Начиная исследование жизненного мира православного прихода, мы выстроили нулевую гипотезу. Она состояла в том, что положение православного прихода в городе зависит от специфики городского мира, от ключевой вводной – старый этот мир или нет. Старый мир – это мир ещё дореволюционного города, который пережил и советскую власть, и войну, но сохранил некоторую базовую протогеографию и облик самосознания людей, который задаёт достаточно лояльное отношение к православию.
Исходя из этой вводной, предполагалось, что основная разница будет проходить между доуральскими и зауральскими приходами: в одном случае речь часто идёт о городах с тысячелетней историей, а в другом случае – о чисто советских городах, созданных нередко в чистом поле, географию которых задавали съезды партии, а культурный облик – стихи Маяковского. Но – внимание! – эта гипотеза не сработала. Пришло время рассказать, почему.
Хорошие всходы на дурной почве
Независимость и качество устройства жизни прихода оказались не связанными с историей православия на конкретной земле. Религиозная жизнь же оказалась очень разной в буквально соседних епархиях, созданных десяток лет назад. В старых городах мы нашли храмы, которые вот уже тридцать лет полноценно не восстанавливают. В молодых регионах мы увидели очень тёплые отношения между приходом, местным обществом и местной властью. Ещё мы увидели, что храм даже в не существующей сотню лет деревне может оказаться объектом упорной восстановительной работы одного человека – и эта восстановительная работа приводит в храм, например, «Машу и Медведей» на опен-эйр.
Но обо всём по порядку. Самый невероятный пример живой епархии невероятен настолько, что о нём сложили поговорку: «Существование N-ской епархии доказывает существование Бога». Её центр находится на правом берегу широкой сибирской реки, куда летом ходит паром, а зимой, в принципе, можно доехать на автомобиле по льду. Город невелик – чуть более 20 тысяч человек – и известен в стране своим берегом, точнее – трупами, которые поплыли по реке, когда берег подмыло: трупами расстрелянных в годы Большого террора. Ещё этот город некогда проходил молодой Сталин, бежавший из ссылки: так себе бэкграунд для построения живой епархии.
Однако после её канонического создания молодой владыка, выходец из регионального монастыря, резво взялся за дело. Он смог выбить под епархиальное управление пустовавшее административное здание, заняться строительством кафедрального собора – и построил его за несколько лет. Организована работа отделов управления, причём в епархии служат вполне молодые священники: частично – местные, частично – приехавшие из окрестностей. Владыка, сделав свою работу, был призван уже в Москву как человек, показавший, что можно построить епархиальную жизнь даже в районе с максимально негативным бэкграундом.
Фото: Виталий Смольников/КоммерсантъТри куска одного пирога, все с разной начинкой
Недалеко к югу от описанного нами мира расположился молодой промышленный регион, большая часть городов которого появилась в лучшем случае к 30-м, а немалая часть так и вовсе после войны. В 2012 году единую до того в регионе епархию превратили в митрополию, поделив на три небольшие епархии.
На юге региона довольно долго – несколько лет – не могли найти епископа. Однажды им стал бывший священник регионального кафедрального собора, ближе к шестидесяти ставший монахом.
Юг региона выглядит для стороннего наблюдателя этакой сибирской Кубанью: красивые расслабленные люди, горы, туризм. Даже на отпевание верующие приходят в красной цветастой одежде. Священники в епархии практически не сменяются, отношения между духовенством простые: более или менее всем всего хватает. Налоги не являются для настоятелей большим бременем, и общий дух жизни епархии – сонный и радостный.
Центральная географически епархия оказалась под руководством епископа, ставшего митрополитом, который и раньше являлся епископом всего региона. Это довольно жёсткий администратор с техническим образованием, который запустил в регионе аналог программы 200 храмов в Москве и строит храмы с нечеловеческой скоростью, не глядя даже на их востребованность людьми.
Священники служат напряжённо: большинство храмов по понятным причинам достаточно молоды, и настоятелю приходится где упорно строить храм, а где упорно заниматься легализацией построек, добычей всех необходимых документов. Как правило, настоятелям в этом вопросе не помогают, и более того – бывает, что священник получает в ведение строенный не им храм, который, например, просто не имеет полноценного фундамента и начинает через пару лет после постройки гулять – так, что окна в нём становятся похожи на паруса.
В регионе довольно строго с налогообложением. Как правило, для священника платить положенный ему епархиальный взнос сложно – особенно когда за год получается сумма, которой хватило бы, например, на оформление ввода в эксплуатацию здания храма. При этом ввод всё равно жёстко и упорно требуется на епархиальных собраниях.
Налоги несколько сбивались, когда наступила пандемия. При этом требования местных властей по карантину приходы выполняли очень строго: буквально в Великую пятницу 2020 года в приходы пришёл епархиальный циркуляр, требовавший неукоснительного следования санитарным нормам. На эти требования священники реагировали по-разному: одни набрали себе чуть ли не по полтора десятка пономарей, каждому из которых выписали специальную справку, позволявшую посетить богослужение; другие стали служить чаще – так, что каждый день на Литургию приходила отдельная часть прихожан. Но так или иначе строгое выполнение санитарных требований резко подкосило численность прихожан и – как следствие – благосостояние приходов.
Фото: Александр Кряжев/РИА НовостиОтдельно стоит заметить, что у владыки исключительно хорошие отношения с местными властями и холдингом, созданным предыдущей региональной элитой. В числе прочего этот холдинг, возглавляемый одним из областных руководителей, оплачивает все коммунальные услуги епархиального управления. Здесь мы видим модель: можно очень хорошо построить отношения с властями и за счёт этого решать массу административных и экономических вопросов, но «в момент Х» придётся отплатить лояльностью.
Северная епархия региона стала грустной притчей во языцех. Её возглавил довольно хорошо показавший себя в качестве настоятеля храма архимандрит: он вырос в соседней епархии в годы, когда там был владыкой человек, за которым тянулся длинный шлейф скандалов.
Владыка начал своё правление хорошо и жестко: уже к концу года повысил в два раза налог на содержание епархии. Дальше налоги росли, бывали разовые сборы: например, однажды епархия не смогла предоставить находящейся под управлением митрополита семинарии абитуриентов, и на неё был наложен штраф. Приезды владыки священники ждали подчас с ненавистью, потому что они сопровождались и неприятными разговорами, и серьёзными денежными тратами.
Владыка также решил подойти к управлению епархией – как к машине: он снимал с приходов уже давно прижившихся там священников и ставил вместо них новых. Резко менялись и благочинные, в паре мест по 3–4 раза за шесть лет. Священники от такого счастья стали уезжать, причём даже старые украинцы, приехавшие ещё в советское время и заложившие в своих городах основы церковной жизни. Взамен уехавших владыка ставил на настоятельство священников, которые приехали из-за Урала с тяжёлым репутационным обременением, что не сказалось в лучшую сторону на развитии епархии. Технически она жива, люди ездят на епархиальные собрания, но множество перспективных начинаний в ней либо не состоялись, либо существуют в виде самодеятельности, причём священники, которым удаётся заниматься чем-то особенным, стараются держаться особняком и в стороне от околовладычних раскладов.
Таким образом, в одном регионе, почти все города которого – ровесники и выросли на одной и той же промышленности, епархиальные миры абсолютно разные. Это определяется прежде всего личностью владыки и, во вторую очередь, спецификой тех районов региона, которые стали новой епархией.
Старый город, новый город
Теперь сопоставим городские миры, тоже из соседних регионов. Один мир – исключительно старый, город разменял недавно пятое столетие и уже в конце XIX века стал переживать некоторый упадок.
При советской власти его сделали мощным научным и промышленным центром, благодаря чему в регионе выросла весьма атеистическая элита. Отношения между епархиальным руководством и городом исключительно прохладные: за постперестроечное время в городе не поставили ни одного нового храма, лишь восстанавливали переданные, но и передали далеко не все. Один из наших информантов некогда отчислился из крупного местного вуза, потому что органный зал в нём стоит в здании бывшего университетского храма.
Фото: Александр Петросян/КоммерсантъПрохладные отношения с властями оказались благом во время пандемии: владыка не зависел от указаний руководства региона и поэтому де-факто позволил каждому настоятелю самостоятельно решать, как исполнять и исполнять ли вообще новые санитарные нормы.
В противовес этому городскому миру в соседнем регионе, на юге, стоит изначально шахтёрский город. Его поставили уже после войны, и не комсомольцы, а зэки, начавшие добывать в его окрестностях уголь. Можно пройти по Коммунистическому бульвару этого города, увидев в его начале огромное изображение Ленина на стене жилого дома, а в конце – новодельный памятник, стелу, возведённую в честь столетия комсомола.
При этом отношения с местным обществом и руководством у приходов исключительно хорошие. Приведём один из характерных случаев.
Настоятель пришёл познакомиться к начальнику местной шахты без всяких планов насчёт просьб о спонсорской помощи. Ушёл же священник со встречи ошеломлённым: начальник спросил, что нужно для храма, и предложил свой комплекс работ по благоустройству. Чуть позже вокруг храма выкупили дома, поставили ограду, рядом с храмом возвели несколько брусовых зданий для воскресной школы и прочих храмовых нужд. Может быть, сработал тёплый климат; может быть, специфика шахтёрского труда, но молодой советскорождённый городской мир оказался приветливее к появившимся в начале 90-х приходам, чем старый городской мир к старым же приходским традициям тремя сотнями километров севернее.
Выводы у нас получаются следующие.
Во-первых, социальное выражение церковного мира в России достаточно молодо и его ячейки-приходы много где ещё только складываются. Ввиду этой молодости все реформы последних лет влияют на церковную жизнь весьма сильно, меняя её в непредсказуемых направлениях.
Во-вторых, исключительную роль «на местах» играют не институты, а люди и личности. Личность епископа, настоятеля, прихожанина, местного руководителя может менять реальность в локальном пространстве. Возможно, собственно институциональное и социальное следствие реформы – это появление типов церковных руководителей, типов личностей, которые способны преобразовывать реальность вокруг себя.
