Романтическая история Михаила Александровича могла бы стать самым ярким эпизодом его биографии, если бы не 1917 год со всеми вытекающими последствиями. Младший сын Александра III буквально забрал Наталию Сергеевну, в девичестве Шереметьевскую, у её второго мужа. Ротмистр Вульферт дал ей развод по его настоянию.
Роман продолжался, несмотря на все попытки императорской семьи положить конец этой связи. Разгневанный император ссылает брата в Орёл «в черниговские гусары», Наталия Сергеевна добровольно-принудительно отправляется на границу. Но это не помогает: общение продолжается по телеграфу и не только. Ровно через год после отъезда у Наталии Сергеевны рождается сын Георгий, которому сам император в тайном указе пожаловал потомственное дворянство, фамилию Брасов (по названию имения, унаследованного Михаилом Александровичем после смерти своего брата Георгия) и отчество Михайлович.
Михаил Романов и Наталья ШереметьевскаяКазалось бы, тучи рассеиваются, но влюблённые до сих пор оставались невенчанными, и император продолжал делать всё, чтобы этого не случилось. Узнав в 1912 году, что брат и Шереметьевская задумали тайно обвенчаться в Вене, Николай II командирует туда генерал-майор корпуса жандармов А.В. Герасимова. При этом всем российским посольствам, миссиям и консульствам за границей предписывалось оказывать ему всяческое содействие вплоть до «ареста лиц» по его указанию.
Однако Михаил Александрович явил чудеса конспирации, и венчание состоялось. В Вене он предусмотрительно нашёл сербского православного священника, чтобы заключённый брак не подлежал расторжению Святейшим синодом. За это император запретил ему въезд в Россию, передал под опеку его имущество и лишил его титула «правителя государства», то есть регента при наследнике престола в случае кончины императора. Великий князь был вынужден жить за границей как частное лицо. Опала продолжалась до начала Первой мировой войны. В 1914 году великокняжеская чета вернулась в Петербург, опека с имущества была снята, а вскоре царь пожаловал Наталии Сергеевне титул графини Брасовой.
Революция заставила Николая II пренебречь и прочими формальностями: 2 марта 1917 года император отрекается от престола за себя и за несовершеннолетнего наследника сына Алексея в пользу брата Михаила. С дороги в Могилёв Николай II посылает брату телеграмму, которая так до него и не дошла: «Петроград, Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники».
На следующий день, трезво оценив обстановку в стране, Михаил Александрович счёл за благо отказаться от такого опасного подарка. Однако отказывался он с формулировкой «до решения Учредительного собрания». Иными словами, если бы созванное Учредительное собрание установило в стране конституционную монархию, новым монархом вполне мог бы стать Михаил II.
Акты об отречении Николая II и Михаила Романова были обнародованы одновременно, 5 марта 1917 года, в «Вестнике Временного правительства».
Отказ «восприять Верховную власть» в.к. Михаила АлександровичаПосле этого члены императорской семьи находились то ли под домашним арестом, то ли под охраной Временного правительства. Когда Николая II отправляли в Тобольск, Михаилу Александровичу разрешили проститься с братом, но эта встреча больше напоминала тюремное свидание. Вот что пишет император у себя в дневнике: «Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 10 ч. милый Миша вошёл в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно».
Среди не прекращающихся слухов о заговорах монархистов великие князья продолжали находиться на полуарестантском положении.
После Октябрьского переворота Михаил Александрович явился в Смольный и обратился к управляющему делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичу с просьбой каким-либо образом узаконить его положение в Советской России, чтобы заранее исключить возможные недоразумения. Бонч-Бруевич на официальном бланке оформил разрешение о «свободном проживании» Михаила Романова как рядового гражданина республики. Но фактически тот находился под домашним арестом в Гатчине.
В феврале 1918 года общая ситуация в стране резко ухудшилась, немцы подступали к Петрограду. Большевики посчитали опасным оставлять Михаила Романова и других великих князей вблизи границы. Михаила Александровича решено было выслать в Пермскую губернию. Личный секретарь князя Брайан Джонсон посчитал своим долгом отправиться вместе с ним, хотя английское посольство настоятельно рекомендовало ему покинуть Россию.
За своим господином в Пермь добровольно последовали также камердинер В.Ф. Челышев и шофёр П.Я. Борунов. Жену великий князь уговорил остаться в Гатчине и ждать исхода событий.
В Перми великий князь имел право «жить на свободе под надзором местной Советской власти». Утром и вечером Михаил Александрович был обязан регистрироваться в местной комендатуре. Воспоминания о нём сохранились в дневниковых записях члена президиума Пермского губисполкома В.Ф. Сивкова: «Когда я уходил на работу, одновременно со мною в коридор вышел высокий стройный блондин с военной выправкой, в сером свободном плаще, в фуражке военного образца и начищенных сапогах. При виде его невольно возникло представление о гвардейце».
Пользуясь относительной свободой, Михаил Александрович не предпринимал попыток побега. «Куда я денусь со своим огромным ростом. Меня немедленно же обнаружат», – отшучивался он. На самом деле таким поступком он опасался усложнить и без того непростое положение своих родственников.
В начале мая к великому князю приехала жена. Судя по его дневниковым записям, ничто в то время не предвещало близкого и трагического финала. «После завтрака был у нас датский вице-консул Рее с секретарем австрийцем – мы угостили их кофе. В 5 1/3 Наташа, Дж [онсон] и я отправились в Петропавловский собор, где служил пасхальную вечерню архиепископ Андроник, служит он очень хорошо. Вечером я играл на гитаре», – пишет Михаил Александрович 10 мая.
Михаил Романов и П.Л. Знамеровский. Апрель 1918 года, ПермьБрасова не хотела мириться с высылкой мужа. Она едет в Москву, где добивается встречи с председателем Совнаркома В.И. Лениным и просит разрешить им с мужем выехать из России. Безрезультатно.
Через месяц, 15 июня 1918 года, газеты вышли с сообщением «Похищение Михаила Романова»: «В ночь с 12 на 13 июня в начале первого часа по новому времени в Королевские номера, где проживал Михаил Романов, явилось трое неизвестных в солдатской форме, вооружённых. Они прошли в помещение, занимаемое Романовым, и предъявили ему какой-то ордер на арест, который был прочитан только секретарем Романова Джонсоном. После этого Романову было предложено отправиться с пришедшими. Его и Джонсона силой увели, посадили в закрытый фаэтон и увезли по Торговой улице по направлению к Обвинской». Сообщалось также, что члены ЧК прибыли на место через несколько минут после похищения, но не обнаружили никаких следов, ведутся розыски.
Трудно сказать, насколько эти события оказались неожиданными для советских органов. Похищение вскоре было названо «побегом», который был использован властями для ужесточения режима содержания царской семьи в Екатеринбурге и великих князей в Алапаевске и Вологде. Одновременно пермская ЧК начала фиктивное следствие по делу исчезновения Михаила Александровича и его секретаря Джонсона. Были арестованы все, находившиеся в близких отношениях с ними. Но следствие не завершилось, а арестованные в большинстве своём были расстреляны.
Судя по позднейшим показаниям очевидцев, арест великого князя и его секретаря происходил именно так, как то было описано в газетной публикации.
Последняя запись в дневнике Михаила Романова была сделана 11 июня – за день до трагической развязки – и ничего особенного не предвещала: «Сегодня были боли послабее и менее продолжительные (в этот период у великого князя началось обострение давней болезни – ред.). Утром читал. Днём я на час прилёг. К чаю пришёл Знамеровский и мой крестник Нагорский (правовед), он кушал с большим аппетитом, ещё бы, после петроградского голода. Потом я писал Наташе в Гатчину. Доктор Шипицин зашёл около 8. Вечером я читал. Погода была временами солнечная, днём шёл недолго дождь, 13 1/2°, вечером тоже. Около 10 зашёл мой крестник правовед Нагорский проститься, он сегодня же уезжает в Петроград».
Михаил Александрович регулярно и аккуратно заполнял дневник, и отсутствие последней записи 12 июня 1918 года наводит на определённые размышления. Возможно, он просто не успел заполнить дневник, а возможно, последняя запись была изъята после обыска помещения чекистами.
Подробности происходившего в ночь с 12 на 13 июня стали известны спустя годы из мемуаров организаторов и исполнителей этой расправы. Так, старый большевик П.И. Малков пишет, что похитить и расстрелять Михаила Романова ему поручил Пермский городской комитет партии большевиков.
Более детально события этой ночи описаны у непосредственного исполнителя ареста А.В. Маркова. По его словам, «изъять из обращения» Михаила Романова местные большевики решили ввиду приближения «банд» Колчака.
Есть как минимум два различающихся описания расстрела великого князя и его секретаря. Марков в своих воспоминаниях всю славу двойного убийства забирает себе. Упомянув, как с дороги они свернули в лес, Марков продолжает: «Я быстро выскочил и потребовал, чтобы и мой седок (Джонсон – ред.) то же самое сделал. И только он стал выходить из фаэтона – я выстрелил ему в висок, он, качаясь, пал. Колпащиков тоже выстрелил, но у него застрял патрон браунинга. Жужгов в это время проделал то же самое, но ранил только Михаила Романова. Романов с растопыренными руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это время у тов. Жужгова застрял барабан нагана (...). Мне пришлось на довольно близком расстоянии (около сажени) сделать второй выстрел в голову Михаила Романова, от чего он свалился тотчас же».
Фотография на память после совершения убийства. Слева направо: А. В. Марков, И. Ф. Колпащиков, Г. И. Мясников, В. А. Иванченко, Н. В. ЖужговСогласно другой версии, переданной из третьих уст в следственных материалах Н.А. Соколова, в расстреле участвовал ещё левый эсер А.И. Плешков, начальник милиции Мотовилихи. У Жужгова, по его словам, действительно сделалась осечка, и тогда великий князь взял его за шиворот и повалил под себя. Плешков выстрелил в князя и освободил Жужгова.
После убийства Михаил Романов продолжал ещё некоторое время «жить» в газетных сообщениях и слухах: он якобы бежал и возглавил контрреволюционный заговор. Готовилась и дезинформация о «поимке» беглеца, но её почему-то в последний момент сняли с полос, оставив чёрные заштампованные квадраты.
Как отмечает историк В.М. Хрусталёв, убийство Михаила Александровича – звено одной далеко идущей цепи: операции по уничтожению династии Романовых, включая широкую дезинформацию общественности. Эта расправа была лишь генеральной репетицией драмы, главные акты которой были разыграны вскоре в Екатеринбурге, Алапаевске, Ташкенте и Петрограде.
Супруга Михаила Романова графиня Н.С. Брасова на тридцать четыре года переживет мужа. Их сын Георгий Михайлович погибнет в автокатастрофе в 1930 году.
