Всё на этом соборе было подложным. Сами обновленцы именовали себя Православной Российской церковью – так же, как и исконная «тихоновская» церковь. Этот обновленческий собор назывался Вторым Поместным Всероссийским, декларируя задачи возрождения церкви и как бы продолжая деяния Поместного Собора 1917–18 годов. На самом деле от этих деяний он прямо отрёкся и исполнял лишь требования власти.
В разожённом в 1917 чёрном огне революции главной силой, ставшей на пути большевиков, оказалась тихоновская Православная Российская церковь. Это была мирная и безоружная сила, но именно она «обнаружила большую устойчивость по сравнению с другими историческими телами, быстро подвергнувшимися разложению. Она была единственным духовным убежищем, – писал Николай Бердяев в 1923 году. – Русские священники оказались на большей высоте, чем это можно было ожидать от них по историческому прошлому русского духовенства, не привыкшего к борьбе и сопротивлению».
Раскол как стратегия власти
Против православной церкви большевики вели тотальную войну, и главной стратегией этой войны была избрана дискредитация, а тактикой – безнаказанный террор, ложь и подлог. Реализуя эту тактику, Советская власть издала «Декрет о свободе совести», вскрывала святые мощи, разграбляла церковные ценности, сотнями внедряла в церковные собрания агентов и провокаторов, инициировала расколы. Обновленческий раскол – не только крупнейший из них, но и самый успешный антицерковный проект советских спецслужб, приносящий свои злые плоды и поныне.
Началом обновленческого раскола принято считать май 1922 года, когда после публикации в «Известиях» «Воззвания верующим сынам Православной Церкви России» образуется обновленческий орган – Высшее Церковное Управление (ВЦУ). В «Воззвании» в церковной разрухе и забвении голодающих и страдающих обвиняется иерархия и патриарх Тихон. За два дня до публикации, 12 мая 1922 года, Л. Д. Троцкий просит И. В. Сталина разослать данный текст «последовательно членам Политбюро (не снимая копий)». И хотя сам будущий глава ВЦУ митрополит Антонин (Грановский) свою подпись под воззванием почему-то не поставил, на него откликнулись не только миряне, но и священники, и епископы. 16 июня 1922 года власть обновленческого ВЦУ признали архиепископы Нижегородский Евдоким (Мещерский) и Костромской Серафим (Мещеряков), а также будущий патриарх митрополит Владимирский Сергий (Страгородский), опубликовавшие об этом «Меморандум трех» в обновленческой газете «Живая церковь». Уже осенью 1922 года две трети православных приходов были обновленческими. Часть перешедших в обновленчество мирян, священников и архиереев вернутся в патриаршую церковь через покаяние только в середине лета 1923 года, после освобождения из заключения в Донском монастыре патриарха Тихона.
Обновленчество vs обновление
Одной из причин успеха обновленчества стало то, что многие стороны христианской жизни в России к началу ХХ века так одряхлели, что не только с трудом соответствовали общественным запросам современников: культуре, образованию, социальному устройству, – но не могли уже удовлетворять и основным нуждам самой православной церкви, её внутреннему устройству, управлению и главной задаче: свидетельству о вере и Христе.
Ставшее для подавляющего большинства одним из устоев, российское православие более всего нуждалось в обновлении и прояснении собственной веры, соединении её с внятной молитвой и праведной жизнью по Евангелию, а не только соблюдением обычаев и совершением обрядов. И многие пришли в обновленчество, ориентируясь не на сотрудничество с новой властью, но вдохновлённые ещё дореволюционными идеями духовного обновления, целью которого было восстановление канонического соборного строя церковной жизни. «Причём под каноническим строем прежде всего понималось такое устроение Церкви, при котором в церковной жизни и делах церковного управления могли бы принимать активное и деятельное участие не только представители клира и епископата, но и миряне, – говорит директор Общества любителей церковной истории священник Илья Соловьёв. – Но если характерной чертой движения за церковное обновление до революции было стремление к освобождению Церкви от слишком тесных «объятий государства», то руководство обновленческого раскола, напротив, фактически стремилось восстановить симфонию с властью, несмотря на то, что власть была явно антихристианской».
Хотя среди участников обновленческого движения были люди, мечтавшие о возрождении церкви, ни с одной из заявленных задач этого возрождения оно не справилось и справиться не могло, потому что в планы чекистов, ставших во главе обновленческого проекта, никакое обновление церковной жизни не входило, и они последовательно уничтожали всех ревностных служителей церкви независимо от их юрисдикционной принадлежности.
Большой след
Обновленческий собор решительно постановил, что он уже «оставил большой след в истории церкви». Что это был за след? К списку смертных грехов прибавили капитализм, назвав борьбу с ним «священной для христианина» и признали «в Советской власти… мирового вождя за братство, равенство и мир народов». Неустанно провозглашая свою лояльность и подчинённость новому кесарю – атеистической и антихристианской власти, участники «Второго поместного» перешли на советский новояз: «Собор клеймит международную и отечественную контрреволюцию, осуждает её всем своим религиозно-нравственным авторитетом».
Из вопросов внутрицерковных, кроме низложения патриарха Тихона, самыми животрепещущими оказались о почитании мощей и о семейном положении клира: возможности епископам быть не исключительно монахами, но жениться и о разрешении второбрачия для священников. Все три вопроса решили положительно. Находящемуся под арестом патриарху положили быть мирянином Василием Беллавиным, епископам разрешили вступать в брак, священникам – вступать в брак повторно. Вопрос о святости и подлинности мощей выявил множество точек зрения, посему постановили, что во избежание фальсификации все мощи надо предать земле. Ещё одним резонансным решением собора раскольников-обновленцев было отлучение от церкви всех участников собора 1921 года в Карловцах, положившего начало Зарубежному расколу церкви.
В стремлении «углубить революцию, ввести её в церковную жизнь» собор оставил в полном забвении все до одного богослужебные, вероучительные вопросы и даже вопросы внутренней организации церкви, её управление. В бюллетене собора об этих проблемах, названных «реформационными», указано, что они «пошли в информационном только порядке». Вопросы подлинного возрождения и обновления церковной жизни не рассматривались и на следующем соборе («Третьем поместном») 1925 года, собранном после смерти патриарха Тихона. В нём приняло участие уже не 8, как в предыдущем, а 90 архиереев и 109 клириков! Константинопольский патриарх Василий направил раскольникам в Москву приветствие и был избран почётным председателем «Третьего поместного собора». Патриарший местоблюститель митрополит Пётр (Полянский) обновленческое собрание объявил незаконным.
Успешный проект
Можно сказать, что обновленческий проект по преимуществу справился со своей задачей ещё до 1939 года, когда большинство священников и епископов патриаршей церкви перешли в разные расколы, стали сотрудничать с властью, были расстреляны или сидели в лагерях. Церковная жизнь практически полностью оказалась вытеснена заграницу, в подполье, тайные общины, а на патриарший престол в 1943 году Сталин призвал лояльного советской власти митрополита Сергия (Страгородского). Официально обновленчество прекратило своё существование только после смерти одного из главных его лидеров – Александра Введенского летом 1946 года. Почти все обновленцы вернулись в Московский Патриархат. Что принесло обновленчество в церковное пространство?
- Убеждение, что существование церкви возможно только в союзе с государством, – говорит протоиерей Георгий Митрофанов, заведующий кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, – причём с любым государством, на любых условиях, которые это государство предложит или навяжет».
- Не только отказ от ожидаемого возрождения различных форм церковной жизни в епархиях и на приходах: богослужения, духовного образования, миссии, управления, – но и дискредитация этих начинаний. «Революционный процесс вошёл внутрь церковной жизни и там ещё раз обнаружил свой нетворческий характер, – пишет Николай Бердяев. – Но революция в Церкви имеет более жалкий и отражённый, не самостоятельный характер, чем в государстве и социальной жизни, – она идёт в хвосте революции».
- Нужно добавить к этому расколы и вражду, принесённые в церковь расколом и раскольниками. Тесный союз со спецслужбами. Невиданную дискредитацию в обществе не только церкви, но и самой христианской веры.
Все указанные характеристики обновленчества поныне сохранились в Русской православной церкви. Раскол не просто не исцелён, он поразил самые глубины церковной жизни при кажущейся внешней юрисдикционной монолитности РПЦ МП и заведомо недостижимом стремлении к единообразию мнений на церковные и общественные проблемы и к унификации форм церковной жизни.
Увидеть этот раскол может только заинтересованный, неравнодушный к судьбе христианства взгляд, какой был у исповедников веры архиепископа Ермогена (Голубева), писавшего письма в правительство о беззаконных притеснениях Русской церкви, миссионера и просветителя советской интеллигенции отца Александра Меня или отца Павла Адельгейма, боровшегося с произволом церковных и светских властей за достойную и ответственную жизнь прихода – всех тех, кто видели в церкви не источник политической власти и влияния, а хотели для неё света и убедительности Христовой жизни. В современной церкви этот взгляд различит полярные духовные начала – собирающие Церковь и разделяющие её на свои противоборствующие партии, либеральные или консервативные.
Дух раздора и борьбы за власть выражается то в мелких провокациях, дискредитирующих старших в церкви, то в создании ложных медийных авторитетов – чтобы уже невозможно было определить, кто говорит от лица Церкви. Тот же дух создаёт и ложный образ церкви и христианства, одинаково приспособленный как к нуждам государства (как выставка «Россия – моя история»), так и к невзыскательным запросам обывателя (книга «Несвятые святые»).
Николай Бердяев верил, что религиозное и церковное возрождение совершится в России и «уродливый призрак красной церкви» будет изгнан только «после осмысливания пережитого в ней огромного опыта» гонений и предательств. Пока даже признаться в сотрудничестве со спецслужбами преступного режима отваживаются единицы. Но духи раскола и обновленчества неизменно отступают там, где, преодолевая «ненавистную рознь мира сего», вместе собираются те, кто тоскует по подлинному в церкви, по Богу и ближнему, в поиске не врагов, а друзей.
