Начну с самого неважного, чтобы отбиться от любопытных. Это раздел «Финансы и хозяйство», в докладе этому уделено всего 216 слов, есть прилагательное «бесплатной», но существительных «рубль», «доллар», «евро» или хотя бы «сум» – там нет. И сам этот раздел находится во второй половине доклада между разделами «Помощники благочинных» и «Церковь и культура». Взаимосвязи церкви и культуры посвящено в 3 раза больше текста. Поводом для грусти надо принять то, что в 303 епархиях РПЦ у нас согласно епархиальным отчетам всего 103 Культурно-просветительских и духовных центра, то есть примерно 1 такой центр на 3 епархии. Хорошо, что предстоятель церкви не боится говорить об этом почти постыдном факте. Надо сказать, что доклад патриарха, при всем необходимом политесе, на мой взгляд, много открывает и дает довольно пищи не только для трудных размышлений, но и для не пустых надежд.
О первом я сказал – не финансы и хозяйство наша самая большая головная боль, хотя каждый внимательно смотрящий на церковное «хозяйство» понимает, что проблем тут столько, что разрешить их… Но не станем отвлекаться.
Что же важнее? Может быть, политика?
Про внутреннюю политику мы в этом докладе ничего не услышали, таковы древние традиции, которые лучше выражу словами ирмоса рождественского канона: «яко безбедное страхом, удобее молчание»*. Про внешнюю политику нельзя было не сказать – Критский собор, встреча на Кубе с папой, положение РПЦ на Украине и в постсоветских республиках. Но, как бы это ни было важно, не здесь решаются сегодня судьбы церкви: это тоже во второй части патриаршей речи.
Важнее, что в начале и середине. Патриарх Кирилл начал свое слово с воспоминания трех вековых юбилеев: революции, избрания патриарха и Поместного собора. Обычное начало, тем более сами заседания Архиерейского собора посвящены столетию возобновления патриаршества. Можно увидеть в этом нескромность, но я замечу другое. Патриарх вспомнил гонения, пролитую кровь и слова святителя Тихона на новолетие 1918 года, которые прямо указывают на неуврачеванность церковных и общественных ран и неотвратимо обращены к сегодняшнему дню:
«Минувший год был годом строительства Российской Державы. Но увы! Не напоминает ли он нам печальный опыт Вавилонского строительства? <…> Воззри, Господи, как мы унижены, и есть ли болезнь, как наша, какая постигла нас. <…> И вся эта разруха и недостатки оттого, что без Бога строится ныне Русское Государство. <…> Успеха не будет никакого до тех пор, пока не вспомним о Боге, без Которого ничего доброго не может быть сделано (Ин. 15, 5), пока не обратимся к Нему всем сердцем и всем помышлением своим».
Меня порадовало, что после этих слов не последовало победных реляций и упоминания о построенном специально к дате храме на Лубянке.
Мы унижены… И надо искать адекватные христианские способы, как с этим справиться.
Сам патриарх в своем слове предложил два главных направления, которые помогут, как я понял, выходить из этой униженности и обезбоженности нашей жизни: работу с молодежью и образование духовенства. Две самые проблемные сферы, как явствовало из доклада, при всем сохранении спокойствия слова и тона.
Про молодежь, я думаю, и так знает каждый, кто не равнодушен к судьбе церкви. Лучший возраст – грудные младенцы – православнее их воспринимаются сейчас только молчаливые неподвижные иконы и ковчежцы с мощами. Занесенные в храм прямо к причастию они открывают уста, а если они еще спят, им зажимают носик, тогда детки проглатывают причастие, хватают воздух и отплывают еще до отпуста восвояси. Руками имеющих благочестивые намерения родителей жизнь сама несет их поближе к алтарю, их вера не поддается проверке и потому безукоризненна. Потом труднее, но до 11 лет более-менее сносно. Согласно докладу, 74% учащихся воскресных школ – дети до 11 лет, 26% с 12 до 16. Если в учащиеся записывают детей с 7 лет, то получается, что после 11 в такой школе остается только четверть детей, остальные уходят. Эта проблема всем известна, взятые из протестантского опыта «воскресные школы», как правило, не воцерковляют православных детей, в лучшем случае социализируют, а часто наоборот делают маргиналами среди сверстников. Дети и молодежь из верующих семей уходит в мир, не становясь наследниками веры своих родителей. Сегодня церковь проигрывает борьбу за молодежь, читай, за свое будущее. Пока радикального средства не найдено, искать его надо срочно, а горизонт чист. Воскресные школы, православные детсады, гимназии и летние лагеря малоэффективны в деле передачи традиции веры. Почему?
Ответа на этот вопрос в докладе я не нашел, кроме быть может некоего намека, связанного с… умножением числа епископов. Их число выросло невообразимо: теперь их 377, на 177 больше, чем в 2009 году. Почему с епископами? Потому что при таком количестве они призваны наконец стать ближе к людям и созидать единство жизни церкви как единой общины: «Епископское служение – это зримое средство осуществления церковного единства. Только единая община с епископом во главе, а не разделенные и обособленные группы, есть подлинная Церковь». Сам я пока таких единых общин не видел, их, кажется еще нет, но у святейшего есть надежда, что они будут. Для этого, как я понял, самим священникам и епископам надо подтянуть свою жизнь до верного уровня: «Горько видеть, когда отдельные служители Церкви способствуют этому (“жизни по правилам мира сего” – О.Г.), безрассудно обращая то священное, к хранению которого их призвал Господь, на служение сиюминутным, суетным и в конечном счете тленным вещам… Это, в том числе, происходит тогда, когда в священнике совершитель Таинств и проповедник слова Божия уступает администратору или медиаперсоне, претендующей на популярность модератора общественных процессов. В таком клирике блекнет образ священнослужителя как живой иконы Христа, как свидетеля иной жизни, устроенной по иным, отличным от обычного мира законам».
В первую очередь к епископам – первым и старшим из священства я отношу «горькие» слова патриарха о служителях церкви, ведь слушали-то его епископы и странно было бы говорить лишь о третьих лицах.
Первая подмога в исправлении жизни для служителей – несомненно, духовное образование, вхождение в древнюю православную традицию веры, молитвы и жизни. Здесь туго. Помню, год назад я спросил у одного профессора СПбДА, кто сейчас является ориентиром в высшей богословской школе.
– Не знаю, трудно сказать.
– Может, вы скромничаете? Московская или, может, Санкт-Петербургская духовная академия?
– Побойтесь Бога!
Что я смог услышать в докладе? Пунктирно: На протяжении многих лет ведется работа в этом приоритетном (все выделено мной – О.Г.) направлении. В 2011 году дан новый импульс переустройству (неясно, то ли дело не шло, то ли шло так здорово, что решили еще прибавить), «новые принципы подготовки в рамках бакалавриата, магистратуры, аспирантуры для семинарий и академий». В 2013 году Архиерейский Собор предписал «ускорить реализацию» упомянутых решений. Казалось, скорость уже такая, что семинаристы мчатся в гермошлемах, пристегнувшись к партам ремнями безопасности. Однако только через два года «с сентября 2015 года духовные учебные заведения на территории России приступили к переходу (выделено снова мной – О.Г.) на единый учебный план подготовки бакалавров». И завершение планируется только в 2018-19 году. Патриарх еще не рассказал про то, что когда специальная комиссия проверяла уровень епархиальных семинарий, то была так удручена, что подвергла сомнению статусы некоторых духовных учебных заведений РПЦ. Есть, конечно, еще не раскрытые, боюсь, и самому патриарху, показатели того, сколько (как мало!) выпускников становятся служителями церкви, диаконами, священниками, монашествующими, а сколько (еще меньше!) – церковными учеными и богословами. Нам ведь как никогда нужны богословы. И не только потому, что теперь теология стала признанной дисциплиной, где можно получить степень. То есть официально богословие у нас есть, теперь нужны собственно богословы. Но и потому что церковь особенно остро нуждается в этом служении сегодня, чтобы отвечать на самые трудные вопросы и себе самой, и «всей твари, ждущей откровения сынов Божиих» (Рим 8:9).
Итак, слово предстоятеля прозвучало. Оценить и даже описать его всё я не берусь. Надеюсь, что услышал самое важное. Жду, что услышали и какие еще выводы сделали слушатели и читатели доклада, особенно участники собора, архиереи. Жду, какие еще важные вопросы поставит собор и станет ли отвечать на поставленные патриархом Кириллом.
____
* Нам удобнее бы хранить молчание, как не подвергающее страху.
