Окончание. Предыдущие части читайте по ссылкам: часть 1, часть 2.
26 июня 1953 года. Заседание Президиума Совета Министров с самого начала пошло куда-то не туда. Вместо привычного обсуждения рабочих вопросов повестки дня председатель Совмина СССР Георгий Маленков предложил – без стенограммы! – частным порядком обсудить ошибки товарища Берии, в том числе и в области кадровой политики в Прибалтике и западных областях Украины. Вопрос был действительно болезненным: несмотря на все усилия МГБ, справиться с вооружённым подпольем фашистских недобитков так пока и не получилось. Но от резкости оценок товарищей по спине Лаврентия Павловича пошёл неприятный холодок.
– Это не ошибки, это преступление!..
– Это предательство партии!..
– Позор!
Берия молча слушал выступающих и только хмыкал про себя: и откуда у этих баранов взялось столько наглости?! Нет, что-то здесь нечисто… Ничего, скоро узнаем, откуда ветер дует.
Последним слово взял Маленков:
– Думаю, всё ясно, товарищи. Предлагаю поставить вопрос на голосование: кто за немедленное отстранение товарища Берии?
Товарищи по партии, не глядя на Берию, молча поднимали руки: единогласно.
Тут же распахнулись двери, и в зал заседаний вошли с десяток генералов. Впереди – Жуков и Москаленко с пистолетами в руках.
– Приказываю вам задержать гражданина Берию! – в голосе Маленкова не осталось и следа от его обычной мягкости.
– Руки вверх! – рявкнул Жуков. – Встать! Вы арестованы!
Берия, побледнев как полотно, рефлекторно рванулся было к своему портфелю, который лежал у него за спиной на подоконнике.
Но ему тут же выкрутили руки, затем на запястьях защёлкнули наручники. Портфель проверили – никакого оружия там уже не было.
– Уведите его! – скомандовал Маленков.
Прямо из Кремля Берию вывезли на запасной командный пункт командующего войсками Московского военного округа, где было оборудовано бомбоубежище. В этом бункере «атомный маршал» более полугода ждал своего расстрела.
* * *
Конечно, возникает интересный вопрос: каким же это образом всесильный шеф советских спецслужб, зловещий «атомный маршал» и непревзойдённый мастер аппаратных интриг сумел проворонить заговор кремлёвской верхушки против себя? Как он не сумел предвидеть предательства сразу двух членов правящего триумвирата – Маленкова и Булганина?
Впрочем, предавать Берию начали гораздо раньше его ареста. Прежде всего сказалась чистка силовых органов от выдвиженцев Берии, которую в конце 40-х устроил сам Сталин.
Из всех бериевских приближённых в системе МГБ остался только бывший шеф военной контрразведки СМЕРШ Абакумов, позже возглавивший министерство, который стал всячески показывать своё стремление дистанцироваться от Берии. Он даже приказал перестать убирать кабинет «атомного маршала». И вскоре кабинет превратился в декорацию к фильмам ужасов: с люстры мохнатыми клочьями свисала паутина; мебель, подоконники, полы тоже были покрыты толстым слоем пыли.
Также Абакумов стал собирать компромат на Берию, не брезгуя никакими средствами. Правда, воспользоваться компроматом он так и не смог: в 1951 году Берии с Маленковым удалось добиться отстранения от должности, а затем и ареста Абакумова.
Но от смены власти на Лубянке Берия не выиграл ничего. Маленков «продавил» назначение на пост министра ГБ своего человека – заведующего отделом ЦК ВКП(б) Семёна Игнатьева.
Сказалось и отлучение самого Берии от руководства: за это время на Лубянке подросли и окрепли новые кланы чекистов, которые отвыкли от руководящего стиля старой гвардии, и прежде всего от манеры Берии заставлять подчинённых давать ему компромат на самих себя. За малейшие проступки он требовал писать объяснительные записки с преувеличением грехов, которые с довольной ухмылкой на глазах жертвы запирал в своём сейфе.
И Лаврентий Павлович не почувствовал и не понял, что новому поколению обитателей Лубянки не нравятся ни возвращённая на руководящие чекистские высоты старая бериевская гвардия, ни его стиль руководства, ни перспектива стать «козлами отпущения» за все явные и мнимые прегрешения предшественников.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Берия так ничего и не узнал о подготовке заговора против него. Мало того, его первый заместитель генерал Иван Серов, очевидно, по заданию Хрущёва за два месяца до ареста Берии по выходным стал приглашать к себе на дачу поиграть в теннис тех, кого намечал после смещения маршала назначить на ключевые посты в госбезопасности, и вёл с ними довольно откровенные беседы. И никто об этом Берии не донёс.
* * *
Но самое главное, что Берия сумел настроить и объединить против себя всех остальных членов правящей верхушки.
Берия, мастер аппаратных интриг, прекрасно понимал, что контроль репрессивных органов ещё не даёт гарантии получения полноты власти в стране. Нужна поддержка со стороны партийного и советского аппарата на местах, который мог с рвением исполнять указания сверху, а мог и тихо спускать их на тормозах.
Проблема усугублялась ещё и тем, что для завоевания симпатий чиновников среднего уровня катастрофически не хватало времени. Главный конкурент Берии – первый секретарь ЦК Никита Хрущёв – всё это время вербовал региональных секретарей, которым в 1953 году значительно уменьшили денежное содержание, выдававшееся помимо касс – в конвертах. И, разумеется, обещал исправить ситуацию, когда сможет принимать решения более самостоятельно.
В ответ Берия решил опереться на национальные кадры союзных республик. На заседании Президиума ЦК он поднял вопрос о ликвидации вооружённого националистического подполья в Прибалтике и на Западной Украине – дескать, почему, несмотря на все усилия спецслужб, этого до сих пор не удалось сделать? Берия сам себе ответил: потому что в этих районах велась неправильная кадровая политика. Вместо того чтобы назначать на руководящие должности в этих регионах русских аппаратчиков из центра, как это было заведено, нужно воспитывать и выдвигать руководителей на местах. А русских назначать на должности заместителей.
В постановлении «О политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской ССР», принятом на заседании Президиума ЦК 26 мая 1953 года, говорилось: «Серьёзное недовольство населения западных областей Украины вызывают имеющиеся там факты грубого искривления ленинско-сталинской национальной политики. В руководящем партийно-советском активе кадры работников из западных украинцев составляют незначительную часть, а почти все руководящие посты в партийных и советских органах заняты работниками, командированными из восточных областей УССР и из других республик Советского Союза…»
Такая же критика «искривления ленинско-сталинской национальной политики» содержалась и в Постановлении «О положении в Литовской ССР».
И чтобы доказать правильность своих предложений, Берия начал замену кадров с аппарата МВД во всех республиках Прибалтики. Бывший заместитель министра внутренних дел Латвийской ССР Иван Иванов, вспоминал: «Берия дал указание в один день заменить весь руководящий состав органов МВД, включая милицию, работниками латышской национальности, а всех русских руководителей и других национальностей перевести на низшие должности. На наши возражения и доводы, что мы сразу не найдём столько руководящих работников, а многие из них имеют серьёзные компр. материалы, получили указание по телефону назначать, не обращая внимания на эти данные…»
* * *
Задумка Берии была с дальним прицелом: во всех республиках, краях и областях должны были состояться пленумы обкомов и ЦК, где предстояло обсудить постановления. И для всей номенклатуры это был явный сигнал о том, в чьих руках теперь находятся самые важные кадровые вопросы.
И первоначально расчет Берии, казалось, оправдал себя. Первый секретарь ЦК компартии Украинской ССР Алексей Кириченко докладывал в Москву: «2–4 июня 1953 г. состоялся пленум ЦК КП Украины. Пленум ЦК КП Украины прошёл на высоком идейном уровне, в обстановке острой принципиальной критики и самокритики. Пленум единодушно одобрил постановление ЦК КПСС и принял его к неуклонному руководству и исполнению. Участники пленума, среди которых были и все секретари обкомов партии западных областей, показали глубокое понимание политического существа ошибок и недостатков, допущенных ЦК КП Украины и Советом Министров УССР в руководстве западными областями, и выразили готовность полностью выполнить постановление ЦК КПСС и решительно оздоровить политическое состояние западных областей…»
Но дальнейшие события вряд ли входили в планы Берии.
Многие из новых национальных назначенцев оказались не способны, а порой и не хотели заниматься порученными делами. К примеру, только что назначенный министр внутренних дел Литвы по наивности направил в секретариат Берии докладную на литовском языке, вызвав в аппарате настоящий переполох, потому что никто из его сотрудников не знал литовского.
При полном попустительстве милицейского начальства в Литве начались открытые гонения на русских.
Секретарь парткома судостроительного завода в Клайпеде в письме в ЦК так описывал ситуацию в Литве: «Русские поголовно увольняются с работы и нигде не принимаются. Коммунист т. Николаев, который долгое время работал на заводе, был уволен и до сего времени не может устроиться на работу. В городе работы много, но никуда его не принимают только потому, что он русский. На улицах, в общественных местах местные жители с презрением высказываются о русских, заявляя, “что вы в Литве не нужны, скоро ли вы уедете отсюда, мы и без вас наведём свои порядки”».
Националистический угар начался и в соседней Латвии.
Комиссар рижской милиции Иванов писал в ЦК: «После пленума ЦК КП Латвии во всех учреждениях и организациях при наличии любого количества русских и других национальностей работников разговор стал вестись только на латышском языке, все совещания и заседания стали проводиться только на латышском языке, а кто не знает языка – удаляли с совещаний. Назавтра же эти указания узнало всё население, на улицах латыши стали упрекать русских в том, что они оккупировали Латвию и латышам не дают проходу. В ряде магазинов, если не знаешь латышского языка, продавцы не обращают внимания и отпускают товары в последнюю очередь... Национальная вражда начала разгораться с каждым днём всё больше и больше. Работа в учреждениях и на предприятиях почти приостановилась, т. к. каждый работник сидел и ждал, когда его уволят и как будет решена его судьба, ибо никакой перспективы он не видит. Настроение среди рабочих и служащих, да и вообще населения, нездоровое».
Аналогичные настроения наблюдались во всех национальных республиках, где успели обсудить инициативы Берии. К примеру, начальник Тернопольского областного управления Министерства юстиции на совещании работников управления совершенно открыто предложил всем русским и украинцам восточных областей в течение недели покинуть область, потому что «теперь обойдутся без них».
В Молдавской ССР началась кампания по увольнению русских с руководящих постов. В письмах в ЦК растерянные партийные работники спрашивали: «У жителей русской национальности возникает вопрос: что остаётся им делать, куда ехать? Молдавия для них является родиной, дети родились и учатся в Молдавии…»
Всего за три недели Берия сумел настроить против себя большую часть партийных работников, а в Москву одна за другой пошли делегации, обвиняющие ЦК в разжигании национальной розни и подрыве основ дружбы народов.
* * *
Но куда больше членов Политбюро задела история конфликта нового министра МВД Украины Павла Мешика с сотрудниками аппарата МВД Украины.
«Начальником УВД во Львове был Строкач, – вспоминал Хрущёв. – Это был честный коммунист и хороший военный. До войны он был полковником, командовал погранвойсками. Во время войны работал начальником штаба украинских партизан и всегда докладывал мне о положении вещей на оккупированной врагом территории. Я видел, что это честный и порядочный человек. После войны он был назначен уполномоченным МВД по Львовской области, где действовали бандеровцы. Позднее мы узнали, что, когда к нему обратился министр внутренних дел Украины и потребовал от него компрометирующих материалов на партийных работников, то Строкач сказал, что это не его дело, а секретаря обкома партии, пусть обращаются туда. Тогда Строкачу позвонил Берия и сказал, что, если он станет умничать, то будет превращён в лагерную пыль».
В итоге Строкач был снят с должности и уволен из органов.
Давали ли Мешик и Берия такие указания или версию придумали Строкач и Хрущёв, уже не имело принципиального значения. Ознакомленные с сообщением Строкача Маленков и другие члены Президиума оказались не на шутку испуганы, и заговор против Берии начал складываться сам собой.
Кстати, случай со Строкачом вошёл и в Постановление Президиума ЦК КПСС «Об организации следствия по делу о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии»: «Немедленно приступить, с учётом данных на заседании Президиума ЦК указаний, к выявлению и расследованию фактов враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности Берии…, а также к расследованию вопросов, связанных со снятием тов. Строкача».
* * *
Официальное же обвинение Берии звучало так: «Став в марте 1953 года министром внутренних дел СССР, подсудимый Берия, готовя захват власти и установление контрреволюционной диктатуры, начал усиленно продвигать участников заговорщической группы на руководящие должности… В своих антисоветских изменнических целях Берия и его сообщники предприняли ряд преступных мер для того, чтобы активизировать остатки буржуазно-националистических элементов…»
В стенограмме ХХ Съезда КПСС есть замечательный фрагмент речи Хрущёва: «Берия имел разработанный план ликвидации советского строя. То, что он не решался сделать при жизни товарища Сталина, он начал проводить после его смерти, начал дискредитировать политику величайшего Ленина…»
Что ж, это был ход вполне в духе его героя Жозефа Фуше, который своими руками сначала задушил якобинскую диктатуру (троцкистов и ежовских палачей), а потом и социалистическую бюрократию Директории (сталинцев), вернув на трон законного наследника Бурбонов.
* * *
«Мы видели, что Берия стал форсировать события, – пишет в своих “Воспоминаниях” Хрущёв. – Я считал, что нужно срочно действовать, и сказал Маленкову, что надо поговорить с другими членами Президиума по этому поводу… С Булганиным я по этому вопросу говорил раньше и знал его мнение. Он стоял на верных позициях и правильно понимал опасность, которая грозила партии и всем нам со стороны Берии. Маленков тоже согласился: “Да, пора действовать”. Мы условились, что я прежде всего поговорю с Ворошиловым, поеду к нему…
Приехал я к Ворошилову в Верховный Совет, но у меня не получилось того, на что я рассчитывал. Как только я открыл дверь и переступил порог его кабинета, он очень громко стал восхвалять Берию: “Какой у нас, товарищ Хрущёв, замечательный человек Лаврентий Павлович. Какой это исключительный человек”.
Я ему: “Может, ты зря так говоришь, преувеличиваешь его качества?” Но я уже не мог говорить с ним о Берии так, как было задумано...»
Пришлось поручать Маленкову «обрабатывать» Ворошилова. Когда Климент Ефремович узнал, что все члены Президиума ЦК, включая и молодых, согласны убрать Берию, то он, по словам Маленкова, обнял визитёра, поцеловал и заплакал, сказав: «Берия давно мой заклятый враг».
Действительно, Ворошилов ненавидел Берию. Ведь именно по его приказу в 1938-м и 1939 году были уничтожены все ворошиловские выдвиженцы. занимавшие серьёзные посты в НКВД и РККА. Сам Ворошилов лишился своего поста, и только дружба со Сталиным помогла удержаться Клименту Ефремовичу в обойме высшей власти.
* * *
17 июня 1953 года в ГДР начались протесты рабочих, которые постепенно переросли в массовые беспорядки в нескольких городах страны. Берия уехал наводить порядок и несколько дней отсутствовал в стране. Вероятнее всего, именно тогда Маленков, Хрущёв, Ворошилов и Булганин смогли окончательно договориться и распределили все роли в заговоре.
Основой заговора стали военные – тем более что и министр обороны Булганин, и заместитель министра обороны Жуков тоже вышли из клана ворошиловцев.
25 июня маршал Жуков был вызван на заседание президиума, где Маленков, Хрущёв и Булганин объявили о том, что Берия готовит государственный переворот и собирается арестовать всех членов президиума на премьере оперы «Декабристы», которую они собирались посетить.
После этого перед Жуковым была поставлена задача арестовать Берию на завтрашнем заседании Совета Министров.
В качестве исполнителей для ареста были выбраны офицеры и генералы штаба Московского округа ПВО. Дело в том, что в ведении Берии долгое время находился спецкомитет Совмина СССР, отвечавший за строительство кольца противовоздушной обороны вокруг Москвы. И все огрехи при создании кольца Берия сваливал на офицеров ПВО (он имел обыкновение лично допрашивать офицеров). Один из командиров ракетных частей позже вспоминал:
– Берия мог так внимательно посмотреть тебе в глаза и спросить: «Ты, когда не выполняешь мой приказ, думаешь про свою семью?»
Стоит ли удивляться, что офицеры ПВО, которых проинструктировали за день до ареста Берия, не побежали «стучать» на своих генералов.
* * *
26 июня около 15.00 Берия был арестован в Кремле
Много лет спустя генерал КГБ Иван Серов вспоминал, что сразу после ареста было принято решение отвезти Берию в бункер при штабе Московского военного округа.
«Товарищ Маленков спрашивает у меня, что надо сделать для того, чтобы помощники Берии не натворили дел, и кто они – мы не знаем.
– Вот вы сейчас составьте список приближённых Берии, и мы вам санкционируем их арест или задержание, а потом вы разберётесь, доложите нам, и решим, как быть дальше.
Мы составили список в приёмной, не выходя из Кремля. В списке назвали ближайших помощников и подхалимов Берии, опасных в смысле авантюрных действий. Вошли в зал и зачитали список, он был небольшой. В числе них были Кобулов, Мешик, а также Гоглидзе и Кобулова брат, которые находились в Германии, в Берлине…
Мне Хрущёв сказал:
– Их арест вы вместе с генеральным прокурором Руденко оформите, как нужно. Охрану Берии надо обезоружить.
Я сказал: “Будет сделано”».
* * *
В тот же день были арестованы все, кто считался ближайшими соратниками Берии: Всеволод Меркулов, Амаяк Кобулов, Лев Влодзимирский, Сергей Гоглидзе, Павел Мешик, Владимир Деканозов. Все они были расстреляны.
Затем настал черёд тех, кто считался второстепенными членами «банды Берии», куда включили не только тех, кто действительно долго с ним работал, но и всех, кто пришёл в НКВД из закавказских республик или руководил республиканскими подразделениями госбезопасности. Как в действительности относился Берия к тому или иному земляку, имело второстепенное значение. Поэтому дело завели и на бывшего министра госбезопасности Грузии Авксентия Рапаву, который действительно был предан Берии и которого расстреляли в 1955 году, и на бывшего главу МГБ Белоруссии Лаврентия Цанаву, посаженного самим Берией и скончавшегося во время следствия в том же 1955-м. Куда больше повезло главе МВД Азербайджана Степану Емельянову, который получил 25 лет лагерей, но был помилован в 1970 году.
Некоторые из зачисленных в «банду Берии» не стали дожидаться ареста и покончили с собой. Так поступил в 1954 году бывший зам лубянского маршала по войскам генерал армии Иван Масленников, позднее – бывший начальник «Дальстроя» НКВД генерал-полковник Карп Павлов.
Следствие и суды продолжались и в 1954-м, и в 1955 году, благо у каждого работника госбезопасности – от заместителей министра до рядовых исполнителей – что-нибудь да было за душой: незаконные аресты, пытки во время следствия и т. д.
* * *
Также вместе с Берией были арестованы и его «оркестранты» – личные охранники, которые всюду сопровождали маршала. «Оркестрантами» их прозвали потому, что в футлярах для виолончелей они возили автоматы ППШ, а в футляре для контрабаса – пулемёт.
Полковник КГБ в отставке Иван Малиновский вспоминал: «В тот день мы находились в Сосновке. Берия, как обычно, уезжал в Москву после полудня. Мне показалось, Нина Теймуразовна была чем-то взволнована: по крайней мере, провожая мужа до машины, что-то возбуждённо говорила ему и активно жестикулировала руками. Я стоял в стороне и не прислушивался. Лаврентий Павлович, напротив, выглядел совершенно спокойным, расслабленным, смотрел на жену и улыбался. Пиджак нёс в руке.
Ближе к вечеру приехал начальник 1-го отдела 9-го управления МВД CCCР, которому мы подчинялись. С ним был взвод солдат. Полковник Васильев лично сменил охрану на всех постах. Это выглядело странным. Нам приказали сдать оружие – и пистолеты, и автоматы с запасными рожками. Собрали в дежурном помещении, сказали: “Отдыхайте пока”. А какой тут отдых? Было понятно: что-то происходит, но никаких объяснений никто не давал. Связь к тому времени уже не работала – ни городская, ни правительственная.
Так и просидели в неопределённости до четырёх часов ночи. Потом за нами пришёл автобус. Говорят: вас вызывают в ЦК партии, нужно дать показания. А когда проезжали по площади Дзержинского, неожиданно свернули в Фуркасовский переулок, а оттуда – прямиком во внутренний двор Лубянки. И – сразу в тюрьму.
– Руки назад, выходить по одному!
Ну, думаю, всё, приплыли…
С нами сразу стали обращаться как с преступниками или заключёнными. Тщательно обыскали, цивильную одежду приказали снять. Я был в новом костюме, который только-только успел пошить, на руке – командирские часы, в кармане – полученная накануне зарплата. Выдали какую-то полосатую робу, словно в кино об арестантах, посадили в одиночную камеру, где даже унитаза или дырки в полу не было, вместо этого – параша, металлический бочонок с крышкой.
Спать по ночам не давали: едва глаза прикроешь, тут же колотят сапогом в железную дверь. Свет не выключали сутками, а лампа яркая, мозг сверлит! Без сна очень тяжело, хуже любой пытки. К концу недели наяву проваливался в забытье. Кормили плохо, на обед приносили два засохших куска хлеба и миску похлёбки из гороха или чечевицы. Я почти не ел, в горло не лезло. Думал, что дальше со мной будет.
Но потом вернули вещи, документы, деньги, часы. Взяли подписку о неразглашении. Мол, если станут спрашивать, где были, отвечайте, что находились в служебной командировке.
Выхожу на улицу, не веря своему счастью, что отделался лёгким испугом, а там наши ребята стоят. Меня ведь не одного посадили, а всю группу, дежурившую 26 июня. Человек, наверное, тридцать. Удивительно, но тех, кто в тот день находился дома, вообще не тронули».
* * *
Позже маршал Кирилл Москаленко, который лично отвёз Берию в бункер, вспоминал: «Едва очухавшись, Берия стал барабанить в дверь и в ультимативной форме потребовал у начальника караула, полковника, немедленной встречи с Маленковым. Убедившись, что такой встречи не будет, поникшим голосом попросил бумаги и чернил… После телефонных консультаций с Кремлём Берии дали стопку бумаги и карандаш. Он начал строчить письма Маленкову, Хрущёву, Булганину... Потом – всему Президиуму ЦК. Потом – каждому члену Президиума в отдельности…»
Вот отрывок из одного из посланий: «ЦК КПСС, товарищу Маленкову.
Дорогой Георгий! Я был уверен, что из той большой критики на Президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе. Считаю, что ЦК поступил правильно…
Прошу товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Климентия, Хрущёва Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других: пусть простят…
Георгий, прошу, если сочтёте возможным, семью (жена и старуха-мать) и сына Сергея, которого ты знаешь, не оставить без внимания.
28 июня 1953 года. Лаврентий Берия».
* * *
Следствие по делу Берии Хрущёв доверил новому генеральному прокурору СССР Роману Руденко. У него был свой зуб на Берию. В 1937 году Руденко, будучи прокурором Сталинской (ныне Донецкой) области, осудил на смерть десятки тысяч невинных людей. После прихода Берии в НКВД Руденко был отстранён «за нарушения социалистической законности»; Но потом вмешались покровители, и Руденко вместо расстрельного подвала был отправлен в Москву – на курсы. Уже после войны Руденко прославился на весь мир – как представитель СССР на Нюрнбергском процессе.
И прокурор Руденко в течение шести месяцев ежедневно допрашивал Берию, составил более 40 томов из протоколов допросов и других документов.
Конечно, сегодня среди некоторых историков популярна версия, что на самом деле никакого ареста и допросов не было – якобы Берию расстреляли ещё утром 26 июня на даче. А всё остальное – документы допросов и воспоминания участников событий – якобы были позже сфальсифицированы, чтобы скрыть обстоятельства убийства «атомного маршала».
Правда, непонятно, с какой целью Руденко понадобилось придумывать 40 томов уголовного дела, которое никто из партийцев так и не увидел: суд над Берией проходил в закрытом режиме. Напомню, что во времена Большого террора Руденко с другими палачами в таком случае обходились тоненькой папочкой с тремя листочками: ордер на арест, протокол единственного допроса с признанием обвиняемого, постановление «тройки» о расстреле. И никого не волновало, что признания выглядели неправдоподобно.
Но вот фабриковать 40 томов уголовного дела – зачем?!
И зачем понадобилось фальсифицировать протоколы допросов, в ходе которых Берия наотрез отрицает все многочисленные обвинения – начиная от шпионажа и заканчивая изнасилованиями.
В частности, Берия обвинялся в работе на британскую разведку (не признал), работе на контрразведку Азербайджанской демократической республики в годы Гражданской войны (признал, но заявил, что действовал по заданию партии), намерении совершить государственный переворот с целью реставрации капитализма (не признал), попытке дезорганизации обороны Кавказа в годы ВОВ (не признал).
Признал он только свою вину в бессудных казнях членов компартии и фальсификации уголовных дел. Но назвал Большой террор «перегибами», сославшись на «обстановку того времени». Признал и «разложение морального облика», выразившееся в беспорядочных половых связях.
Из стенограммы допроса Берии:
«Вопрос. Признаёте ли вы своё преступно-моральное разложение?
Ответ. Есть немного. В этом я виноват.
Вопрос. Вы признаете, что в своём преступном моральном разложении дошли до связи с женщинами, связанными с иностранными разведками?
Ответ. Может быть, я не знаю.
Вопрос. По вашему указанию Саркисов и Надария вели списки ваших любовниц. Вам предъявляется 9 списков, в которых значатся 62 женщины. Это списки ваших сожительниц?
Ответ. Здесь есть также мои сожительницы.
Вопрос. Вы сифилисом болели?
Ответ. Я болел сифилисом в период войны, кажется, в 1943 году, и прошёл курс лечения».
* * *
Правда, в уголовном деле на Берию упоминается имя только одной женщины: «Судом установлено, что Берия совершал изнасилования женщин. Так, 7 мая 1949 г., заманив обманным путём в свой особняк 16-летнюю школьницу Дроздову В.С., изнасиловал её…».
Что интересно, заявление об изнасиловании было написано 11 июля 1953 года, то есть уже после ареста маршала. Найти жертву изнасиловния следователям не составило никакого труда: Берия помог девушке получить квартиру на Тверской и аккуратно давал деньги на воспитание ребёнка.
Этот факт – дескать, Берия сам признался в отцовстве – и послужил главным аргументом для вынесения обвинительного приговора по статье об изнасиловании. Раз Берия оказался способен на насилие один раз, то, по логике суда, он мог изнасиловать ещё сколько угодно женщин. Поэтому приговор снабжён такой формулировкой: «Судебным следствием установлены также факты иных преступных деяний Берии, свидетельствующих о его глубоком моральном падении. Будучи морально разложившимся человеком, Берия сожительствовал с многочисленными женщинами, в том числе связанными с сотрудниками иностранных разведок».
* * *
Закрытое судебное заседание над Берией длилось с 16 по 21 декабря 1953 года. Сам процесс проходил в кабинете командующего войсками МВО в закрытом порядке по всем правилам сталинских процессов: в ускоренном режиме и без присутствия адвокатов.
Председателем специального судебного присутствия был назначен Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев.
После вынесения смертного приговора Берия был немедленно расстрелян. Приговор привёл в исполнение Павел Фёдорович Батицкий, впоследствии Маршал Советского Союза, главнокомандующий войсками ПВО страны.
Тело кремировано (по другим показаниям – растворено в ванной со щёлочью).
Светлана Аллилуева вспоминала: «Спустя некоторое время правительство распространило длинный секретный документ о его “преступлениях”. Читка его на партийных собраниях занимала больше трёх часов подряд. Кроме того что Берия был обвинён в “международном шпионаже в пользу империализма”, больше половины секретного письма ЦК было посвящено его “аморальному облику”. Партийные активисты с упоением рылись в грязном белье уже неопасного противника…»