Вопрос о власти в церкви становится особенно острым в связи с новым общеправославным и общехристианским историческим этапом, определяемым как постконстантиновская1 эпоха. Прежде всего здесь надо сказать о тенденции папизма – такой модели управления церковью, в которой возглавляющий церковь епископ, митрополит, патриарх или папа воспринимается не как первый среди равных, а как епископ епископов, то есть иерархически возвышающийся и властвующий надо всеми. При этом папа может быть и святым человеком (я вполне в это верю), но папизм как система отношений, система церковного устройства, церковного управления чужд евангельской природе Церкви. И в наше время выявляется с необычайной ясностью, что руководители поместных церквей также настроены папистски. Они, казалось бы, имеют в руках ничем и никем не ограниченную власть и – таким образом – все возможности исправлять накопившиеся проблемы и ошибки, но мы видим, что они не могут решить основных вопросов в устроении церковной жизни и служений. Их голос не звучит, их слово часто не имеет духовной силы, не меняет жизни церкви и жизни общества и не запоминается надолго. Голос патриарха должен был бы звучать, это как бы предписано патриарху. Но мало ли что предписано, одно дело – что должно, другое дело – что можно. Не всё можно исполнить из того, что должно, и не всегда это зависит от фигуры патриарха, или папы, или какого-нибудь митрополита, архиепископа, возглавляющего ту или иную церковь. И вот это самое главное!
Как сегодня услышать голос Церкви, если ни патриархи, ни папа, ни общеправославный собор не могут показать пример свободного высказывания, в котором веял бы Дух Святой, который бы могли признать за голос свыше – голос от Бога? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо осмыслить постконстантиновский период церковной истории, неотъемлемой чертой которого – как я постарался показать в своём докладе на конференции в Екатеринбурге2 – становится общинно-братское3 устроение христианской жизни снизу доверху. Это совсем не означает, что надо избавиться от существующей церковной структуры, что нужно бороться с иерархией и признавать самостоятельную жизнь общин или братств без какого-либо особого объединяющего начала в земной церкви. Но иерархии недостаточно, даже когда она хорошо подобрана и хорошо функционирует. Это, может быть, самое трудное и самое важное во всём вопросе о современном церковном устройстве – как нам учесть общинно-братский опыт, как распространить его на все стороны жизни, как сочетать его с разного рода переходными формами церковной жизни и церковного управления. Очень важно, чтобы критика в адрес системы иерархического устройства не была бы понята ни высказывающими, ни слушающими её как призыв к анархии, отрицание всякой иерархии и всякой возможности иерархической структуры.
Источник: shutterstockВо власти старых и новых соблазнов
Церковь, выстроенная сейчас по принципам константиновского периода, просто не справляется с нынешними вызовами и проблемами в своей жизни, как не справляется она и с возложенной на неё Богом миссией свидетельства миру о Христе. Крупные епархии и целые патриархии вынужденно связаны с центрами, а значит, и с политикой, с интересами государственными, финансово-экономическими, демографическими, национальными или националистическими, но ни с теми, ни с другими они не должны быть сильно связаны.
Этнофилетизм не случайно называют ересью, но ведь то же самое можно отнести к практике вовлечения церкви в построение «христианского государства» – политикофилетизму. Не может быть государственной церкви, как не может быть и национальной церкви. К сожалению, об этом не говорят. Люди всё ещё находятся под очарованием теории симфонии церкви и государства. Это ересь, подобная этнофилетизму. Не может быть национальной церкви и не может быть нации, которая была бы отождествлена с церковью. Иногда говорят: я русский – значит, я православный только потому, что я русский, а в Бога я не верю, при чём здесь Бог. Или то же самое: я армянин, или грузин, поэтому я христианин, или я еврей, поэтому я отношусь к народу Божьему, – это на самом деле ересь. Это абсолютно не совместимо со Христом, с откровением о личностности и соборности, на котором стоит Церковь. Именно эта любовь «двоих-троих» во Христе и ради Христа рождает Церковь, о чём писал4 Сергей Фудель.
Это не осмыслено до сих пор и в отношении Ветхого завета. Надо признать неудачу Ветхого завета. Огромное большинство иудеев не приняли Божьего послания и Божьего посланника, Мессию-Христа, но это совершенно не осмыслено. И христианство шло по тому же пути, допускало государственную церковь и называло тот или иной народ христианским просто в силу принадлежности данного народа к этому государству.
Конечно, это всё издержки константиновского5 периода церковной истории, но они не изжиты в церковном сознании совершенно. Даже те, кто осуждает, скажем, церковный этнофилетизм, те не осуждают недолжные отношения церкви и государства. Или, осуждая церковный этнофилетизм, продолжают практиковать его, как мы видим, например, в случае с греками, которые очень этнофилетически настроены, но при этом, когда речь идёт о грешащих тем же других нациях, сразу вспоминают про ересь этнофилетизма.
Мы можем сказать в очередной раз, что в этом повинна иерархия, но это, во-первых, не решит проблемы, а во-вторых, ставит резонный вопрос перед всеми остальными людьми об их ответственности за собственную веру, за христианскую жизнь и за Церковь.
Источник: kremlin.ruСтаршинство и соборность
Очень легко относиться к старшему как к начальнику и всё свалить на него или видеть в нём временщика, наёмника и ожидать другого. Такое отношение неизбежно возникает тогда, когда нет настоящего выбора, когда нет узнавания старшего в народе, в обществе и в церкви. К сожалению, ни архиерейский, ни другие церковные соборы тоже сейчас не обеспечивают такого узнавания и такого выбора. Они тоже не выражают мнения церкви, так же как не выражают его и голоса патриархов и синодов.
Чтобы ситуация изменилась, во-первых, нужно, чтобы в церкви родились какие-то живые отношения снизу – в церковных общинах и братствах, имеющих в основании общую жизнь в доверии, свободе и любви, построенных на принципе личностных отношений братьев и сестёр с Богом и друг другом. Во-вторых, как и думал об этом Великий Московский собор 1917–1918 годов, как это частично и практикуется до сих пор в Парижской архиепископии церквей русской традиции, нужно, чтобы свободно избирались и старший в общине – пресвитер, и старший в межобщинных отношениях в пресвитериуме – епископ.
В каждой епархии нужно иметь систему выборов своего епископа, своего старшего, предстоятеля на евхаристии, но это должен быть действительно настоящий авторитет для всех. Чтобы такой человек появился, надо ещё дать ему возможность вырасти. В наше время часто всех, кто имеет или даже только набирает авторитет в церкви, просто гнобят, просто выбрасывают, на них клевещут, их дискредитируют, их презирают – и это давно никакая не новость, это прижилось у нас. Поэтому те, кто должен бы по-божески и по-человечески быть авторитетом, старшим, – не являются таковыми, да ещё часто они травмированы этими несправедливыми гонениями и отношением. Ими не надо пренебрегать, не надо загонять за Можай, скручивать в бараний рог и сживать со света, как это нередко бывает до сих пор в наших епархиях. Стоит появиться хоть одному такому человеку, по-настоящему харизматическому, без всяких злоупотреблений, как тут же начинается борьба всей иерархической системы с таким священником и тем более мирянином. Таких людей просто выживают из канонических границ, даже сознательно «выдавливают в раскол». Они остаются в Церкви с большой буквы, но в канонических границах они становятся не заметны, не видны.
Нам нужно испытание воли Божьей, свободное выявление таких людей, потому что без настоящих Богом избранных старших невозможно преодолеть всякий фетишизм, всякое идолопоклонство и суеверия, которых так много накопилось в церкви и около церкви. Надо вспомнить, что не только дьяконы, пресвитеры, епископы или патриархи, но и миряне должны быть членами народа Божьего, несущими своё служение, которое может иметь большее значение, чем служение епископа или патриарха. Эти миряне-лаики могут быть носителями апостольского или равноапостольного служения, пророческого служения, учителями Церкви. Господь посылает таких людей, а церковь перестала их узнавать, а тем более признавать и на них ориентироваться. Если мы видим, что церковные правила, уставы и даже каноны этому не способствуют, то нужно преодолеть излишнее преклонение перед мёртвой буквой и изжитой формой, в том числе буквой и формой тех писаний святых отцов, которые были написаны для определённых ситуаций своего времени и не всегда передают их мудрость и огненный дух их жизни. Я уж не говорю о всякого рода старцах, признанных и непризнанных, которых часто сами себе по человеческой слабости назначают люди.
Задача постконстантиновского времени – не просто изжить, преодолеть инерцию и соблазны ушедшей церковной эпохи, имевшей и свои великие дары, свой смысл, но и расчистить путь тому новому, что Господь открывает нам, не заглушая пророческого начала в церкви иерархическим. Тогда церковь сможет нормально существовать в современном мире, тогда она заговорит своим голосом благодаря своим пророкам, учителям и людям апостольского духа, благодаря всем тем, кого Господь поставит в Своей Церкви старшим.
_____________
1 Постконстантиновский период церковной истории сменил константиновский в начале ХХ века, когда христианство в европейском мире перестало быть государственной религией. В постконстантиновский период церковь живёт по преимуществу в секулярном, нередко антихристианском мире, являясь одной из общественных институций. С одной стороны, у церкви появилась возможность избавиться от зависимости от государства, с другой – жить самостоятельно во многих случаях она пока не научилась или не смогла.
2 См. мой доклад «Братства как явление постконстантиновской эпохи» на III Всероссийской научной конференции с международным участием «Православные братства в истории России: явление единства в разрозненном мире» (7–9 февраля 2019 года, Екатеринбург).
3 Общинно-братское устроение церковной жизни своим прообразом имеет евангельское собрание апостолов – духовной семьи-общины братьев и сестёр или – в более широком смысле – братства учеников Иисуса Христа, усыновлённых во Христе Богу Отцу, которые «были вместе, и всё у них было общее» (Деян. 2:44), хотя последнее вполне возможно понимать не только буквально и не только внешне.
4 «Можно и нужно говорить о значении для Церкви иерархии или о роли в её истории Вселенских Соборов. Но когда забываются слова Христовы о “двух или трёх”, тогда забывается любовь как первоисточник Церкви, Соборов и догматов; тогда все остальные слова теряют свою силу, становятся никому не нужным “бряцающим кимвалом”. И тогда лучше бы их совсем не знать» (Фудель С.И. Записки о Литургии и Церкви).
5 Период церковной истории середины IV – начала XX века связывают с именем первого императора-христианина Константина Великого (272–337 гг.), после которого христианство стало государственной религией Римской империи. При численном росте церкви, большей централизации и унификации её устройства константиновский период характеризовался размыванием представлений о членстве в ней, а также нехарактерным для христианства смещением акцентов в сторону иерархизма, обряда и культа, каноники, аскетики, догматики и мистериологии.
Константин Великий. Фреска, ГрецияМатериал подготовил Олег Глаголев
