Продолжение. Часть первая, часть вторая, третья и четвертая. Сто лет назад, в начале октября 1921 года, Наркомзем издал, пожалуй, самый неординарный для комиссариата земледелия документ: воззвание «К сектантам и старообрядцам, живущим в России и за границей». «Мы знаем, что в России имеется много сект, приверженцы которых, согласно их учению, издавна стремятся к общинной, коммунистической жизни, – писал автор воззвания член Комиссии Главсовколхоза Владимир Бонч-Бруевич. – Все правительства, все власти, все законы во всём мире, во все времена, всегда шли против такой жизни, и сектантов за это во всех странах, в том числе и в России, жгли на кострах, убивали, мучили, гноили в тюрьмах… Рабоче-крестьянская революция могучей рукой и железной волей расшатала устои старого общества, старого мира, ниспровергнув его, чтобы при его гибели воздвигнуть новую цветущую свободную жизнь. Все те, кто боролся со старым миром, кто страдал от его тягот – а сектанты и старообрядцы в их числе, – все должны быть участниками в творчестве новых форм жизни. И мы говорим сектантам и старообрядцам, где бы они ни жили на всей земле: добро пожаловать! Идите и дружно беритесь за работу и творческий радостный труд!». Разумеется, такое воззвание появилось не случайно: в самом начале 1921 года по всем хлебным регионам России прошли крестьянские восстания против грабительской продразвёрстки (а где-то восстания ещё полыхали), посевная кампания была сорвана, а обычные коммуны и совхозы, куда насильно сгоняли крестьян, демонстрировали полное фиаско. Так что сектанты стали единственной надеждой большевиков на воплощение в жизнь утопических фантазий. В свою очередь, и сектанты приглядывались к большевикам, чувствуя в них «родственные души» по борьбе с православной церковью. «Дорогие товарищи! Так как вы служите тому же самому великому и святому делу насаждения коммунизма, которому мы, духоборы, служили уже почти двести лет, то мы, во-первых, совершенно искренно называя вас своими дорогими товарищами, – писал Ленину толстовец Иван Трегубов, делегат VII Всероссийского съезда Советов от “сектантов-коммунистов”, – считаем своим долгом прийти к вам на помощь и совместно с вами служить дорогому и общему нам коммунизму, полагая, что разность путей, которыми вы и мы идём к нему, не будет мешать нам и вам стремиться к одной общей цели так, как каждому говорит его совесть и разум».
Иван Трегубов (верхний ряд, слева). Фото: wikimedia.org* * *
Первыми русскими, пришедшими в долину в конце XVII века, стали раскольники-староверы, называвшие себя «кержаками» – в память о стародавних местах обитания (этноним «кержаки» происходит от названия реки Керженец в Нижегородской области). Бежавшие от преследований властей в глухую алтайскую тайгу, они облюбовали долину Бухтармы, где стали строить основательные старорусские деревни и скиты. Но их одиночество было недолгим. Вскоре на берега Бухтармы подоспела и официальная власть. Майор Лихарев с воинской командой, исполняя царский приказ, поднялся по Иртышу до самого устья и основал крепость Усть-Каменную (ныне Усть-Каменогорск). Прибыли и сибирские казаки: в 1760 году появился сенатский указ с пространным заглавием «О занятии в Сибири мест от Усть-Каменогорской крепости по реке Бухтарме и далее до Телецкого озера, о построении там в удобных местах крепостей и заселении той стороны по реке Убе, Ульбе, Берёзовке, Глубокой и прочим речкам, впадающим в Иртыш-реку, русскими людьми до двух тысяч человек».
План Усть-Каменогорской крепости, 1779 год. Фото: e-arhiv.vko.gov.kz* * *
Так что с самого начала Бухтарминский край, оторванный от центров Томкой и Семипалатинской губерний, жил своей особой замкнутой жизнью, откровенно тяготясь зависимостью даже от уездного начальства в Усть-Каменогорске, где также находился и штаб третьего отдела Сибирского казачьего войска (Сибирское казачье войско было поделено на три части – отдела). Судите сами: от Усть-Каменогорска до Зыряновска можно было добраться только летом либо на пароходе по Иртышу, либо через высокогорные перевалы, которые зимой засыпало снегом. В таких условиях у бухтарминцев вошло в привычку решать свои дела, не больно оглядываясь ни на войсковое, ни на губернское начальство, а уж после отречения царя в феврале 1917 жители «Беловодья» и вовсе вообразили себя отдельной страной. Именно поэтому в Гражданскую войну многие сибирские казаки с Бухтармы предпочли остаться в стороне, надеясь отсидеться за горными перевалами. Нет, конечно, далеко не все казаки-сибиряки равнодушно наблюдали за гибелью страны, охваченной пожаром революционного безумия. Достаточно напомнить, что части Сибирского казачьего войска отказались сдаваться даже после гибели Колчака. В ноябре 1919 года в районе Ново-Николаевска остатки Сибирских казачьих полков (главным образом 1, 10, 11-го и отчасти 2-го) были сведены в Сибирскую казачью бригаду под командованием полковника Фаддея Глебова и в таком составе совершили весь Сибирский ледяной поход – в Забайкалье. До конца 1922 года казаки воевали на Дальнем Востоке, а потом сибирские казаки ушли в Китай. Но вот казаки станицы Бухтарминской в этих событиях не участвовали, наивно полагая, что все революционные кошмары обойдут их глухомань стороной. Насколько это повлияло на падение Белой Сибири, можно только предполагать. Но вот самим казакам их «нейтралитет» не принёс ничего хорошего.
* * *
Весной 1920 года в Бухтарму прибыли новые переселенцы – немалое количество коммунаров из Петрограда и других европейских городов, пострадавших от голода и разрухи. Первым делом переселенцы стали формировать комячейки (аналог комбедов в европейской части страны), затем организовали в станице Больше-Нарымской волостной ревком – орган власти, забравший себе все полномочия прежних земств. Во главе ревкома стояли проверенные большевики: москвич Фёдор Комаров, белорус Михаил Кохов, выходец из Могилёвской губернии, член партии РСДРП(б) с 1904 года, которым дали «партийное задание» сломать этих сибирских отшельников. – Давите этих куркулей! Пусть они проявят себя как открытые враги советской власти, а то ишь затаились все по своим хуторам! Действительно, поначалу местные «кержаки» старались никак не реагировать на эксперименты новой власти. Но у комячеек постоянно не хватало самого необходимого – зерна, продовольствия, даже соли, которой в связи с тем, что в крае росли пресные травы, требовалось много и для скота, и для людей. Начался сильный падёж скота. Тогда приезжие «коммунары» решили поправить свои дела за счёт конфискаций: у коренного населения урезались земельные наделы в пользу «комячеек», отбирали имущество, домашний скот, продукты питания – всё в пользу «коммунаров». Из доклада члена Бухтарминского ревкома Фёдора Комарова в Сиббюро ЦК РКП(б): «Развёрстка яиц прошла. Собранные яйца лежат в сараях и гниют. Ящиков нет. Население по-прежнему не получает ни кожи, ни соли. Благодаря последнему скот по-прежнему падает. Продком, как видно, ничего не делает, несмотря на свою специальность. Необходимо принять все решительные и энергичные меры к удовлетворению потребностей населения Бухтарминского края. Повсеместно идёт ропот о том, что население в течение 8 месяцев не получало ни кож для обуви и пришедшей в ветхость сбруи, а также и соли...» В конце июня 1920 года власть преподнесла бухтарминцам сразу три «подарка»: началась очередная продразвёрстка, когда члены «комячеек» отбирали у семей последнее продовольствие, вызывая глухую ненависть – дескать, приехали чужаки без роду и без племени, ведут себя – как захватчики на нашей земле... Также – в самый разгар полевого сезона! – власти объявили мобилизацию всех мужчин от мала до велика. Молодёжь направляли служить в РККА, старшее поколение – на лесозаготовки. В ответ местные мужики подались в партизаны. Начались поджоги посевов «комячеек», дезертирство призывников и мобилизованных, стрельба по ночам по домам коммунаров. Кое-где коммунистов били и при свете дня. Из протокола заседания Семипалатинского ревкома от 8 июля 1920 года: «В политическом отношении Бухтарминский край неблагополучен, положение ухудшается, сжигаются скирды с хлебом и поджигается лес. Поджоги носят умышленный характер. Начинаются частичные выступления кулацких сил, край наводнён партизанами, которые, скрываясь в лесах и горах, делают ночные набеги и нападения на сёла, забирая продукты питания. Райревком организовал отряд до 120 человек с недостаточным вооружением. Эта сила дала возможность принять предупредительные меры: производятся аресты, обыски, последствия которых дали возможность обнаружить запасы кожи, стекла и железа... Готовятся выступления со стороны кулачества, партизан и дезертиров, которые имеют связь с остатками банд белых, скрывающихся в пределах Китая. В целях предупреждения издан райревкомом приказ об объявлении Бухтарминского края на осадном положении...» Но не успели коммунары вернуться в станицу, как полыхнул весь Бухтарминский край.
* * *
Судя по архивным документам, утром 15 июля в Больше-Нарымской станице произошла неудачная попытка вооружённого переворота. Коммунисты сумели быстро арестовать зачинщиков и радостно отрапортовали о победе в Усть-Каменогорск. Но вечером того же дня в станицу вошёл крупный отряд партизан, и отряд ревкома обратился в бегство до соседней деревни Усть-Нарымской. Туда же бросились искать спасения и остатки комячеек, изгнанные в тот же день из соседних станиц и деревень. Из донесения военкома Красивой волости в военкомат Усть-Каменогорского уезда от 16 июля 1920 года: «Доношу, что весь Нарымский и Бухтарминский край казачьей линии восстал. Больше-Нарымск взят белыми, Чистый Яр выступил и открыл огонь по селению Красивое. Есть жертвы. Необходима помощь в войсках и оружием. Просим выслать в самом экстренном порядке войска». Часть коммунистов, не сумев прорваться к ревкому, стала стекаться к главному промышленному объекту края – Зыряновскому руднику, в районе которого на лесозаготовках работали курсанты Сибирских инженерных курсов РККА, которые спешно заняли оборону вокруг рудника.
Промплощадка Зыряновского рудника. Фото: e-arhiv.vko.gov.kz* * *
Эпицентром восстания стала Больше-Нарымская станица, где собралось «правительство» повстанцев – Временный комитет, который возглавил атаман А.С. Бычков, командовавший самым крупным отрядом партизан (по имевшейся информации, Бычков был боевым офицером, успевшим повоевать и с немцами, и с красными). Также был создан Военный штаб в составе Бычкова, Козлова (бывший станичный атаман) и Мамонтова (бывший волостной старшина). По всем станицам и селам было объявлено о создании Народной армии, в которую началась мобилизация казаков и крестьян. Также во все стороны рассылались телеграммы и конные нарочные с призывом к восстанию. Из телеграммы Бухтарминского волостного исполкома советов военкому Усть-Каменогорского уезда: «Бухтарма, председателю ревкома. Предлагается арестовывать всех бежавших коммунистов и ячейки сочувствующих, немедленно занять Иртыш в узком месте, не пропуская ни одного парохода с войсками, предлагая им сдаться, в противном случае открывать огонь. Пароходы, свободные от войск, пропускать, арестовывая коммунистов и сочувствующих. Пароходы, следующие сверху, задерживать. Иметь связь со всеми посёлками до Усть-Каменогорска и с Усть-Каменогорском и всеми окружными деревнями. Телеграфную связь к Усть-Каменогорску порвать».
* * *
Согласованность действий партизан, в один день захвативших ряд населенных пунктов, позволяет говорить о том, что это была подготовленная операция, а не стихийный бунт. Кто же стоял за организацией восстания? Из доклада члена Бухтарминского ревкома Фёдора Комарова в Сиббюро ЦК РКП(б): – Кто начал и оказался во главе восстания? Бывший офицер Загрязнов, работавший от Семипалатинского губпродкома как специалист. Бывший офицер Евсеев – казак, уполномоченный Усть-Каменогорским военным комиссариатом по закупке лошадей для Красной Армии. Ананьин – заведующий отделом товарных заготовок при Бухтарминском райпродкоме, “специалист”. Бывший офицер Бычков – казак. Ушаков Константин – заведующий контрольно-распределительным столом при Бухтарминском райпродкоме, “специалист”. Инженер Иванов-Царёв – уполномоченный из центра по исследованию рек Бухтарминского края, “специалист”. Казачьи атаманы Мамонтов и Плотников вложили немалую толику и помогли восстанию почтовики Больше-Нарымского, Катонского и Зыряновского почтовых отделений, заведующий лесозаготовками Пурин и вся “лесная компания”. Есть замешанные из экспедиции по закупке скота, уполномоченные от Алтайской губернии, но какие, не выяснено; конечно, тоже “специалисты”. Вся эта сволочь под видом “специалистов” залезала к нам в рабоче-крестьянский советский аппарат, где запаслась мандатами, и здесь в глуши делала своё контрреволюционное дело – подкоп советской власти...» Словом, против большевиков выступили все местные органы власти. Ещё одного специалиста Комаров выделил особо: – Я хочу указать на Бухтарминский упродком, в который были взяты «специалисты»: Ушаков, Казанцев, Ананьин, Сидоров и Петров, все они занимали столы заведующих. Все отъявленные контрреволюционеры, имеющие при Колчаке целые истории отъявленных мошенников, особенно один из них – Ананьин. Этого знают некоторые волости как лютого «нагаечника». Неоднократно комиссару продовольствия Абрамовскому указывалось, что продком имеет очень реакционных личностей, которым место не в советском аппарате, а у Колчака. 22 июня собирается конференция комячеек Бухтарминского края. Из прений по докладу заведующего продкомом выяснилось, что Ананьина необходимо убрать из продкома как подозрительную и политически неблагонадежную личность. На что комиссар ответил, что Ананьин – специалист и незаменимый заведующий товарными заготовками. В восстании Ананьин принял активное участие: командовал полком белых, был адъютантом главнокомандующего повстанцами.
* * *
Однако, несмотря на всю подготовленность, восстание было обречено. Во-первых, восставшим не хватало опытных офицеров: всё-таки почти все офицеры, способные выступить против красных, уже сделали это ранее, в ходе Гражданской войны. Кадровый голод военных вёл к низкому качеству управления отрядами повстанцев. Вторая особенность – плохое вооружение повстанцев. Ядро «армии» атамана Бычкова составляли казаки, имевшие в большинстве боевой опыт, некоторое личное оружие. Но казакам остро не хватало боеприпасов: в основном пользовались тем, что захватывали в качестве «трофеев» с тел погибших красноармейцев. Основная же тяжесть боевых действий легла на крестьянскую часть «армии». Мобилизованных крестьян вооружали либо охотничьими ружьями, либо самодельными железными пиками. Конечно, от «пикарей» в настоящем бою толку было мало. Поэтому их использовали для «психических атак»: крестьян с пиками посылали в лобовое наступления, рассчитывая напугать противника массой войск, а в это время конные казаки пытались охватить вражеские фланги. Но все маневры были бесполезны из-за локального характера восстания и несогласованности действий с соседними районами и губерниями. А это дало большевикам возможность перебросить на подавление мятежа свежие армейские силы.
* * *
Тем временем поднимались новые станицы: буквально за несколько дней восстание охватило практически весь Бухтарминский край и стало представлять потенциальную угрозу для алтайских большевиков. Красных разбили в бою у села Красивого – остатки комячеек вынуждены были бежать вниз по течению Иртыша. Далее был разгромлен гарнизон красноармейцев в Гусиной пристани (речной порт на Иртыше). Из телеграммы адъютанта Первых сибирских инженерных курсов РККА с военным комиссаром Усть-Каменогорского уезда от 18 июля 1920 г.: «По приказанию военкома Тумановича сообщаю, что отряд Тимофеева взят в плен казаками. Тимофеев убит, двое красноармейцев его отряда бежали». Именно к 18 июля определились три главных очага боевых действий.
* * *
Первый «фронт» – это Зыряновский рудник, где поначалу всё складывалось весьма удачно для повстанцев. К вечеру 18 июля несколько отрядов казаков и крестьян практически прижали красных к территории рудника. Отчаявшийся командир курсантов, не надеясь уже на Усть-Каменогорск, просил помощи уже у самого начальника военно-учебных заведений Сибири в Омске. «Высылайте подкрепление немедленно, – писал он в первой телеграмме. – Положение неважное, сил у нас мало, запас патронов приходит к концу, восстание по-прежнему разрастается кругом». Вторую телеграмму послал уже адъютант Николаев: «Положение курсов безвыходное. Посылайте пополнение, патроны, пулемёты... С правого фланга движется новый большой отряд белых. Завязался бой. Мы выслали последний резерв, исход боя неизвестен. Единственный пулемёт не работает. Патронов нет. Люди пять суток без отдыха, но пока держатся. Если сегодня нам не будет выслано подкрепление, то мы будем вынуждены отступить, оставив Зыряновское». Вечером 20 июля рудник был взят. Решающие бои на Зыряновском направлении произошли 22–23 июля. О них, к сожалению, известно очень мало. 22 июля повстанцы выступили из Зыряновска по дороге на село Ключи и, отойдя от рудника на 8 верст, заняли оборону: расположились цепью на горе Орёл и на горном «седле». Красные, получив подкрепление, перешли в наступление. Согласно донесениям, имел место «упорный бой». В тот же вечер повстанцы были вынуждены оставить Зыряновск. Развивая свой успех, коммунисты 23 июля отогнали восставших от рудника, было взято около 100 пленных.
* * *
Второй участок локальных боевых действий – это район Гусиной пристани на Бухтарме.
Долина реки Бухтарма. Фото: Dmitry A. Mottl/wikimedia.org* * *
На третьем участке «фронта» активизировался наиболее мощный военный «кулак» – 229-й Новгородский стрелковый полк 26-й стрелковой дивизии, охранявший государственную границу в пределах Семипалатинской губернии. Крупный бой произошёл у посёлка Сорвенок. Хотя казаки имели два пулемёта, использовать их эффективно в этом бою из-за дефицита патронов они не могли. В итоге повстанцы, потеряв 62 человека, были вынуждены оставить посёлок. Далее 229-й полк, не тратя времени на «усмирение» небольших станиц в своём тылу, двинулся на запад, на повстанческую «столицу» Больше-Нарымскую. Красные командиры понимали, что самое главное – как можно быстрее ликвидировать основную живую силу противника, а также органы его управления. Из оперативных сводок штаба 229-го полка: «Утром 21 июля команда пеших разведчиков выступили из Верхнего Зимовья и, перевалив хребет Белок, захватили 13 крестьян дер. Березовка. После разъяснения задач Красной Армии и коммунистов крестьяне были отпущены в свою деревню. В 15 часов того же числа команда пеших разведчиков без боя заняла дер. Черновая. В 24 часа весь отряд подошёл к Катон-Карагаю и занял его после короткой перестрелки. В Катон-Карагае было освобождено 100 человек, арестованных бандитами. Утром 22 июля командиром 1-й роты была получена от повстанцев бумага с нарочным, в которой было предложено немедленно всем коммунистам, находящимся в Катон-Карагае, сложить оружие и ждать прихода повстанческого отряда силою в 500 человек, хорошо вооружённых и находящихся в трёх вёрстах западнее Катон-Карагая. Комроты сейчас же доложил об этом комбату. Отряд выступил из Катон-Карагая в указанном направлении и, встретившись с повстанцами, несмотря на превосходящие силы последних, заставил их в панике бежать в направлении на деревню Медведка (в 25 верстах западнее Катон-Карагая). Отряд преследовал бандитов 12 верст, после чего вечером того же числа вернулся ночевать в Катон-Карагай; с рассветом 23 июля отряд повёл наступление из Катон-Карагая на Медведку. В 15 верстах от Катон-Карагая авангард отряда наткнулся на цепь противника силою более 500 человек. Завязался бой, в результате которого противник, понеся потери многими убитыми, отошёл от Медведки в западном направлении, на станицу Больше-Нарымскую. Отряд двинулся вслед за противником и в 14 часов 24 июля после небольшой перестрелки занял станицу Больше-Нарымскую. В станице был захвачен штаб атамана Бычкова и освобождено 300 человек, арестованных повстанцами. В 19 часов того же числа в Больше-Нарымскую прибыл казачий отряд силою в 50 человек и добровольно сдался...» Правда, не обошлось и без «эксцессов». Из оперативных сводок штаба 229-го полка: «3-я рота 229-го полка почти в полном составе отказывается выступать на фронт, говоря, что мы не пойдем против них, а пойдём против коммунистов!». Возмутителями спокойствия стали только что прибывшие на пополнение 229-го полка 40 красноармейцев из Зайсанского караульного батальона. Во время боевых действий 3-й роты в районе пристани Усть-Буконь они не стали вести огонь по повстанцам, мотивируя отказ «нежеланием стрелять в своих отцов», а семь красноармейцев перешли на сторону повстанцев, передав им 9 винтовок и 550 патронов. Порядок в роте был наведён военкомом 177-й бригады Трофимовым с помощью красноармейцев 59-й дивизии». Все бунтари и дезертиры были расстреляны.
* * *
К 24 июля отряд военкома Фёдорова соединился с 229-м полком, и штаб Народной армии атамана Бычкова потерял контроль над ситуацией. Повстанческие полки охватила паника, и многие казаки собирали семьи и уходили в горы – к границе, уклоняясь от прямых стычек с красноармейцами. Из оперативных сводок штаба Усть-Каменогорского района от 27 июля 1920 г.: «По донесению штаба Зыряновских отрядов, наступление их в направлении на село Солоновку успешно продолжается, причём нами заняты дер. Сенная и Черкаим. Передовые разъезды подходят к дер. Огневка и Коробиха... Противник в панике отступает по всем направлениям. При занятии пос. Мало-Красноярского нами захвачен пароход “Уралец” с камнеподъёмной баржей. Захвачено много берданок и казачьего оружия...».
* * *
А дальше началась ничем и никем не ограниченная резня. Даже чекисты, оказавшиеся в зоне боевых действий, отмечали исключительную жестокость, с которой был подавлен Бухтарминский мятеж. Части РККА, идущие на подавление, получали приказы применять по отношению к повстанцам «красный террор», то есть, попросту говоря, им давалось право расстреливать без суда любого, замеченного с оружием в руках. Что касается местных коммунистов, то они, испытав ненависть толпы и зачастую случайно избежав расправы, убивали без всяких инструкций – мстили. Аресты и расстрелы сопровождались бесчинствами, насилием над женщинами, бессистемными реквизициями и открытым грабежом. Из приказа командующего группой войск Усть-Каменогорского уезда от 3 августа 1920 г.: «До сведения оперативного штаба Бухтарминского края дошло, что в сёлах и деревнях как воинскими частями, так и местным населением производятся бесчинные конфискации имущества. Приказывается всем войсковым частям, волостным и сельским исполкомам и комячейкам прекратить подобные конфискации и впредь не производить. Все конфискации должны производиться никак не иначе, как с ведома Бухтарминского уревкома. Население края, благодаря дебоширству бандитов, прекратило работы и осталось в ожидании последствий. Оперативный штаб заявляет, что все банды разбиты и застрельщики мятежа понесли кару. Предлагается местному населению наблюдать у себя порядок и спокойствие. Обратиться к прямым работам, восстанавливать годами разоряемые хищниками хозяйства и в самом скором времени выполнить развёрстки, чем будет снабжён продовольствием центр России...».
* * *
Показательна судьба посёлка Берель. Красные, ворвавшись, начали грабить дома и насиловать женщин, подожгли в центре самые богатые дома. Расхищено было имущество не только крестьян, но и государственной Монгольской экспедиции по закупке скота (мануфактура, чай и спички, предназначавшиеся для натурального товарообмена). Из оперативного донесения командира 2-й роты 247-го батальона войск ВОХР командующему группой советских войск Усть-Каменогорского уезда от 8 августа 1920 г.: «Сообщаю, что жители поселка Берель разбежались от вспыхнувшего пожара. Во время пожара сгорело 15 домов, обнаружено 25 человек трупов, 15 лошадей». Разграбив дома, красные отступили в станицу Урыльскую. Через день их разведка увидела, что пожар сам по себе утих, тогда коммунисты снова зажгли Берель, но на этот раз не только в центре, а со всех сторон. Из заключения комиссии Бухтарминсмкого уездного ревкома: «Из села Берели 2 августа повстанцы были выбиты, и селение занято красноармейскими частями 229-го полка под командой комбата тов. Мякишева, так что со стороны повстанческой банды нападение на с. Берель не угрожало. Производя повальный обыск, красноармейцы начали производить хищение имущества. Комбат Мякишев сделал распоряжение зажечь в центре села Берель самые богатые дома, и таким распоряжением зажгли шесть домов. В одном из зажжённых домов находилась Монгольская экспедиция, которой была оставлена масса мануфактуры, чаю и спичек. Мануфактура выбрасывалась на улицу и растаскивалась теми, кто только мог захватить. Имущество граждан навьючивалось и увозилось. Разграбив зажжённые дома, части отступили в с. Урыль. Через день в Берель была послана разведка, которая увидела, что пожар сам по себе утих, и доложила об этом комбату Мякишеву. Он вторично распорядился зажечь Берель со всех сторон. От результатов пожарища осталось около десятка домов, насчитывается около сотни разных сельскохозяйственных машин, стоящих на пепелище пожарища. Одного хлеба сгорело более 6 000 пудов. Этот же 229-й полк мог кормиться целый год, стоя в Берель. Одним словом, воинские части 229-го полка вместо того, чтобы взять на учёт организованным путём все ценности и имущество граждан с. Берели, занимались насилием над женщинами и грабежом. Имущество навьючивали совместно с комячейками. Увозя таковое, производили делёж кому попало». Из протокола заседания Семипалатинского губбюро РКП(б) и губревкома: «После восстания в Бухтарминском крае производятся конфискации и реквизиции, которые и до настоящего времени не прекращаются, а на местах принимают неправильные формы, которые порождают вражду, зависть и недовольство и в некоторых случаях оставляют семейства бежавших без всего необходимого...»
* * *
Последний бой повстанцев во главе со своим атаманом произошёл 12 августа. Казакам позарез надо было раздобыть хоть немного патронов. Узнав, что в Верхнем Зимовье стоят только 15 красноармейцев, повстанцы решили напасть на них. Однако пока отряд шёл к деревне, ситуация кардинально изменилась. В Верхнее Зимовье прибыли два взвода 229-го полка, сопровождавшие обоз с патронами, а также сильная разведывательная группа, присланная из Катон-Карагая. Повстанцы наткнулись на довольно значительные силы противника и от такой неожиданности растерялись. Однако, оправившись от первоначального замешательства, казаки ринулись на красных – без единого выстрела (патронов не было) в конную атаку. Всякий раз отступали, неся страшные потери от ружейного огня в упор, и наконец не выдержали, обратились в бегство. Только в долине у Верхнего Зимовья полегло более 110 повстанцев, а были ещё трупы в соседнем лесу. Это был последний бой «бычковцев»…
* * *
Сильнее всего пострадали казачьи станицы. В информационной сводке Семипалатинского губревкома от 31 октября 1920 года говорилось: «...Мужское население в станицах совсем отсутствует, за исключением нескольких стариков и вернувшихся подростков». Многочисленные группы повстанцев, скрывавшиеся в горах, были вынуждены уйти в Китай. Остатки казачьих и кержацких семей были добиты спустя девять лет коллективизацией. Край стали заселять другие люди – переселённая беднота.
* * *
Проект образцового христианского города Евангельска на месте сожжённых казачьих станиц так и остался проектом: пока евангелисты искали в США спонсора для строительства первого «христианско-коммунистического города на Земле», в Стране Советов подули совсем другие ветра. В июле 1928-го о проекте основания города Евангельска писала лондонская газета The Observer. Но проект религиозного города в СССР был уже закрыт. Запустившаяся в 1928 году коллективизация стала началом конца для сектантских сельскохозяйственных коллективов. В январе 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло секретную директиву «О мерах по усилению антирелигиозной работы», в которой различные сектантские организации – евангелисты, баптисты, адвентисты и прочие – были названы «иноагентами» на службе мирового капитала. Ну а с «иноагентами» в ОГПУ был разговор короткий. Бухтарминский край был передан в состав Казахской ССР, и сегодня о «Сибирском Беловодье» напоминают только чудом сохранившиеся русские названия давно уничтоженных русских деревень и станиц. Правительство Казахстана, впрочем, уже работает над решением этого вопроса – чтобы и эту память о русских вытравить до конца. Продолжение следует
