В зале Рембрандта в Эрмитаже зеленые стены. Первая картина, которая встречает нас при входе в зал, – «Возвращение блудного сына». Из густого сумрака вырастают фигуры, проясняются жесты, отношения героев. Истерзанный судьбой сын с бритой головой каторжника, в обветшалой одежде, со стертыми ногами, которые далее не могут идти, стоит на коленях, прижавшись к отцу. А тот опустил руки ему на плечи, принимая. Лица сына почти не видно. Лицо отца подобно источнику света.
Рембрандт. Возвращение блудного сына. 1668-1669 гг.У некоего человека было два сына. И вот младший сын сказал отцу: «Отец, выдай мне ту долю семейного достатка, которая мне причитается!» А тот разделил между ними свое имущество. Через малое число дней младший сын, забрав все, уехал в дальнюю страну и там, ведя жизнь беспутную, промотал весь свой достаток (Лк 15:11–13)
На своём исходе жизнь Рембрандта Харменса ван Рейна напоминала опадающий цвет. Он умер в 1669 году. Нотариальная опись имущества, оставшегося после художника, очень коротка: две куртки, десяток беретов, носовые платки, разнообразные принадлежности для картин и Библия.
В последние 10 лет своей жизни он лишился богатства, друзей, которым дарил свои картины, дома, в котором жил со своей первой и любимой женой Саскией. Она сделала мужа богатым и счастливым, прожив с ним 8 лет, но умерла вскоре после рождения их четвертого и единственного выжившего ребёнка – мальчика Титуса. Одна из самых известных работ художника «Автопортрет с Саскией на коленях» – это апофеоз счастья автора. Но эту же работу многие называют «Блудный сын в таверне»: автор в славе и силе. Он уверен в себе, он надеется на себя и на вечное счастье.
После Саскии Рембрандт пытал судьбу с другими женщинами. И вот его избранницей стала служанка Хендрикье Стоффельс. Из-за связи с ней многие брезгливо отвернулись от художника. Но она была его верной спутницей до самой своей смерти в 1663 году. Последним утешением Рембрандта стал единственный сын. Но и он покинул отца, умерев всего через 7 месяцев после Хендрикье.
Рембрандт продолжал работать. Слава тогда оставила художника, лукаво почив на коленях его учеников – дерзких, современных, при этом почти забытых сегодня живописцев. Но мастер продолжал получать заказы, блестяще исполнял их. Писал и своё. В год своей смерти он закончил картину «Возвращение блудного сына».
Рембрандт. Автопортрет с Саскией на коленях. 1635 годА когда он все истратил, в стране той случился сильный голод, и нужда стала для него чувствительна. Он пошел и нанялся к одному из обитателей страны той, и тот послал его на свои пастбища пасти свиней. И он рад был бы поесть досыта хоть рожков, какими кормились свиньи, но никто ему не позволял (Лк 15:14–16)
– Неделя о блудном сыне – это одно из подготовительных воскресений к Великому посту. Создается настрой на покаяние, – говорит искусствовед, магистр богословия и катехизатор Александр Копировский. – Перед ней идет Неделя о мытаре и фарисее. Она о том, как молятся люди, один из которых превозносится при этом над другим, и что от этого оправдания достичь нельзя. А за ней – Неделя о блудном сыне, когда каждый ставит себя на его место: ведь мы в жизни, как считается, все время отпадаем от Бога, а блудный сын дает нам понять, что надо каяться и возвращаться к Нему.
Копировский напоминает, что этот богослужебный строй появился довольно поздно, когда членам церкви уже надо было говорить, что необходимо каяться; когда им потребовались вешки, маяки, «стимуляторы», чтобы духовно встряхнуться и посмотреть, где в их жизни дыры, проеденные молью или ржавчиной.
Со временем, чем больше невежества и языческих пережитков человек приносил с собой в церковь, тем больше возникало таких напоминаний в церковном календаре. Эти напоминания сохраняются в богослужении неизменно до сих пор.
– В центре этого дня прощение – принципиальная и важнейшая вещь. Оно заставляет задуматься любого. Дело даже не в том, чтобы человек научился прощать, – об этом, как правило, думают в последнюю очередь, – а хотя бы заметил, что кого-то простили, что другие прощают.
Александр Михайлович КопировскийИ тогда он, придя в ум, сказал себе: «Сколько работников у моего отца получают еду в изобилии, а я тут погибаю с голоду! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: “Отец, я согрешил против Неба и против тебя; я уже недостоин называться твоим сыном, пусть я буду для тебя, как один из твоих работников!”». И он встал и пошел к своему отцу. Еще издали увидел его отец, и сердечно сжалился над ним, и побежал навстречу, и кинулся ему на шею, и поцеловал его (Лк 15:17–20)
В советское время эту картину могли истолковывать по-разному. Сюжеты Писания для крепкого идеологического экскурсовода были мифами, фактами культуры. «Троицу» Рублева часто преподносили как «сладостное воспоминание о зеленом, слегка буреющем поле ржи, усеянном васильками», задвигая на десятый план её суть и духовное содержание. Рембрандта тоже не щадили. Александр Копировский вспоминает:
– Говорили и писали, что Рембрандт – реалист, что он преодолел буржуазные вкусы своего времени, разрушил традицию, по которой живопись должна быть яркой, внешне представительной, открыто показал душу человека... То есть уводили всё в психологию. Могли трактовать картину как его воспоминание об умершем сыне, выражение его родительских чувств. Но Титус никуда не убегал от отца, хотя и не собирался продолжать его дело и традицию.
Безусловно, в своих работах по сюжетам из Библии Рембрандт выражал не лично себя, не исключительно свои переживания и чувства. Он открывал то, что заключалось в самом Священном Писании.
– Смысл и дух евангельской притчи о блудном сыне – вот что он выразил, – говорит Александр Михайлович. – Он не иллюстрирует притчу. Иллюстрация предполагает точное следование тексту. Но на картине блудный сын уже все слова, которые он произносит по сюжету, сказал, да и отец ведет себя не так, как в Писании. Там не сказано, что он сына обнял и замер, – речь сразу идет о празднике в честь возвращения юноши. К тому же на картине есть и старший сын. Вот он стоит справа в красном, как у отца, плаще, хотя по сюжету его в тот момент не было. Но ведь настоящий художник тем и интересен, что он дерзновенно расширяет границы сюжета! Он его свободно интерпретирует, не внося при этом ничего от себя, но открывая смысл события, не лежащий на поверхности.
Мурильо. Возвращение блудного сына. 1660 годА старший сын осерчал и не хотел входить; но отец, выйдя, стал его приглашать. И сказал он в ответ отцу: «Вот, я столько лет служу тебе, и никогда не ослушался веления твоего; и мне ты ни разу козленка не дал, чтобы я мог попировать с друзьями. А как вернулся этот твой сын, который проел твое имущество с блудницами, – для него ты заколол откормленного теленка!» Но тот сказал ему: «Чадо, ты всегда со мною, и все мое – твое; но надо было веселиться и ликовать, что этот твой брат был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк 15:28–30)
Притча рассказывается для того, чтобы услышали не ее фабулу, а ее суть, итог. Милосердие отца – тайна, глубина его непостижима, но оно явлено. Любовь торжествует победу.
Когда пророки и толкователи Евангелия умолкли, их роль в каком-то смысле взяли на себя поэты, писатели, художники. И Рембрандт смело толкует евангельскую притчу, показывая силу и красоту милосердия отца, а не его внешние действия. Он изображает встречу отца с блудным сыном, и в самом деле, предельно реалистично, но в то же время мистически. Этому способствуют и буквально «звучащие» густые цвета картины, особенно красный, царственный и умиротворяющий одновременно. Об этом же говорит и разлитый в ней таинственный «рембрандтовский» свет, который выхватывает персонажей притчи из окружающей их тьмы.
Исследователи спорят о том, что за «лишние» люди там на картине? Гадают, примеряют роли, строят гипотезы. Но, скорее всего, это мы с вами, «вошедшие» в полотно как свидетели чуда.
Покаяние младшего сына – это не просто осознание им своего падения. Он мог сколько угодно заниматься самобичеванием, рыдать и все равно оставаться со своими свиньями. Но он «пришел в себя», встал и пошел к отцу, пришел к нему и сказал все, что хотел ему сказать, – вот покаяние, за которым обязательно последует чудо прощения. В таком настроении очень хорошо входить в Великий пост.
Александр Копировский считает, что Рембрандт здесь превзошел себя. Ему удалось показать не морально-назидательную сцену: как хорошо прощать! Он показал, если можно так сказать, решение проблемы отцов и детей: когда есть такое объятие, этой проблемы нет. Отец и сын как одно, они слились. Отец кладет сыну свои огромные тяжелые руки на спину, а сын припадает не к груди отца, не к его плечам, а, как маленький, к самому отцовскому лону. Возвращение состоялось.
– Это разговор о самой сути жизни, – говорит Копировский. – Здесь не надо никаких хитроумных истолкований. Так можно говорить всерьез с современным человеком, ставящим перед собой хоть какие-то духовные вопросы. Потому что сегодня такой человек приходит к Богу чаще всего не как блудный сын, а как зритель в музей. «Что у вас тут? Мне интересно, ну покажите мне Бога»! Да вот, посмотри... И что-то происходит. Человек начинает видеть.
