гримером, был близок к знаменитому Обществу художников «Бубновый валет». В 50-е годы Кропивницкий жил тихо и скромно: работал учителем рисования, преподавал в народных студиях, собирая у себя дома художников и поэтов, среди которых попадались порой уникальные личности. Например, Игорь Холин – фронтовик и бывший капитан Красной Армии, бывший заключенный, который пришел к Кропивницкому учиться писать стихи. И научился – его самиздатовскими сборниками зачитывалась вся Москва, перу Холина принадлежали и стихи из советского «Букваря», и этот заказ, к которому сам Холин относился весьма презрительно, принес ему всесоюзную славу и деньги, позволившие поэту бросить работу – а работал он тогда официантом в гостинице «Метрополь». Кстати, именно в честь этого ресторана друг Холина – известный детский поэт и писатель Генрих Сапгир – назвал свой знаменитый «Сборник неподцензурных текстов известных литераторов Альманах «Метрополь», в котором публиковался и Высоцкий, и Ахмадуллина, и Юз Алешковский.
Другим же завсегдатаем вечеров у Кропивницкого был его воспитанник его художественной студии Оскар Рабин, тогда еще молодой студент Московского государственного художественного института им. В. И. Сурикова. Потом Оскар женился на Валентине – единственной дочери Кропивницкого, которая тоже стала художницей. У молодоженов появился сын Александр, который, разумеется, тоже стал художником. И вот, с Александра все и началось.
Саму идею выставки придумали тогда еще молодые и никому не известные художники Комар и Меламид, которые, ошалев от оформления пионерских лагерей, носились по Москве с идеей своего революционного проекта «Соц-Арт», пародирующего социалистическую пропаганду: дескать, в стране Советов каждый гражданин достоин стать героем советского агитационного плаката. Разумеется, никакого художественного зала, готового принять их картины, Комар и Меламид не нашли, и тогда они решили устроить выставку прямо в Александровском саду под стенами Кремля. Собственно, в самой затее выставки "на плэнере" ничего крамольного не было – в те годы на московских бульварах выставлялись студенты художественных школ, мастера народных промыслов торговали «хохломой» и «палехом» на рынках, а в парках культуры и отдыха проводились конкурсы на лучший детский рисунок. Но это была рутина советских мероприятий, и тогда Саша Рабин посоветовал привлечь к проекту именитых художников гонимого советского авангарда. Александра Рабина поддержал его отец с приятелями, а вот остальные мастера живописи от участия в «рабиновских провокациях» отказались.
Обзванивая подпольных мэтров живописи, троица молодых авантюристов и представить себе не могла, какой шум они подняли. Разумеется, на них было написано десяток доносов в КГБ, по Москве ходили слухи о какой-то грандиозной акции, затеянной революционным подпольем – поговаривали то ли о штурме Кремля, то ли о покушении на Брежнева.
И хотя осторожный Оскар Рабин посоветовал во избежание скандала перенести мероприятие из центра города на Беляевский пустырь – безликое, окраинное место, где тогда начал работать телецентр "Останкино", это уже не могло спасти художников. В КГБ только ждали удобного момента, чтобы выкорчевать «подполье» с корнем.
На пустыре их уже ждали дружинники – с лопатами наперевес. У дороги стояли бульдозеры и пара самосвалов с саженцами – по легенде КГБ, именно в этот день проводились «работы по озеленению» пустыря.
Как только Комар и Меламид развернули картины, так на них тут же набросились , с картинами «озеленители». Оттеснив западных корреспондентов, землекопы вырывали картины из рук и затаптывали их в грязь, самих художников бросили в лужу. Иностранцам же, пытавшимся заснять сцены народной расправы, богатыри быстро били по зубам и ломали камеры.
Художник Валентин Воробьев вспоминал:
"С опозданием на час в рукопашный бой вступили одетый как на свадьбу Евгений Рухин, красавица Эльская и Рабин-старший, на ходу открывшие картины для показа. Темный бульдозер, молча поджидавший охотников сразиться, приподнял стальное забрало и зарычал. Истерически завизжала Эльская, бросаясь на грозную технику. Храбро, не сгибаясь, шел Рухин, за ним – Оскар Рабин с высоко поднятой головой, оба готовые усмирить бульдозер… Окончательной расчисткой поля боя занялись пожарники. За полчаса ледяного душа они сумели разогнать толпу артистов и зевак. Рать садовников и землекопов молча оседлала грузовики и скрылась за дремучим лесом. Остатки любопытных разбежались как крысы, ныряя в метро и в машины... А назавтра безымянный пустырь стал прибыльным делом. В мой подвал завалился незнакомый шизофреник по фамилии Бондаренко и похвастал тем, что загнал иностранцу картину с «бульдозерной выставки», где «она» сражалась за свободу творчества. Я тут же смекнул, что поправлять и возражать бесполезно".
Практически все художники, участвовавшие в "Бульдозерной выставке" вскоре были вынуждены уехать из Советского союза - режим их выдавливал из страны всеми силами. Сопротивляться не было сил. Примеры были ужасны: Рухин сгорел в своей мастерской, Эльская умерла - в 31 год - по "неустановлоенным причинам"... Об их смертях никто не писал, даже указы Президиума Верховного Совета СССР о лишении членов семьи Рабинов советского гражданства ("в связи с тем, что их деятельность позорит звание советского гражданина») не были опубликованы - чтобы, как выразились сегодня, не создавать этим отщепенцам лишнего пиара.
...Интересно, а вы уже думали, как нынешний 2018 год будут вспоминать лет через тридцать или сорок? Будет ли кому-то дело до пропагандистских "сводок с фронта"? До конференций по газу, демонстраций и "маршей мира"?...
P.S. Напоследок - несколько картин с "Бульдозерной выставки":
Картина "Лайка" Виталия Комара и Александра Меламида, уничтоженная в ходе разгона выставки заново воссозданная художниками
Оскар Рабин "Прощай, Лианозово"
Валентин Воробьев "Автопортрет у окна"
Евгений Рухин
Лидия Мастеркова
