Почти 80 лет назад в конце зимы началось насильственное выселение почти полумиллиона человек в Среднюю Азию и Казахстан.
Предателям не жить в Чечено-Ингушской АССР
Судьбу народов на последующие почти 20 лет решила одна подпись под Указом о ликвидации Чечено-Ингушской АССР. Причём документ опубликовали многим позже после начала операции под кодовым названием «Чечевица». Такой шифр она получила, вероятно, из-за созвучия с депортируемой нацией, потому что ни растение, ни птица с таким названием не отличаются особым распространением на территории Кавказа.
В Указе чёрным по белому написано, что народы выселяют с родных территорий по причине того, что «в период Отечественной войны, особенно во время действий немецко-фашистских войск на Кавказе, многие чеченцы и ингуши изменили Родине, переходили на сторону фашистских оккупантов, вступали в отряды диверсантов и разведчиков...». Казалось бы, всё обосновано и предельно ясно. Действительно, предатели должны понести самое строгое наказание, ведь по их вине, вероятно, погибли сотни советских солдат. Однако, как отмечает руководитель Образовательного центра Музея истории ГУЛАГа Константин Андреев, нет ни единой точной формулировки, которая могла бы служить оправданием такому шагу, как депортация. «В основе этих действий был принцип коллективной ответственности, коллективной вины, который недопустим с юридической точки зрения. Статистика говорит о том, что процент бандитов и предателей не превышал показатели в других республиках, среди других народов», – объясняет Андреев.
Безусловно, «Чечевица» стала не единственной операцией, которая изменила жизнь тысяч людей на многие десятилетия, а сотен – оборвала навсегда. Потому что до начала депортации ингушей и чеченцев такая же участь постигла поволжских немцев, калмыков, финнов, крымских татар и других. Однако именно эта операция стала самой массовой. Потому что выселению подверглись полмиллиона жителей Кавказа.
Сорвали мобилизацию и помогали немцам
Точных данных по бежавшим из войск Красной Армии или уклоняющимся от мобилизации не существует. Во-первых, потому что не было отдельных формирований по национальному признаку. Во-вторых, никто не планировал разбираться в возможных причинах побегов. Об этом в своей статье «Чеченцы и ингуши в Великой Отечественной войне» пишет исследователь Руслан Агиев. Он говорит о том, что в 1941 году из почти 13 тысяч человек, подлежащих мобилизации, более тысячи уклонились от несения службы. Спустя год положение стало ещё хуже, потому что национальную дивизию удалось укомплектовать лишь наполовину. «Многие ушли в горы и присоединились к существующим бандам». Однако среди причин подобных действий автор статьи называет не приверженность к нацистским и фашистским взглядам, даже не желание отомстить коммунистическому режиму за религиозные и политические разногласия, а элементарные человеческие проблемы, на которые командование «закрывало глаза».
«Для большинства чеченцев и ингушей, направляемых поодиночке или небольшими группами в воинские части, в этом заключалась большая пугающая трудность. Им было известно, что в армии их заставят питаться общей со всеми пищей, в том числе свининой, что противоречило всем религиозным обычаям этих народов. Сказывалось и плохое знание русского языка», – пишет Агиев. По словам автора, многие не выдерживали подобных условий, оказавшись вдали от Родины, и сбегали. Вероятно, сказалось также то, что партийный режим в довоенное время имел меньший вес, чем религиозные воззрения в описываемом регионе.
Безусловно, факты бандитизма и формирования особо опасных группировок в предгорьях Кавказа в период Великой Отечественной войны существуют. В научно-теоретическом журнале «Ойкумена» в статье «Органы внутренних дел в борьбе с бандитизмом в годы Великой Отечественной войны» автор Олеся Торшилова пишет, что за четыре года органы внутренних дел Советского Союза смогли ликвидировать почти 200 банд и антипартийных группировок. Особенно она выделяет две антисоветские организации в данном регионе. Среди них «Особая партия кавказских братьев» и «Чечено-горская национальная социалистическая подпольная организация». Предводителем одной из них стал небезызвестный Хасан Исраилов. После возвращения на Родину из Москвы он писал в обком заявления с упреками в адрес советского правительства и выражал твёрдое намерение развязать освободительную войну своего народа. Известно, что организатор «Особой партии кавказских братьев» даже вёл переговоры с немецкими офицерами об оказании помощи и пытался привлечь на свою сторону как можно больше земляков. Однако массовых выступлений (планировалось 25 тысяч человек) так и не произошло.
Не менее заметную роль в истории Чечено-Ингушской АССР сыграл Майрбек Шерипов. В 1941 году после того, как он перешёл на нелегальное положение, то организовал профашистское объединение «Чечено-Горскую национал-социалистическую подпольную организацию», в которой объединил бандгруппы и преступные элементы.
Константин Андреев уверяет: причиной депортации чеченцев и ингушей стало точно не предательство, поскольку операция началась только в 44-м году, да и к тому же земли Чечено-Ингушской АССР оккупированы никогда не были. Однако что именно послужило настоящим импульсом к разрушающим тысячи семей действиям, историки спорят до сих пор. «Исследователи сходятся во мнении, что дезертирство и бандитизм – это не причина, а повод, которым власть пыталась обосновать переселение. Важно понять, что это желание геополитически изменить карту. Есть определённые исследования, демонстрирующие, что с жителями приграничных регионов поступали по определённому принципу: где-то наседали идеологически, где-то выселяли. В особенности это заметно в период Большого террора», – говорит Андреев.
Не понимали, что происходит, но ехали
Судя по воспоминаниям депортированных и их потомков, процесс напоминал раскулачивание. Без особого предупреждения (что называется, «без суда и следствия») сотрудники НКВД забирали целые семьи. На сборы отводилось примерно 10 минут.
Якуб Медов, который был шестилетним мальчиком во время депортации, вспоминает тот страшный для республики день – День Красной Армии. «Мать не успела даже приготовить завтрак, очень рано к нам пришли два солдата. Они объяснили, что нас забирают. Тогда мать решила, что нас выселяют из-за отца, как семью врага народа. Она побежала к соседям и узнала, что их тоже депортируют. Она не понимала, в чём дело, почему забирают всех. В тот день шёл крупный снег. Нас, детей, посадили на вещи, которые мать смогла собрать, укутали одеялом. Потом приехали машины большие, крытые брезентом, нас погрузили и отвезли на железнодорожную станцию».
Взять с собой скарба разрешалось немного. И то, по воспоминаниям Якуба Медова, солдаты всячески препятствовали погрузке вещей депортированных. «Когда подъехали машины, женщины тянули тюки, волокли, а солдаты отбирали, не давали. Рвались наволочки, все было усеяно перьями. Поскольку мне было шесть лет, мне хотелось ехать и на машине, и на поезде, хотя я понимал, что это большая трагедия».
«Вражескими» народами набивали вагоны, рассчитанные на 30 человек, более чем «на совесть» – по полсотни чеченцев и ингушей. Восставать или бежать почти никто не решался. Как говорит Константин Андреев, люди уже хорошо знали коммунистическую власть и понимали, что бунты в данном случае едва ли помогут. Были единичные случаи побегов. Как правило, эти люди либо скрывались в соседней Грузии, либо позже их ловили сотрудники НКВД.
В докладной записке о результатах операции в одном из районов Чечено-Ингушской АССР упоминаются случаи побегов. Однако тут же добавляется, что в горах скрывались не простые люди, а участники антикоммунистических группировок. «В ряде сельсоветов некоторые жители, преимущественно из числа легализованных бандитов и участников восстаний, – скрылись, другая часть до начала операции в районе выехала в прилегающие районы. Так, по Нашхойскому сельсовету в день операции отсутствовало 15 человек, из них мужчин 5 человек, женщин 8 человек и детей 2».
В результате выселили практически всех жителей республики, оставив на местах лишь тех, кто был на фронте, а также имеющих особые заслуги. Однако им запрещено было называть себя ингушами или чеченцами, селиться в крупных городах.
После почти тотального выселения республика была ликвидирована, а ее территории разделили между собой Грозненская область, Дагестанская, Северо-Осетинская и Грузинская ССР.
Исса Костоев, которому во время депортации едва ли исполнилось два года, рассказывает о событиях со слов мачехи. Однако место, куда привезли семью, он помнит очень ярко. Новый дом Иссы Костоева был в Акмолинской области Северного Казахстана. «Наша семья стала там проживать в овощехранилище, в подвале. Я помню этот подвал», – говорит мужчина. Он вспоминает, как детям приходилось воровать уголь, забираясь в поезда, чтобы отапливать жилища. Спустя несколько лет его семью перевели на другую станцию, где были шахты. Переезд смогли перенести не все – трое детей умерли от кори.
Слишком высокая цена депортации
Константин Андреев отмечает, что цена, которую заплатили депортированные, их соседи и вся страна в целом, оказалась куда выше, чем достигнутая цель. Речь идёт не только об имущественных потерях, которые понесли «вражеские» народы. Во-первых, большое количество чеченцев и ингушей было убито в ходе операции «Чечевица». По некоторым оценкам, их число приближается к тысяче человек.
В высокогорном ауле Хайбах из-за снегопада более 700 человек застряли в пути. Чтобы не срывать график депортации, по неподтверждённой версии, солдаты сожгли людей, заперев в одной из хижин. Однако исчерпывающими доказательствами данного случая историки до сих пор не располагают.
Ещё больше людей погибло в нечеловеческих условиях после переселения на новые земли, где совхозы были попросту не готовы к приёму такого количества новых граждан, к тому же там стали распространяться инфекционные болезни, тиф выкашивал приезжих целыми семьями. По примерным подсчётам, число депортированных за 12 лет сократилось почти на 130 тысяч. Но даже после реабилитации и возвращения изгнанников на Родину беды не кончились – возникли территориальные конфликты.
«Они возвращались очень быстро и необдуманно на места, где у них практически ничего не осталось. Кроме того, люди приезжали на территорию республик, которые были уже в других границах, нежели до депортации. До сих пор пограничные претензии этих народов являются в том числе следствием насильственного выселения», – объясняет Андреев.
Исса Кодзоев описывает невероятную радость, граничащую с сумасшествием, когда ингушам и чеченцам разрешили вернуться домой, объявили, что они не враги народа, не преступники. «Описать это трудно. Открылись двери, люди ринулись вниз, все легли на землю плашмя. Они целовали её, бились о неё головой, плакали и кричали: “Родина! Родина!”, – вспоминает Кодзоев.
Миф о «вражеских» народах жив по сей день
Сейчас, спустя почти 80 лет, в ингушских и чеченских семьях об этой трагедии знают и помнят. 23 февраля в семьях принято не поздравлять защитников Отечества, а поминать погибших в годы депортации.
Поскольку депортация была тотальная, то фактически каждый, кто сегодня живёт на территории Ингушетии, Чечни или Калмыкии, Карачаево-Черкессии, – потомок высланных, репрессированных. Константин Андреев замечает: «Конечно, в каждой семье память хранится по-разному. Общаясь со школьниками национальных республик, мы видим, что в одних семьях они знают о событиях 40-х годов, в других – слышали, но пока не пришли к тому, чтобы заинтересоваться тем периодом истории. Однако удивительно, что в этот день, 23 февраля, во всех школах Ингушетии проходят памятные вечера. Важно, что сейчас ещё есть те, кто может из первых уст рассказать детям о депортации. И часто именно на мысли и воспоминания этих людей мы опираемся в своих диалогах».