Юлия Рейтлингер (будущая инокиня – сестра Иоанна) появилась на свет 28 апреля 1898 года в Санкт-Петербурге. Последние четверть века сестра Иоанна (Рейтлингер) часто и подолгу жила в Улугбеке под Ташкентом, в доме своего любимого племянника Александра Киста, в гостях у которого побывал журналист «Стола».
Александр Алексеевич Кист. Фото: Олег ГлаголевАлександр Алексеевич Кист – заместитель директора Института ядерной физики РАН; доктор химических наук, профессор; академик РАЕН (1992), автор около 300 научных публикаций, под чьим руководством защищено более 40 научных диссертаций. Он родился 19 января 1937 года, на праздник Крещения, в Чехословакии в семье русских эмигрантов Алексея Александровича Киста и баронессы Екатерины Николаевны Рейтлингер. Александр Алексеевич Кист: Мои мама и папа познакомились в эмиграции в Праге. Папа был белогвардейцем-дроздовцем, воевал с большевиками на Юге России и бежал в Европу через Севастополь и Турцию. Мама, Екатерина Николаевна, вместе с своим отцом и старшей сестрой Юлей, будущей иконописицей Иоанной, бежали в Варшаву во время Гражданской войны. Две другие мамины сестры и моя бабушка умерли в Крыму от сыпного тифа. Ужасные патриоты Все русские эмигранты, которых я знал: родители, Юля, дед – действительный статский советник Николай Александрович Рейтлингер, наши друзья и знакомые – все были ужасными патриотами России. Как только после Второй мировой войны представилась возможность принять советское гражданство, многие считали необходимым это сделать, хотя, конечно, все они ни в малейшей степени не разделяли коммунистических идей.
Сестра Иоанна (Рейтлингер). Фото: psmb.ruВ Праге, где я окончил русскую гимназию, мы много общались с русскими эмигрантами – с Завадовскими, с Савицкими – это был очень интересный и дружный круг, и все они не хотели там жить – рвались в Советский Союз. У меня было горячее желание остаться, но родители не дали. Они очень любили Россию, хотя Кисты голландского происхождения, а Рейтлингеры – немецкого. Дед, Рейтлингер Николай Александрович, хотел до революции сменить фамилию на русскую – Ездаков и был готов отказаться от баронского титула. Фамилия Кист принадлежала моему предку, плотнику Герриту Кисту, в доме которого жил Пётр I в голландском Заандаме. Русский царь пригласил Геррита в Россию и дал ему землю в Крыму. В Севастополе до сих пор стоит гостиница Киста, которая в своё врем была лучшей на Крымском побережье.
Севастополь, Отель Кист. Фото: общественное достояниеВозвращение из эмиграции для всех русских было трудным и даже трагическим. Отца моего друга Ивана, профессора Петра Николаевича Савицкого, который в Праге был директором русской гимназии, арестовали в 1945 и на 11 лет отправили в мордовские лагеря. Крестившего меня священника, архимандрита Исаакия (Виноградова), долгие годы бывшего моим духовником, после возвращения на родину тоже осудили на 11 лет, но благодаря поддержке патриарха Алексия I через год выпустили на свободу. Репатрианты, вернувшиеся в Советский Союз после войны, как правило, оказывались в лагерях и тюрьмах. Нам повезло больше других.
Архимандрит Исаакий (Виноградов) и Петр Николаевич Савицкий. Фото: vorgol.ru, tamizdatproject.orgПопали к шпане Мы получили советское гражданство в 1947 году, и до 1955 ждали в Чехословакии, когда нам разрешат въезд. Уже в Союзе нам объяснили, что мы нехорошие и не можем жить в центральной России, тем более в городах. Тогда мы поехали на Алтай, но там нам сказали, что теперь вы уже не репатрианты, а спецпереселенцы, и отправили нас в Узбекистан, куда ссылали немцев из Поволжья, крымских татар и беженцев с оккупированных территорий. В узбекском колхозе, где нашу семью поселили в глинобитной мазанке, не было никакой работы и еды. Через 3 месяца отцу сказали: делайте что хотите и езжайте куда хотите. Так мы оказались в Ташкенте, где родители быстро нашли работу: папа стал кабельщиком, мама – художницей. После жизни в Праге среди русской эмиграции мы попали к советской шпане. Это были совсем другие люди, другие дела, другие нравы – мы испытывали огромное разочарование, довольно быстро и чётко осознав, что Советский Союз – это не Россия. В голове не укладывалось, как миллионы людей пошли по этому страшному предложенному большевиками пути. Родители особой любви к новой родине не испытывали, очень долго привыкали к жизни в Средней Азии, общаясь в основном с такими же эмигрантами. О революции, Гражданской войне и всех бедах, которые выпали нашему народу, родители почти не говорили. Мама считала, что это наказание Божье за грехи России. Папа – что виной всему неразумные ориентированные на Запад политики. Юля, которая была истинной патриоткой и истинной христианкой, принимала случившееся, думаю, как волю Божью и не увлекалась осуждением тех, кого мы сейчас осуждаем.
Икона работы сестры Иоанны (Рейтлингер) "Не рыдай Мене Мати". Фото: Олег ГлаголевФото икон с. Иоанны, подаренных А. Кисту. «У нас было много разных иконы Юли, сейчас осталось только эти три: Богородицы, Ангела и Не рыдай Мене Мати» Баюля Мамина сестра Юлия Николаевна, в монашестве инокиня Иоанна, во Франции подружилась с отцом Сергием Булгаковым, с которым познакомилась ещё в Севастополе. В 1944-м году перед своей смертью отец Сергий благословил её словами «возвращайся на родину и с радостью неси свой крест». Иоанна (Рейтлингер) расписала много храмов во Франции, в Англии, а перед отъездом расписывала храм Святого Духа в Восточной Словакии, в Медзилаборце.
Храм Св. Духа в Медзилаборце, рисунок сестры Иоанны из коллекции А. Киста. Фото: Олег ГлаголевЮля очень любила меня, часто при мне писала свои иконы, наслаждалась этим и даже пыталась меня научить иконописи. Она была самый удивительный человек, какого я видел. Хоть она и сестра Иоанна, мы все звали её просто Юля, а мои дети – баба Юля, а потом, чтобы сократить, Баюля. Она подолгу жила в нашем доме - здесь её все очень любили.
Икона работы А.А. Киста. Фото: Олег ГлаголевДесять лет, до 1965 мы жили с папой и мамой в одной комнате на окраине Ташкента, Юля жила недалеко, в греческом городке. Она работала в текстильной мастерской, расписывала платки, настенные панно, ковры. Юля была человеком удивительной веры, но после войны она отошла от церкви, а здесь в Ташкенте пережила ещё одно тяжёлое разочарование, узнав, что православные священнослужители стали служить Комитету госбезопасности. Её возвращение в церковь произошло, кажется, где-то в 1960-м году. Я как раз закончил университет и поступил в институт ядерной физики. Я жил целиком под влиянием мамы, которая как и Юля была глубоко верующим человеком. Ходить в церковь с детских лет навсегда вошло в мою кровь и плоть. Мы с мамой каждое утро и каждый вечер вместе молились, читали Евангелие, говорили о Церкви, о святых, о Боге. Мама убеждала меня в простой мысли, что без Бога и Церкви жизни нет. В этом я вырос и переезд в атеистическую страну моей веры не поколебал. До окончания университета и устройства на работу я не знал, что в церкви много соглядатаев из КГБ. Однажды, когда я уже занимался наукой, наш куратор по линии госбезопасности мне довольно внятно сказал: – Верь, во что хочешь, но чтобы тебя в церкви больше никто не видел. Тогда я нашёл себе маленькую церквушку на окраине города в женском монастыре, куда комитетчики не ходили. А мама с Юлей продолжали ходить в кафедральный Успенский собор. У меня была куча неприятностей от студенческих лет и до того момента, когда президент Академии Наук СССР предложил, чтобы меня избрали академиком Узбекистана. Но собрались коммунистические патриоты и доказали в ЦК партии, что сына белогвардейца в академики принимать нельзя. Но вскоре меня приняли в Российскую академию естественных наук и в Американскую академию наук.
Могила инокини Иоанны (Рейтлингер) в г. Чирчик под Ташкентом. Фото: Олег ГлаголевЯ химик и мы занимались прикладной наукой, на нас особенно никто не давил по части коммунизма. Но я был заместителем директора нашего научного института, а директор был членом ЦК компартии Узбекистана. Он мне сообщил, что не станет терпеть беспартийного заместителя. Я тогда попросил, чтобы он переместил меня на другую должность. Но он ответил, что просто меня уволит, да так, что ни в другом институте, ни в Советском Союзе на работу меня больше никто никогда возьмёт. Я рассказал это маме. Мама несколько дней переживала, потом сказала: – Ладно, вступай в партию, этот грех я беру на себя. Так я вступил в партию. Я был просто убит, когда узнал, что в России люди с ностальгией вспоминают Сталина, коммунизм и прочее. Я очень надеюсь, что покаяние русского народа, в конце концов произойдёт, будет принято Господом Богом, и тогда Россия изменится к лучшему.
Буклет Акции национального покаяния «Имеющие надежду» с подписью А.А.Киста: «Прекрасная и благородная идея». Фото: Олег Глаголев
