Фото: Зыков Кирилл / АГН "Москва"
Чтобы не навлекать опасность на отвечавших на наши вопросы священников, мы изменили их имена.
Оказалось, убить человека гораздо проще
Протоиерей А.: Самое, наверное, печальное, что я понял за этот месяц, – что война идёт не только на поле боя, но и в тылу. Воюют украинцы с русскими, украинцы с украинцами, русские с русскими. Оказалось, убить человека гораздо проще, чем я думал: я имею в виду не только физическое лишение человека жизни, но и возможность легко отказаться от многолетних отношений с коллегами на работе, от уз дружбы и родства. Не каждый способен отнять жизнь, убить, но порвать отношения стало вдруг совсем легко, люди порой идут на это даже охотно. Причём подчас рвут отношения с большой лёгкостью именно те люди, которые могут формально осуждать военные действия. Люди не хотят мира. Их не устраивает ответ, когда ты говоришь, что любишь украинцев ровно настолько же, насколько любишь и русских, а русских – настолько же, насколько любишь украинцев. Такой ответ многим не нравится, и меня это пугает. От тебя требуют чётко определиться: ты наш или не наш. Ты встанешь в наши ряды или ты встанешь в ряды напротив? Это очень страшный патологический синдром. Все хотят воевать – каждый до своей победы. Такие условия диктует князь этого мира.
Мариуполь. Фото: Анатолий Жданов / КоммерсантъХотелось бы, чтобы в церкви было всё-таки иначе. Институциональная церковь, столкнувшись с таким злом, оказалась совершенно неспособной решать какие бы то ни было насущные проблемы. Может оказаться, что люди, которые наряжаются в блестящие, украшенные стразами головные уборы, в дорогие, шитые блестящими нитками одежды, к церкви не имеют никакого отношения. И меня это пугает, потому что я тоже одеваюсь на этот манер.
Сражаются православные с одной стороны и с другой. Все утверждают, что именно с ними Христос, а не с их противниками, что именно у них правда, у них настоящая церковь, и при этом царит полная неясность, неразбериха, хаос, ненависть и злоба. Это тяжёлая ситуация, но она выявляет, что Церковь там, где дышит Дух Святой, то есть в совершенно неожиданных для тебя местах, в тех людях, от которых ты, может быть, ожидал этого в последнюю очередь или не ожидал вообще.
Я вдруг понял, что логика и разумное начало в человеке – отнюдь не самое главное. Когда ты не можешь в силу каких-то обстоятельств обменяться с человеком своим мнением, либо потому, что ты неспособен его адекватно выразить, либо тебя неспособны воспринять в силу разных причин, – нужно обмениваться каким-то добром, теплом, совместными слезами, совместным молчанием, совместной немногословной молитвой. Надо как-то показать человеку, что он всё-таки твой, что он, несмотря ни на что, несмотря на идеологические расхождения, несмотря на полное несовпадение в аргументации, всё равно продолжает быть твоим родным человеком. При этом нужно понимать, что, возможно, тебя всё равно не оценят, возможно, твои старания пойдут прахом и ты всё равно потеряешь своего ближнего на этом информационном поле боя. К сожалению, потери неизбежны.
Помощь нужна и священнослужителям
Диакон В.: Тезис, с которого я начну, может показаться неожиданным, но, как мне кажется, в нём будет заложен и определённый выход из ситуации. Поставленный перед нами вопрос как бы предполагает, что мы различаем универсальное вневременное и ситуацию кризиса как что-то сиюминутное. Конечно, мы понимаем, что в Церкви, которую мы пишем с большой буквы, заложен этот универсализм, потому что она живёт опытом воскресшего Христа, действием Святого Духа, в надежде на пришествие Царства, в этой оппозиции «уже, но ещё не». Но кризис ведь тоже во многом универсален. Можно вспомнить, например, «Смысл истории» Николая Бердяева, где он пишет, что та война, которую мы наблюдаем, – лишь проявление каких-то глубинных противоречий, которые существуют в нашем мире. И политическое окончание войны по сути не влияет на исчезновение этих глубинных противоречий. Он сравнивает войну с сыпью на теле, которую вызывают внутренние причины в организме. В связи с этим и разрешение кризиса нужно искать, возвращаясь к истокам нашей христианской веры. Мы говорим о каком-то отсутствии субъектности церкви – что церковь молчит и не делает сейчас того, чего от неё все ждут. Но ведь это появилось не сейчас, просто яркая ситуация делает очевидными проблемы, которые существуют в церкви исторической, в частности в нашей Русской церкви.
Есть церковная интуиция, что война существенно влияет на состояние человека. Можно вспомнить, что за убийство на войне давали епитимьи с продолжительным отлучением от церкви, что в древней церкви увеличивали сроки оглашения и не торопились с крещением таких людей. Понятно, что война существенно влияет не только на человека, который непосредственно участвует в сражениях, но и на общество в целом. Это то, что ещё будет существовать не месяцы, а годы, и к чему нужно быть готовым.
В нынешний момент, когда столько разделений усиливают дискредитацию православной церкви, нам нужно свидетельство прежде всего внутри церкви. В нём нуждаются и некоторые священнослужители. Наверняка многие знают своих собратьев служителей церкви, которые пребывают сейчас в состоянии уныния, кто-то увлекается политическим действием вместо проповеди Евангелия. Все эти люди нуждаются в мягкой силе христианского свидетельства, им нужно как-то помогать. Если священнослужители не могут сами с собой справиться, то надо понять, какой здесь может быть ответственность мирян. Как, например, верный может помочь священнослужителю, который в нуждается в поддержке? Выйти с проповедью веры в общество сейчас сложнее, чем прежде. Но нужно стараться сохранить внутри церкви то христианское, что у нас есть. Я, клирик кафедрального собора, замечаю, что мы последние месяцы практически не вспоминаем между собою ни слова Евангелия, ни слова о Христе. Очень легко обсуждать новости в Телеграме про Украину или про то, что происходит в России, но мы не возвращаемся к истокам нашей веры. Я всегда говорю, что мы живём в Воскресении и свидетельствуем об этом, и, как мне кажется, выход где-то здесь.
Для большинства это информационная война
Протоиерей Е: Я, признаюсь, немножко не в теме. Я и раньше новости узнавал из заголовков Яндекса. А когда началась вся эта история, то решил наложить и на них на полгодика мораторий. Новости сильно эмоционально заряжают, а ситуация стала слишком взрывоопасная для наших прихожан. Есть те, кто долгое время жил на Украине, у кого-то там живут родственники. Одно неосторожное слово – и можно потерять человека, и никакими аргументами этого потом не исправишь. Поэтому я перед собой поставил такую маленькую задачу – научиться нам вместе жить даже тогда, когда приходят глобальные страшные испытания.
Церковь Одигитрии Смоленской в Вязьме. Фото: Авилов Александр / АГН "Москва"Я понимаю, что где-то людям приходится много тяжелее, но для большинства это сейчас информационная проблема. Я вижу, как люди погружаются в этот поток, обсуждают происходящее, хотят поделиться со мной: батюшка, вы знаете, там ведь такое… Я говорю: стоп, стоп, стоп. И мы договорились в наших всяких приходских сообществах эти темы не поднимать, а говорить именно о том, от чего у этого человека тяжело на душе. Тяжело ведь может быть не только от ситуации военного конфликта. Есть, мне кажется, вечные вещи, непреходящие, на которые не оказывает влияние ни время, ни обстоятельства. В каком-то смысле настало время свидетельства. Вижу, что люди ещё идут за ответами на свои вопросы в церковь, но там могут прозвучать ответы, их не удовлетворяющие. А если они увидят, что церковь – это всё-таки тот камень, который не шатается от сиюминутных новостей, их вера и их жизнь могут укрепиться. Новости все есть у нас в Священном писании, в Евангелии уже всё известно. Как раз я прихожанам зачитывал слова Иисуса Христа о разрушении Иерусалима и Храма и думаю, что они поймут, что церковь в такое время может стать основательной опорой в жизни людей.
Хочется сказать: «Господи, уже приди!»
Зоя Дашевская, специалист по истории христианского богослужения: У христиан первых веков был радикальный выход, перед разрушением Иерусалима они просто покинули этот город и переселились в Пеллу. Они в эту игру не играли, как и вообще ни в какую. Они молились: «Ей, гряди, Господи! Маранафа!» С этим миром каши не сваришь, поэтому пусть соберётся церковь со всех концов земли в Твоё Царство, а мы этому будем способствовать. В какой-то момент действительно хочется сказать: «Господи, уже приди!». Потому что уже невозможно – стоны измученных дошли до Неба. Но всё-таки ситуация не такая, как во второй половине первого века. В мире действие учеников Христовых положило начало христианской цивилизации. Конечно, это не церковь, но уже какая-то прививка гуманизма, и эта прививка принесла и добрые плоды.
Многие отмечают, что любая война очень быстро приводит к одичанию людей, к расчеловечиванию, что мы часто и видим. В том, что институциональная церковь показывает свою несостоятельность, нет ничего удивительного. Радикальный евангельский опыт жизни связан с единством во Христе – не в догматах, не в канонах, не в богослужебной обрядности, а именно в том духе Христовом, по которому христиане всегда узнавали друг друга. Это то, чего Господь от нас прямо требует и взыскивает.
Понятно, что идёт информационная война, и пропаганда – это второе ядерное оружие. Унывают очень многие. Я обратила внимание в минувшее воскресенье, что как будто людей плитой придавило, вдруг вернулось на лица что-то из девяностых, только уже без надежды, как будто мрак какой-то опустился – нет радости. В таких обстоятельствах очень трудно быть благовестником. Это в большей степени ветхозаветная ситуация, чем относящаяся к новозаветной эпохе. Нужно не просто утешение одних и обличение других, а животворящее слово, которое Сам Христос мог бы сказать в этой ситуации.
У нас в Преображенском братстве есть опыт национальных покаянных групп, члены этих групп имеют родственников по обе стороны конфликта. Мы стали молиться вместе в определённый день молитвой «О правде и мире» – и русская, и еврейская, и украинская группы. Это ходатайство поверх всех тяжелейших конфликтных обстоятельств даёт нам какую-то надежду, что всё возможно верующему и любовь Христова способна победить ненавистную рознь мира сего.
Церковь не контора
Олег Глаголев, Свято-Елизаветинское братство: Горестные времена, как наше и горше – войн, революций, разрухи, – не линейны и не однородны и для отдельного человека, и для народа. Сгустки зла могут лишить разума, а могут заставить задуматься людей, живших часто или по инерции бездумно, или обывательски; зло с силой воздействует на ум и совесть, на волю, на доверие и веру. Оно может озлобить и запугать, но может и раскрыть добрые качества в людях: сострадание, взаимовыручку, мудрость, смелость. На войне или в тюрьме можно потерять веру или надежду, а можно обрести; потерять друзей и приобрести друзей; стать боязливым и стать храбрым. И можно прожить преспокойно все свои годы, тихо умереть, так и не узнав ни подлинной любви, ни настоящей дружбы.
Не надо быть пророком, чтобы понимать главное: мы должны больше и лучше свидетельствовать о своей вере и словом, и делами. Почему-то у православных часто возникает горячее желание от лица церкви учить людей морали, хоть нас об этом никто и не просит, а показать Христа как-то нам не очень хочется или не выходит. Иногда для этого достаточно просто помочь человеку прийти в себя – ведь во время больших кризисов и катастроф легко себя потерять, озлобиться, обезуметь, оказаться вдали от дома, родных и друзей. Сейчас как раз такое время.
Фото: Сандурская Софья / АГН "Москва"Церковное пространство очень наэлектризовано и как никогда обусловлено политикой. Национальные церкви выступают где громогласно, а где и тихонько, но, как правило, не выходя за рамки того, что им позволяет власть. И такое впечатление, что иногда они забывают о самом главном, что христиане должны делать. Очень жалко, что мы мало находим дружеских духовных глубоких связей между христианами враждующих сегодня сторон. Всё быстро сползает в идеологию. Нам нужно сейчас думать, как опереться на веру в Бога и как протянуть руку христианам не только по обе стороны конфликта, но и тем, которые напрямую как будто вне его. Сейчас церковь не обнаруживает единства, разные части Русской церкви в разных странах никак не общаются. На Украине и в Европе одни поминают патриарха Кирилла, другие отказываются это делать, есть разделения по приходам, есть и внутри приходов. Иерархия, как видим, бессильна что-то вразумительное предложить и предпринять, сейчас время действия церковного народа. Надо встречаться если не наяву, то через интернет, молиться друг за друга, помогать находящимся в бедственном положении, не поддаваться политическим распрям.
Видно, как несовершенно само понимание, что такое Церковь, и у клириков, и у мирян. Можно услышать: «Раз патриарх Кирилл не сказал “нет войне” – ноги моей не будет в этой церкви!». Дело даже не в том, как может и должен патриарх реагировать на безобразия, а в том, считаю ли я Русскую церковь своим домом, куда привёл меня Отец, где со мной мои братья и сёстры. Нельзя признать церковь некоей конторой, к которой я принадлежу, если клерки и шеф ведут себя хорошо, а если плохо – ухожу. Даже если вся патриархия убеждает тебя, что она такая контора, надо понимать, что церковь не равна патриархии, как и то, что Россия не равна её политическому руководству.
С обеих сторон советское наследие
Марина Наумова, проректор по развитию Свято-Филаретовского института: Самый очевидный вызов – разделение на всех уровнях, от геополитического до внутрисемейного. В церкви, в обществе, между странами, народами проявилась неспособность и нежелание вести диалог, людей принуждают обязательно занять одну из двух сторон. Мы с братьями и сестрами нашего братства недавно на выезде пытались осмыслить нынешнюю ситуацию и найти для себя какой-то христианский ответ. Мы поняли, что свободны не занимать ни одну, ни другую позицию, увидеть иной путь, который предполагает осмысление причин растущего зла и покаяние – и личное, и церковное, и общественное, и народное.
Происходящее – безусловно, советское наследие. С обеих сторон никто не отказался от советских методик, кто бы ни был инициатором растущего конфликта. И сейчас происходит обесценивание веры, правды, справедливости, человеческой жизни. Происходит дискредитация церкви как институции, звучат обличительные декларации западных теологов, появляются непоминающие, христиане переходят из юрисдикции в юрисдикцию. Всё это только усугубляет конфликт.
Пространство резко сузилось, невозможно свободно сказать, что тебя волнует, открыть свою боль. С одной стороны, люди загипнотизированы политикой, а с другой, виден запрос на подлинное христианское свидетельство и появляются новые возможности. Люди, не справляясь со своей болью, ищут ответа у христиан, ищут ответа в церкви. И мы для себя на нашем братском выезде сформулировали какие-то принципы – как действовать в настоящий момент.
Мы поняли, что надо запрещать себе эмоционально вовлекаться в политическую повестку. Вспоминали даже слова Гребенщикова: «Господи, научи нас видеть Тебя за каждой бедой!».
Надо запретить себе неприятие человека с другой позицией, стараться понять то человеческое, что им движет, отвечать на его боль прежде всего.
Принципиально в этой ситуации поддерживать тех, кто за что-то отвечает в церкви, в обществе, в народе – тех, кого мы называем старшими, стараться с ними общаться.
Если не можешь остановить войну в глобальном смысле, то постарайся остановить войну, которая происходит внутри тебя и рядом – внутри твоих ближних.
Фото: Сандурская Софья / АГН "Москва"В церкви мало братьев и сестёр
Анна Лепёхина, Свято-Петровское братство: Что церковь должна сейчас – это явить братолюбие и способствовать этому братскому единению. Мы помним, что в подобные кризисные времена сто лет назад патриарх Тихон обнаружил ту же интуицию, призвав собирать братские союзы. Тогда это было для защиты церкви, сейчас ситуация в чём-то изменилась, но подобный призыв ещё более актуален. Ведь сильнее всего мы переживаем именно раскол и разрыв между братскими народами. Трагедия в том, что братья сегодня не могут быть братьями и жить по-братски, вместе.
Во многом это наследие советского времени, но не только: здесь есть и ответственность церкви, что она в своё время не взяла на себя заботу о возвращении братского духа в народ, в церковь, считая эту задачу периферийной. То есть с амвонов звучит: «Возлюбленные братья и сестры…», – а братьев и сестёр в церкви по-настоящему оказывается очень мало – и среди народа, и среди клириков, и тем более среди иерархов. То, что мы можем и должны делать сейчас в церкви все (и старшие, и младшие, и клирики, и миряне), – это созидание братских отношений, братских союзов, сообществ, чтобы это явление братского духа с чего-то началось на нашей земле, в нашем народе и могло быть явлено дальше. Искра этого братолюбия должна где-то зажечься – и, скорее всего, именно в церкви. Собственно, в этом основание церкви Христовой – чтобы люди стали братьями.
