... Низкий и густой рёв заводского гудка пронёсся над спящим городом, разрывая в клочья утренний туман, ударился в стены домов и купола церквей, а затем вернулся обратно – к закопчённым трубам оружейных заводов, согнав последние остатки сна.
Пора!
Летучий отряд, составленный из бывалых разведчиков, не раз ходивших за линию фронта брать германских офицеров, направился к воротам заводского управления.
Стоявшие на часах караульные – бывшие австрийские пленные, ставшие после большевистского переворота наёмниками-«красногвардейцами», нервно закричали:
– Wer kommt?!
– Свои, не стреляйте! – на чистом немецком закричал поручик Яков Зебзиев, три года ходивший в разведку против пруссаков. – У нас есть шнапс!
– Ганс, это ты? – неуверенно отозвались часовые, опуская винтовки и всматриваясь в фигуры, вырастающие их тумана.
– Я, я, натюрлих! – поручик быстро подскочил к австрийцу и ткнул ему в горло стволом офицерского револьвера. – Хенде хох, немчура!
Подскочивший штабс-капитан Куракин ловко сбил с ног второго конвоира, заломав ему руки за спину секретным приёмом.
А сзади уже бежали господа офицеры, готовые ломать двери, за которыми хранилось оружие, необходимое для захвата города.
Вид на Ижевский завод* * *
Полгода хватило России, чтобы оценить власть большевиков. И летом 1918 года в центральных городах страны и на её окраинах стали одно за другим вспыхивать народные восстания против безумного и бесчеловечного режима. Началось все в Москве, потом полыхнуло в Ярославле, в Вологде, в Пензе, далее – в Самаре, Сызрани, Симбирске (ныне Ульяновск), Уфе и в других городах центральной части России.
Восстание в Ижевске стоит в этом ряду особняком.
Прежде всего, потому что против «диктатуры пролетариата» выступили не буржуи, не капиталисты и не кулаки-мироеды, нет, здесь за оружие взялись сами пролетарии – самые лучшие и наиболее образованные представители рабочего класса, что сделало их смертельными врагами Советской власти.
Во-вторых, повстанцы сумели продержаться свыше трёх месяцев, разгромив наголову целую армию «красных».
В-третьих, именно в Ижевске проявила себя новая политическая сила, которая вполне могла стать настоящей альтернативой большевизму. Впрочем, обо всем по порядку.
Город Ижевск и до революции славился как оружейная мастерская России – правда, тогда здесь выпускали не автоматы Калашникова, но винтовки Мосина – за годы Первой мировой войны в Ижевске была произведена каждая вторая винтовка в российской армии. Кроме того, в Ижевске производились пулемёты, охотничьи ружья, револьверы, существовала своя патронная фабрика, а в соседнем городе Воткинске выпускались паровозы. То есть Ижевск был самым пролетарским городом России – из 70 тысяч населения Ижевска рабочими было 40 тысяч человек – подобного соотношения между пролетариатом и всеми прочими сословиями не было более ни в каком другом городе России. Причём в годы войны перевес пролетариата только увеличился – для бесперебойной работы оружейных заводов и расширения производства в Ижевск было направлено немало иногородних квалифицированных рабочих, в основном из Москвы и Петрограда.
Оружейные мастера Ижевского заводаТем не менее, в Ижевске с первых же дней революции начали происходить резкие трения между рабочими и захватившими власть в городе большевиками.
Отряды Красной гвардии, осуществляя решение партии о конфискации частных фабрик, взялись за дело круто: за два дня были разграблены и заводы, и дома хозяев заводов. Многие были убиты – по свидетельству очевидцев, «кровь лужами стояла у пробитого пулями столба против забора Александро-Невского собора».
Вот строки из отчётов чекистов, как в городе проводился в жизнь «красный террор»: «Мы арестовали всех местных купцов – Тихонова и других. Посадил я их в тюрьму, а Ижевская тюрьма небольшая, некуда больше. Готовились большие мероприятия в части арестов меньшевиков и эсеров… Мы освободили этих купцов под залог. Принесли они деньги, принял я эти деньги и всех отпустил… Что касается купцов арестованных: Афанасьева и других, то их арестовано было около 20 человек, которые были отправлены в Сарапул, подвезены были к мосту и с моста их сбрасывали в Каму. Из этих купцов Афанасьев выплыл и вернулся в Ижевск и его вторично пришлось прикончить, поставив к стенке…»
Пострадали и простые работяги – например, мастер-надомник Андрей Баталов, собиравший в своей домашней мастерской ружья для фабрики Василия Петрова. И собиравший настолько хорошо, что хозяин фабрики разрешил ставить мастеру на ружья личное клеймо. Причём доходы позволяли мастеру-надомнику содержать двухэтажный дом в центре города – на первом этаже была его оружейная мастерская, на втором жила его семья. Большевики реквизировали дом мастера, а самого его расстреляли.
Наёмные же рабочие оружейных заводов лишились зарплаты и самой работы. Причём тяжелее всего пришлось как раз «настоящим пролетариям» – иногородним рабочим, которые не имели родственников в ближайших деревнях и не могли найти у них пропитания. Конечно же, все рабочие комитеты стали выступать против такой «диктатуры пролетариата».
Политическая борьба поначалу велась цивилизованными методами – в процессе постоянных перевыборов местного Совета рабочих депутатов. И каждый раз депутаты-большевики, выбранные в Совет, оказывались в меньшинстве. В итоге Совет рабочих депутатов Ижевска, выбранный в июне 1918 года, был полностью беспартийным – ни один из большевиков не получил мандат доверия народа. Что ж, в ответ большевики просто разогнали Совет, вызвав отряд Красной армии из Казани. Вместо Советов власть в городе перешла «Военно-революционному штабу», который возглавил 29-летний Иван Пастухов – профессиональный революционер, который уже имел за плечами две тюремные ходки по «политическим» статьям. Впрочем, среди большевиков Ижевска Пастухов считался «стариком» – так, председателю Губернской ЧК Александру Бабушкину, который сотнями отправлял людей на расстрел, было всего 20 лет, военному комиссару Павлу Лихвинцеву – 22 года. Остальные же «хозяева» города были и того моложе. Вчерашние гимназисты недрогнувшей рукой наводили новые порядки и творили расправу над «буржуями», буквально дурея от своей безнаказанности.
* * *
Летом 1918 года вслед за безработицей в Ижевск пришёл и голод.
Местный публицист, главный редактор газеты «Воткинский вестник» Анатолий Гутман писал: «В сёлах и деревнях латыши-комиссары, командированные из центров, производили расстрелы, реквизиции хлеба, мёда, масла, яиц и скота... Вверх и вниз по Каме пассажирские пароходы шли переполненные преимущественно сормовскими рабочими, отправлявшимися на Белую и Каму в поисках хлеба. Вокруг камских пристаней лежали тысячи людей, спавших под открытым небом и ожидавших очереди, чтобы отвезти домой несколько пудов хлеба. Их ловили на пароходах заградительные отряды, отбирали хлеб, а сопротивлявшихся били прикладами и убивали.
По всей Каме стоял стон и раздавались проклятия населения по адресу советской власти. Но население чувствовало себя бессильным вступить в борьбу с советским правительством. Оно было безоружно...»
* * *
Именно поэтому на Ижевск своё внимание и обратила новая политическая сила, возникшая в конце 1917 года – «Союз фронтовиков», военная подпольная организация, филиалы которой открылись чуть ли не во всех российских городах.
Сегодня о «фронтовиках» известно немногое. Очевидно, что это была сетевая организация, обладавшая мощными связями и финансовой подпиткой, но кто конкретно находился во главе этой организации, осталось неизвестно. Судя по сохранившимся документам, «фронтовики» были связаны с военными Директории – органа власти, образованного в сентябре 1918 года в Уфе и претендовавшего на роль «Временного Всероссийского правительства». Также «фронтовики» поддерживали связь и с «Союзом защиты Родины и Свободы» бывшего эсера Бориса Савинкова, но связь эта была скорее вынужденной – бывшие солдаты и офицеры подчёркнуто презрительно относились ко всем гражданским политическим партиям, считая их виновниками разразившейся в стране катастрофы. Савинков же – бывший лидер Боевой организации эсеров, который лично нёс ответственность за политические убийства, был им особенно противен.
В Ижевске организация фронтовиков выросла из «Союза солдат-рабочих», созданного в годы войны из иногородних рабочих. В 1918 из местных демобилизованных солдат возник «Союз увечных воинов», также возник «Союз солдат и солдаток», а офицеры вошли в «Союз георгиевских кавалеров». В конце концов, все организации слились в единый «Союз фронтовиков», который возглавил бывший фельдфебель Семён Солдатов.
Конечно, может возникнуть вопрос, как вчерашний фельдфебель стал командовать офицерами, но Семён Солдатов был не простым фельдфебелем. Он был внуком главы купеческого клана Афанасьевых – тех самых Афанасьевых, кого большевики утопили в реке Каме.
К тому же и офицеры 1918 года были совсем не похожи на прежних офицеров царской армии – ведь они пережили не только войну, но и страшный 1917 год, когда солдатская масса, подстрекаемая эсерами, устроила настоящую резню «золотопогонников». И обезумевшие от водки солдаты не просто убивали своих командиров, но перед казнью вырезали им на плечах «погоны» – из плоти.
Выжившие в этом революционном аду бывшие офицеры хотели только одного – тихо жить в деревне, ничем не привлекая внимания новых властей. Поэтому в «Союзы фронтовиков» они стали вступать только тогда, когда большевики под угрозой расправы над близкими погнали их на новую войну – уже против собственного народа. Так что фельдфебель Солдатов в роли официального главы организации их полностью устраивал.
"Союз фронтовиков" ИжевскаК тому же, внутри «Союза», официально занимавшегося благотворительностью, действовала и подпольная организация, которой руководил полковник Дмитрий Иванович Федичкин – бывший командир 13-го Туркестанского стрелкового полка. Дмитрий Иванович родился в Тамбовской губернии в семье унтер-офицера. Окончил Оренбургское реальное училище, Казанское юнкерское училище, участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. В Ижевске жила его семья – супруга Евгения Михайловна и 6-летний сын Евгений.
В свою тайную организацию, если верить отчётам ГубЧК, полковник Федичкин смог привлечь более 350 офицеров, которые и стали ядром восстания.
Журналист Анатолий Гутман вспоминал: «Мысль о вооружённом выступлении впервые возникла в недрах ижевского “Союза фронтовиков”, вернувшихся с Германского фронта, на фоне слухов о скорой мобилизации. Было решено: подчиниться мобилизации лишь в том случае, если мобилизованным тут же выдадут вооружение и обмундирование, для того чтобы вслед за этим немедленно произвести вооружённое восстание против большевиков».
* * *
7 августа 1918 года в Ижевск пришло известие о взятии чехами Казани, где находились большие склады вооружения и боеприпасов.
Большевики в этот же день собрали митинг, объявив мобилизацию всех рабочих – особенно имевших за плечами военный опыт. «Союз фронтовиков» в ответ предъявил большевикам требования из 10 пунктов, поддержанные рабочими, среди которых важнейшим было вооружить и обмундировать всех рабочих, мобилизованных на заводе, и отправить всех вместе («фронтовики» подозревали, что под видом мобилизации большевики решили вывезти всех безоружных членов «Союза» за город и уничтожить). Большевики приняли все требования, кроме одного – о вооружении мобилизованных. Тогда «фронтовики» по предложению Семена Солдатова решили устроить шествие по центральной Казанской улице, чтобы поднимать народ. В итоге демонстрация была разогнана, сам Солдатов и сотня «фронтовиков» были арестованы ВЧК.
Рано утром в городе начались митинги против мобилизации. Один из них большевики попытались было разогнать силой, направив на демонстрантов конных милиционеров. Но «фронтовики» прекрасно подготовились: милиционеры были стащены с коней, обезоружены и избиты.
В этот же момент другая группа «фронтовиков» захватила здание управления Оружейного завода, где хранились готовые винтовки с патронами. Охрана, состоявшая из пленных австрийцев, была обезоружена.
Восстание было тщательно спланировано: пока одни «фронтовики» вооружали дружины добровольцев, другие отряды офицеров нанесли упреждающий удар по верхушке «военно-революционного штаба» – группы захвата отправились по заранее составленным спискам адресов реквизированных квартир, где поселились высокопоставленные революционеры. Так были схвачены и военный комиссар Павел Лихвинцев, и один из руководителей Военревштаба Василий Жечев, и глава ГубЧК Александр Бабушкин.
Только первый заместитель председателя штаба Степан Холмогоров сумел вырваться – он хотел было взорвать главный городской пороховой погреб, но был застрелен у входа.
Сумел уйти от ареста и глава местных большевиков Иван Пастухов.
Причём ушёл он красиво. Газета «Ижевский защитник» в 1918 году писала: «Бывший председатель ижевского Исполкома И. Д. Пастухов захватил накануне в казначействе 12 700 000 рублей, ключи от кладовой и скрылся. После ревизии казначейства выяснилось, что Пастухов накануне явился в казначейство в сопровождении члена большевистского Военного штаба и потребовал от казначея передачи всех денежных сумм. Под угрозой револьверов они забрали эти 12 (?) миллионов, преимущественно тысячными билетами, а частью золотом и серебром, захватили ключи, закрыли служащих в одной из комнат на замок и скрылись, оставив в казначействе до 14 миллионов рублей, которые забрать им было, очевидно, не по силам».
Эти деньги пропали бесследно.
Пастухов несколько дней скрывался в лесах, но в конце концов был выдан местными жителями. На допросах его страшно пытали, но он так и не выдал тайну нахождения «золотого запаса».
Памятник Ивану Пастухову в Ижевске* * *
Новость о победе восстания в Ижевске буквально воспламенила все соседние города уезда.
Журналист Анатолий Гутман вспоминал: «Энтузиазм заводского населения после свержения советской власти был необычайный. В ряды фронтовиков стали вливаться сотни добровольцев рабочих и крестьян. Рабочие и заводская интеллигенция объединились и горячо принялись за организацию Народной армии. Через неделю из Ижевского завода отправился небольшой отряд для освобождения Воткинского завода, находившегося ещё под советской властью. Утром 17 августа после непродолжительной перестрелки отряд подошёл к заводу и занял Воткинск. Нападение было столь неожиданно для советских властей, что члены местного Совдепа едва успели выскочить и убежать походным порядком по направлению к станции Чепцы Пермской железной дороги. Они не успели эвакуировать ни денег, ни ценностей из местного казначейства и оставили несколько десятков миллионов рублей денежных знаков, которые, конечно, пригодились восставшим».
Далее под контроль восставших перешёл и город Сарапул.
Полковник Федичкин писал: «Красные бежали в панике при первой атаке, оставляли пулемёты, ружья и другие военные припасы. В Сарапуле стояла сильная вооружённая флотилия красных, много было и латышских частей, но все попытки высадить десанты и вести наступление на Ижевск кончались неудачей: красные не были способны противостоять воодушевлённым и храбрым ижевцам и воткинцам... Вскоре Сарапул был оставлен без боя».
Антибольшевистские восстания вспыхнули по всему Прикамью – в Николо-Берёзовке, Камбарке, Сайгатке, Осе, Красногорье, Вавоже и так далее. И под контролем «фронтовиков» оказалось все движение по реке Каме.
* * *
После победы восстания были проведены новые выборы в Совет. По настоянию «фронтовиков», к выборам не были допущены ни большевики, ни левые эсеры, ни анархисты.
Первые решения Совета были восприняты в городе с энтузиазмом: была вновь разрешена свобода торговли, отменена цензура и смертная казнь.
Правда, вскоре ижевцы убедились, что такой громоздкий – 250 депутатов! – орган власти был абсолютно не способен к быстрым решениям. Поэтому гражданская власть была передана Прикамскому комитету Учредительного собрания, состоявшему из четырёх членов Всероссийского Учредительного собрания, собравшихся в Ижевске после разгона «учредилки». Возглавил Прикомуч Николай Иванович Евсеев, бывший член партии эсеров, разочаровавшийся в революции.
Николай Иванович ЕвсеевВпрочем, власть Прикомуча была сугубо декоративной – реальная власть в повстанческой республике принадлежала сначала «Союзу фронтовиков», а затем и Народной армии Ижевской республики, которую возглавил полковник Федичкин.
* * *
Первую попытку отбить Ижевск большевики предприняли уже 14 августа – причём для общего руководства подавлением мятежа из Петрограда был направлен сам Владимир Антонов-Овсеенко, руководивший в октябре 1917 года штурмом Зимнего дворца.
Антонов-Овсеенко придумал, как ему казалось, хитрый план: напасть на город одновременно с двух сторон.
Сначала отряд Красной армии численностью в 2500 человек решил пробраться в город в самых обычных поездах Казанской железной дороги. Но ижевцы, заранее предупреждённые сочувствующими железнодорожниками, устроили засаду.
Полковник Дмитрий Федичкин вспоминал: «Бойцы испортили часть железнодорожного пути, затем засели в растущие по обеим сторонам путей густые зелёные кусты и стали поджидать подхода поездов противника. Ждали недолго. Машинист с переднего паровоза первый заметил разрушенный путь и остановил поезд как раз там, где они его ожидали. Ижевцы не бросились на поезд с криком «Ура!», потому что красных было слишком много, но, продолжая скрываться от взоров противника за кустами, метко стреляли по дверям и окнам вагонов с обеих сторон поезда, не давая никакой возможности большевикам из вагонов выгрузиться. Большевики, поняв, что ижевцы избрали лучший способ перестрелять их всех в вагонах до единого, вывесили из окон белые тряпки...»
Лидеры ижевских большевиков в Национальном музее Удмуртской республикиНа следующий день поход на Ижевск повторился, но на этот раз ижевские ополченцы встретили наступающих кинжальным пулемётным огнём из замаскированных дотов и траншей, которые были обустроены буквально за одну ночь.
Позже выяснилось, что эти два наступления были всего лишь отвлекающими ударами, призванными оттянуть силы восставших. То есть пока Ижевск атаковали со стороны железной дороги, основной отряд – более 6 тысяч «красных латышских стрелков» – спустился на захваченных пароходах по реке Каме до пристани Гольяны, откуда латыши и начали наступление на город.
Но опытные «фронтовики» быстро разгадали сей хитроумный план. И вскоре латыши убедились, что воевать с русскими профессионалами вовсе не так легко и беззаботно, как грабить беззащитных крестьян. Отряд Народной армии под командованием штабс-капитана Куракина, невзирая на численное превосходство сил противника, не только отразил наступление, но и загнал латышей в лес, вокруг которого были сделаны минные поля.
В ярости латышские стрелки приказали развернуть все орудия и стрелять по городу – по мирным кварталам.
Полковник Федичкин писал: «Понеся потери от взрывов, противник стал громить город пушками. Снаряды летели в город и разрывались на улицах... К рассвету 19 августа противник расстрелял все патроны и снаряды, и стрельба затихла. Тогда в бой и вступили ижевские ополченцы, которые перебили практически всех «красных».
* * *
Более трёх месяцев Ижевская Народная армия сдерживала лихорадочные попытки «красных» прорвать линию обороны города.
В добровольческие отряды, казалось, записалось все мужское население Ижевска. И не только мужское.
Один из священников Троицкой церкви отец Павел Попов отпевал погибших в боях ижевцев, а его дочка, недавняя гимназистка Лидия Попова, сама ходила в атаки. В одном из последних боев за Ижевск девушка сражалась у старого Казанского вокзала в составе ударного «бессмертного батальона» и была тяжело ранена.
Сколько таких героев знал восставший Ижевск! Их имена печатались на страницах газеты «Ижевский защитник». В каждом номере – списки убитых и раненых бойцов, сводки о ежедневных боях по всем направлениям: Гольянское направление, Воткинское направление, Агрызское направление… По сути, каждый город Ижевской республики стал частью фронта – тыла не было. И в каждом номере лозунг: «Лопата спасёт Ижевск!» Вокруг города вырастают постепенно неприступные земляные укрепления.
Вот как описывал ситуацию в Воткинске и Ижевске нижегородский меньшевик, депутат Нижегородского Совдепа И. Г. Уповалов: «Воткинск был неузнаваем. Это был уже не завод, а сплошной военный лагерь. В 10 или 15 верстах от Воткинска шла упорная борьба безоружных рабочих с вооружёнными до зубов мадьярами, латышами и китайцами, а внутри Воткинска шла организационная работа Совета рабочих депутатов, местного самоуправления и военного штаба… Работающее в заводе офицерство было призвано организовать армию из восставших рабочих и крестьян. Крестьяне дали хлеб и обмундирование, ижевские рабочие день и ночь не отходили от станков, изготовляли винтовки и пулемёты, патроны и снаряды. Были моменты, когда большевистские латыши и китайцы подходили к Ижевску на 2 или 3 версты. Тогда станки останавливались, рабочие брали винтовки и уходили на фронт, разбивали противника и опять становились к станкам… Через месяц упорной борьбы Ижевская и Воткинская армии с 10 тысяч восставших рабочих увеличилась до 75 тысяч штыков. У них уже было более 100 пушек и 700 пулемётов, все взятые у противника».
* * *
Сменивший Антонова-Овсеенко латыш Рейнгольд Берзин также предпринял попытку взять Ижевск быстрым штурмом, высадив на берегу Камы десант латышей под прикрытием Пермской бронефлотилии – это грозное название было присвоено нескольким старым пассажирским пароходам, на которые латышские умельцы установили несколько пушек и пулемётов.
Однако к тому времени и повстанцы оборудовали свои береговые укрепления. В итоге бронепароходы были разбиты меткими выстрелами, а десантники – окружены и практически полностью уничтожены.
И Берзин издал новый приказ, в котором приказывал дополнить латышей силами Китайского отряда особого назначения, которым командовал некий Го Лайбинь.
* * *
Надо сказать, что участие китайцев в нашей Гражданской войне – страница, про которую долго старались не вспоминать. Может, и совсем бы забылась, да куда деть классику – Шолохова, Бабеля, Булгакова, Николая Островского? Они создавали книги о Гражданской по свежим воспоминаниям. И у каждого упоминаются китайцы, воюющие за большевиков.
Нашествие китайских гастарбайтеров в Россию началось ещё в 80-е годы XIX века, когда сам Китай переживал самый масштабный за всю историю кризис. Поднебесная империя была фактически разделена европейскими державами на сферы влияния, над городами царила угроза голода – площадь обрабатываемой земли практически не росла на протяжении десятилетий, а вот численность сельского населения увеличивалась достаточно быстро. И множество азиатов были вынуждены бежать из страны – кто-то ехал в Америку, другие – на юго-восток, в Индонезию и Индокитай, третьи – в Россию, где их стали звать «ходя-ходя» – то есть так в те годы именовались коробейники, торговцы всякой мелочью.
Существенный импульс для усиления миграции с Востока оказала и Первая мировая война. Русское правительство нуждалось в рабочих руках, чтобы заменить ушедших на фронт мужчин, поэтому в Российскую империю стали приглашать китайских рабочих. Так, только в 1915 году в Россию официально приехало 40 тысяч китайцев (причём, число гастарбайтеров росло год от года: так, в 1916 году в Россию въехало ещё 75 тысяч человек, а весной 1917 года – уже 200 тысяч). Наиболее грамотные китайцы отбирались для работы на различных оборонных предприятиях и заводах Петрограда, остальных же направляли на строительство мурманского порта, железной дороги Петроград – Мурманск, в шахты Донецкого бассейна и на лесоразработки в Белоруссии. Были даже созданы группы китайцев для рытья окопов для русской армии на германском фронте.
Когда же в 1917 году Российская империя рухнула в пучину революции, эти тысячи китайцев оказались в чужой стране без денег и без работы. Около 30 тысяч китайцев покинули Россию сразу после февраля 1917 года, но большая часть решила остаться, решив стать наёмниками на службе большевиков.
Так, первым отрядом, принявшим китайцев на военную службу, стал интернациональный отряд при 1-м корпусе – личная ленинская гвардия. Самый первый круг охраны Владимира Ленина состоял из 70 китайских телохранителей. Правда, это были не обычные мигранты, а натренированные военные и члены китайских революционных отрядов партии Гоминьдан доктора Сунь Ятсена, бежавшие из страны после провала китайской революции в 1912 году.
Профессиональным военным был и Го Лайбинь, который стоял у истоков китайского «Первого интернационального легиона Красной армии», печально прославившегося в деле «очистки» Петрограда от «контрреволюционных элементов». Позже отряд Го Лайбиня принимал участие в подавлении левоэсеровских мятежей в Москве и в Ярославле.
Но в Ижевске китайцам не повезло. Когда это «интернациональное» войско высадилось на камский берег у деревни Бабки, китайцы не заметили отряда диверсантов, оставленных «фронтовиками» в брошенном селе. И в момент перехода через мост по отряду китайцев неожиданно ударили пулемётные очереди – огонь вели с церковной колокольни, где затаились «диверсанты».
Все попавшие под огонь китайцы были загнаны в реку и без жалости уничтожены.
* * *
Народную армию Ижевской республики победил не внешний враг, но внутренний.
Когда угроза большевистского террора в городе отошла на второй план, в стане победителей, как это часто случается, начались распри и трения. «Фронтовики» стали выступать против социалистов из Прикомуча, считая, что стране для борьбы с большевизмом необходим, прежде всего, твёрдый военный порядок, а не социальные эксперименты. Социалисты, в свою очередь, с недоверием относились к офицерам, опасаясь военного переворота. В результате между гражданской и военной властями повстанцев происходило соперничество, приводившее к конфликтам.
Журналист Анатолий Гутман вспоминал: «В повстанческой армии вместо железной дисциплины и устремления всех сил на борьбу с красными началась обычная социалистическая пропаганда со всеми её атрибутами. Боевые приказы штаба обсуждались в солдатских группах и часто не исполнялись, особенно в Сарапуле. О строгой дисциплине нечего было и думать. Понятно, что после первого взрыва энтузиазма среди рабочих и крестьян наступило охлаждение. Дисциплина стала падать, а тыл разлагаться. Следственные комиссии (состоявшие из социалистов) держали сотни арестованных в импровизированных арестных домах, с которыми советские агенты имели свободное общение. Началась обычная в то время пропаганда – примирения с большевиками и прекращения “братоубийственной” войны».
Сказался и ещё один фактор – нехватка сырья для производства патронов. Ежедневные бои опустошили все городские арсеналы, но взять новых боеприпасов было уже негде.
С начала октября Прикамская Народная армия начинает терпеть одно поражение за другим. Попытки установить взаимодействие с частями Уфимской Директории ни к чему не привели – особенно после того, как красными был взят Сарапул, а целые подразделения перешли на сторону большевиков.
После этих событий стало ясно, что Ижевск, да и, пожалуй, все Прикамье обречены.
«Необходимо коснуться ещё одного вопроса – почему восставшим заводам не была оказана достаточная помощь со стороны других антибольшевистских сил, – писал в своих воспоминаниях белый генерал Авенир Ефимов, командир Ижевско-Воткинской бригады. – Пробравшийся в Самару шт.-капитан Куракин получил 10 000 снарядов и другое подкрепление материальных запасов, но не мог довезти их до Ижевска вследствие начавшихся наших неудач на Волге. Сибирская армия, захватившая Екатеринбург и накапливавшая там свои силы, имела больше возможностей помочь ижевцам и воткинцам. Собственно, это была бы не помощь, а использование сложившейся обстановки в собственных целях Сибирской армии – нанесения своему противнику, 3-й Красной армии, сильного удара, а при удаче – и уничтожения этой армии. К сожалению, во главе Сибирской армии находился неспособный на такие действия генерал Гайда...»
Полковник Авенир Ефимов* * *
7 октября главнокомандующий силами Республики Вацетис представил Ленину доклад о стратегическом состоянии страны, в котором первостепенное внимание уделялось Восточному фронту: «Из всех очередных задач Восточного фронта наиболее важна задача 2-й армии по подавлению мятежа в Ижевско-Воткинском районе, где сосредоточены значительные силы. По ликвидации этого мятежа вся 2-я армия может быть брошена в направлении Екатеринбург – Челябинск».
Для взятия Ижевска Троцкий сформировал два ударных кулака. Во-первых, это был присланный из Петрограда 7-ой Бауский латышский стрелковый полк, усиленный Латышским артиллерийским дивизионом и кавалерийской бригадой.
Вторым кулаком – 2-й сводной дивизией 2-й армии РККА – также командовал латыш Валдемар Азин. Это действительно была сводная дивизия: в её составе были части латышских и китайских стрелков, а также наёмников из бывших военнопленных венгров, австрийцев, немцев и турок.
В это время в самом Ижевске шли ожесточённые дискуссии. Ещё накануне, трезво оценив обстановку, полковник Федичкин объявил о немедленной эвакуации Народной армии Ижевской республики и все тех, кто не желает победы большевизма.
– Пока есть возможность, – доказывал Федичкин, – необходимо в течение нескольких ближайших дней эвакуировать женщин и детей и все ценное имущество. Через неделю у ижевцев не будет ни одного патрона и снаряда. И мы должны будем бежать из Ижевска голыми по льду через Каму!
Слова Федичкина вызвали ярость у членов Прикомуча. Председатель Комуча Евсеев, назвав заявление об эвакуации трусостью, потребовал отставки полковника со всех постов.
Анатолий Гутман вспоминал: «Евсеев и другие с упорством отклоняли предложение начать немедленную эвакуацию заводов. Решено было созвать “всенародный” митинг. Выступающий на нем капитан Юрьев заверил, что в Ижевск будто бы двигаются на помощь два полка Народной армии из Уфы, которые скоро должны прибыть. Члены Комуча подтвердили заявление Юрьева и умоляли бороться и не эвакуировать Ижевск до прихода помощи. Эвакуация была отвергнута...»
* * *
Наступление на город началось 3 ноября. В тот день Азин издал приказ: «Перед Вами Ижевск. Последний оплот белогвардейцев и прочей сволочи Камского района. Я отдал приказ перейти в решительное наступление. Так идите и возьмите его».
Всего за несколько дней боев кольцо окружения плотно сомкнулось вокруг Ижевска – уже через два дня китайцы и латыши выкатили орудия и начали прямой наводкой обстреливать кварталы мятежного города.
6 ноября окружение было готово сомкнуться, но тут случилось неожиданное – в районе села Каменное ижевцы, оставшиеся без патронов, разгромили Красный Мусульманский полк. Этот эпизод советские историки позже назвали «психической атакой белогвардейцев»: «В 12 часов дня, когда туман полностью рассеялся, началась артподготовка красных. Но противник, предупредив атаку красных, сам перешёл в наступление… Со стороны противника появились цепи и колонны наступающих. Шли они ровными рядами под бой барабанов и ритмы духовых инструментов, неся впереди красно-зелёные знамёна и хоругви. Шеренга за шеренгой ровно и чётко, чеканя шаг, приближались батальоны к цепи красных, которые на первых порах смотрели на это красивое, одновременно жуткое зрелище с недоумением и нарастающим страхом… Да, это была первая психическая атака белых в гражданскую войну. Враг готовил её как козырную карту в своей колоде с тем, чтобы сокрушить красных и обратить их в бегство...»
Красивое описание, жаль, что целиком и полностью выдуманное. Ижевцы не шли как на параде, но просто бросились врукопашную на наступающих «мусульман». Завязался двухчасовой рукопашный бой, победителями из которого вышли ижевские рабочие.
Именно благодаря «психической атаке» наступление красных было задержано, и город смогли покинуть последние колонны местных жителей. Рассекреченные «Списки отступавших рабочих Ижзавода с Колчаковской армией» содержат тысячи фамилий! Заводские мастеровые с семьями, купцы, предприниматели, жены, старики дети – по подсчётам чекистов, тогда из города ушла чуть ли не треть жителей.
Анатолий Гутман писал: «Благодаря тыловому прикрытию ижевцев, отступавших с боем, Воткинску удалось сравнительно благополучно эвакуироваться и, соединившись с ижевцами, переправиться через ещё не покрывшуюся льдом Каму. Приходилось идти с боем несколько недель, пока армии не потеряли связи с красными. Моральное состояние ижевских отрядов было весьма угнетённое. В плохой одежде и рваной обуви покинули свои родные села ижевцы и воткинцы и шли пешком 500 вёрст, узким коридором, местами имея фронт противника в 3 верстах. За Ижевской армией шло 20-тысячное население Сарапульского уезда, пережившее все ужасы кровавой власти и спасавшееся от неминуемой гибели. Тут были почти исключительно крестьяне, рабочие, ремесленники, словом, трудовой народ, бежавший от “рабочей власти”...»
* * *
И вот, в первую годовщину октябрьского переворота – 7 ноября – основные силы красных достигли окраин мятежного города. И Валдемар Азин отбивает две телеграммы. Первую – командованию фронта: «Пехота ведёт тяжёлые бои на подступах к Ижевску». Вторую – в Кремль: «В. И. Ленину. Ижевск взят штурмом. Подробности сообщу позднее».
Но лишь на следующий день красноармейцы Азина рискнули захватить Оружейный завод и плотину.
Заводская плотина в ИжевскеРепортёры газеты «Уральская жизнь» так описывали захват города: «Красные стремительно ворвались в Ижевск. Часть армии не успела спастись; солдаты побросали винтовки и побежали на завод. Красные окружили завод и произвели проверку рабочих. У кого оказался рабочий билет, того отпустили, а остальных вывели, собрали на церковной площади, всех расстреляли из пулемётов. Всего было убито в день захвата города около 800 человек...
Тела убитых возили на подводах несколько дней и зарывали в огромных ямах в лесу близ заводского озера. На следующий день начала действовать Чрезвычайная комиссия. Ловили всех, на кого указывали местные коммунисты. Через несколько дней тюрьмы и все арестные помещения оказались переполненными. Арестованные валялись в погребах и сараях.
Главный контингент арестованных – рабочие и служащие завода. Расстрелы продолжались более месяца. Главное участие в расстрелах принимали китайцы, мадьяры и латыши. Квартиры рабочих семей, члены которых служили в Народной армии, совершенно разграбили...»
* * *
Остатки Народной армии Ижевской республики влились в армию Верховного правителя России Александра Колчака, который даже принял приказ о формировании особой «Ижевской дивизии».
Дивизия уральских рабочих, которой стал командовать полковник Викторин Молчанов, была самым боеспособным соединением колчаковских войск. Она отступала последней, сдерживая натиск красных. Особенно ей досталось в Красноярске, где красные подняли восстание, отрезав пути отхода. Тогда ижевцы с боем ворвались в Красноярск, разгромили восставших и двинулись на Иркутск.
Ижевская дивизия была и единственным воинским подразделением армии Колчака, награждённым Георгиевским знаменем. Сразу же заказ на изготовление стяга был размещён в золотошвейной мастерской одного из монастырей под Иркутском. Но награда не была вручена, так как Ижевская дивизия в это время воевала далеко от города. Знамя находилось в штабном вагоне поезда главнокомандующего Колчака до тех пор, пока он не был арестован и расстрелян.
В октябре 1922 года Ижевско-Воткинская дивизия дала свой последний бой красным – под городком Спаск в Приморье они прикрывали отход семей ижевских рабочих, которые уходили за Амур, чтобы выбраться за пределы России в Китай. Чтобы обоз с женщинами и детьми успел перейти границу, ижевцы вновь поднялись в штыковую атаку против красноармейцев, которые вновь бежали от «психической атаки»...
Остаток своих дней многие герои Ижевского восстания – и Семён Солдатов, и Дмитрий Федичкин, и Викторин Молчанов – провели в эмиграции в Шанхае, где был штаб Шанхайского Русского полка.
* * *
А вот китайцы, взявшие Ижевск, после окончания Гражданской войны перебрались в Москву, где в районе нынешней станции метро «Бауманская» возник настоящий московский «чайна-таун». Здесь находилось и общество «Возрождение Китая», и лавки с китайскими товарами, специями, одеждой и всякими мелочами, и знаменитые китайские прачечные, работавшие по всей Москве. К примеру, в Скатертном переулке работала «Шанхайская» прачечная, на Покровке и на Мещанской открылась «Нанкинская прачечная», а в Печатниковом переулке белье принимала «Жан-Ли-Чин». Впрочем, стирка белья была всего лишь прикрытием для другого, куда более прибыльного бизнеса: китайцы в Москве торговали контрабандным рисовым спиртом, позже ему на смену пришли опиум, кокаин и морфий.
Но уже к концу нэпа большинство китайцев из Москвы таинственно исчезло: прачечные закрылись, рынок в Китай-городе опустел, обывателей перестали тревожить китайские бандиты, которых стали отправлять домой для «экспорта революции» – помогать создавать китайскую Красную армию.
