«Блаженны миротворцы, ибо наречены они будут сынами Божьими» (Мф 5:9)
Саша, тебе нужно сдать экзамен по атеизму
Александр Валентинович Гаврилин (1953–2019) – русский и латвийский историк, доктор истории, ассоциированный профессор историко-философского факультета Латвийского университета (2001–2019), крупнейший специалист по истории православия в Балтии. В 1987 году он защитил диссертацию по теме «Переход прибалтийских крестьян в православие в 40-х годах XIX века». Александр Гаврилин – автор ряда монографий, двух учебников и множества статей.
В христианской антропологии есть такое понятие – духовный вес. Это не совсем авторитет, не просто влиятельность, а скорее что-то вроде коэффициента духовного излучения личности – то, насколько она может влиять на жизнь других людей. Судить об этом объективно бывает трудно, но одним из показателей духовного веса могут быть свидетельства тех, на чью жизнь и судьбу этот человек оказал благодатное влияние. Поэтому предоставим слово ученикам, коллегам и друзьям Александра Гаврилина, многие из которых состоялись как историки при его участии.
«Мы с Александром познакомились в Латвийском государственном историческом архиве, где он провёл многие месяцы и где мне также доводилось работать, – рассказал исполняющий обязанности древнехранителя Берлинско-Германской епархии кандидат богословия, кандидат искусствоведения протоиерей Александр Берташ. – Это место встречи было само по себе промыслительным, потому что именно изыскания в области истории православия в Балтии сделали имя Александра известным не только в Прибалтийском регионе, но и создали ему репутацию одного из самых значительных историков Русской православной церкви. Несомненно, что его “Очерки по истории Рижской епархии” – труд, который первоначально создавался как популярный, так и остался непревзойдённым. Такого общего очерка православия до сих пор нет, если говорить о соседней Литве и о многих других регионах не только Балтии, но и всей Русской церкви. Эти очерки показывают, как Александр владел историческим инструментарием, используя и архивные материалы, и периодику, и опубликованные издания. Он занимался не только историей латвийского православия в целом, но и историей отдельных приходов, отдельных регионов и благочиний Латвии, то есть на уровне микрорегиональном. Написанные прекрасным русским языком, его работы отличаются очень серьёзной научной глубиной и осмыслением исторического процесса, связанного с такой непростой темой, как Православная церковь в странах Балтии».
«Когда мы встречались в Риге, мы говорили не только об истории, – вспоминает руководитель издательского отдела и член Синода Эстонской православной церкви Московского патриархата Сергей Мянник. – Мы говорили о том, что происходит в Прибалтике, в частности в Эстонии, в Латвии. Эстония – одна из самых атеистических стран в Европе. У нас меньше 50% людей вообще хоть как-то относит себя к церкви. Эти вопросы тревожили Александра Валентиновича. Он мне рассказывал, что когда-то в молодости митрополит Рижский и Латвийский Леонид (Поляков) предлагал ему стать священником, но Александр Валентинович отказался и остался верующим церковным историком. Его всегда волновали церковные проблемы, которые были и до сих пор существуют в Эстонии – такие как конфликт между Эстонской апостольской православной церковью Константинопольского патриархата и Эстонской православной церковью Московского патриархата».
Ещё будучи студентом исторического факультета Латвийского университета, Александр Гаврилин регулярно посещал Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, где познакомился с его наместником архимандритом Алипием (Вороновым). Влияние отца Алипия на молодого человека было столь велико, что он даже хотел посвятить свою жизнь монашескому подвигу и остаться рядом с любимым духовником.
Ансамбль Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. Фото: Lobusov D. / Wikipedia«В студенческие годы Александр Валентинович столкнулся с необходимостью сдавать истмат, диамат и, пожалуй, самое противное – курс по научному атеизму, – рассказал декан исторического факультета Свято-Филаретовского института кандидат исторических наук Константин Обозный. – Он не посещал эти занятия, считая, что ходить на такие лекции будет предательством его убеждений. Тогда он приехал к архимандриту Алипию и сказал: “Возьмите меня трудником в монастырь – я буду подметать улицы, выносить навоз со скотного двора, только не буду сдавать эти предметы – это я для себя решил”. На что отец Алипий сказал: “Саша, тебе нужно вернуться в Ригу, подготовиться к экзаменам, сдать все эти предметы и продолжать обучение, потому что православной церкви очень нужны профессиональные историки”».
Чем должен заниматься церковный историк
«С точки зрения церковной истории Латвии XIX–XX века никого равного профессору Гаврилину не было и нет, – говорит Константин Обозный. – Благодаря его помощи не только защищались диссертации, выпускались студенты, но и проходили научные конференции, которые были посвящены конфессиональным темам церквей Балтии. Последняя такая конференция, где профессор Гаврилин принимал личное участие, проходила в 2015 году в Тарту. И хотя было видно, что сил у него уже очень мало, он себя не щадил, выступал, комментировал, общался. В этой конференции принимали участие как представители Московского патриархата, так и Эстонской автокефальной апостольской церкви. И Александр Валентинович сказал тогда, что очень жаль, что при таком малом количестве верующих людей, христиан в Балтии и вообще в Европе, именно Эстония на первом месте по темпам секуляризации и неверия. И при этом христиане разобщены, они почти во враждебных отношениях. Он верил, что такие конференции помогут преодолеть исторические обиды, недоверие, политизированность, считал, что историческая наука – одно из важных средств примирения».
«Мы с Александром Валентиновичем познакомились в Воронеже на съезде православных учёных, – рассказал Антоний Миронович, доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории Центральной и Восточной Европы Белостокского университета. – Там было много врачей, представители других профессий и очень небольшой круг историков. Мы начали говорить о том, чем должен заниматься историк в таких государствах, как Латвия, Литва, Польша, Эстония, и я понял, что у Гаврилина есть чёткое понимание своей миссии: на все возражения, что есть много разных тем, он отвечал: “Хорошо, если не мы будем этим заниматься, то кто будет за нас это делать?” Он был не только профессионалом, но и миссионером, он объединил вокруг себя группу людей, которые были в состоянии войти в этот труд. И когда бы мы ни встречались, мы говорили не только о своих статьях, но и о том, как помочь другим людям, которые могли бы продолжать общее дело».
Ты на новой машине, как-то это не солидно
«Если говорить об Александре как о человеке, то он для меня пример настоящего православного христианина, человека, который обладал той внутренней свободой, которую даровал нам Господь и которую далеко не каждый из нас может реализовать в себе, – говорит протоиерей Александр Берташ. – Эту свободу можно увидеть и в его научных трудах, и в его жизни. Он всегда отличался откровенными суждениями о всем, что видел, с чем сталкивался. Я имею в виду и оценку работ коллег, которая была объективной и при этом нелицеприятной, и человеческую оценку, которая всегда была точной, искренней и при этом, на мой взгляд, и не обидной, и не оскорбительной для других людей».
«Его знакомый, может быть даже его выпускник с исторического факультета, который потом стал лютеранским пастором, получил где-то захудалый приход, – рассказал Константин Обозный. – Кирха требовала ремонта, стены надо было штукатурить, красить. Он собрался с силами, этот пастор, купил себе новый автомобиль. Александр Валентинович встречает его и говорит: “Слушай, – как-то его по имени назвал, – ну ты совесть-то имеешь?” – “А что такое, Александр Валентинович?” – “У тебя приход, смотри, какой бедный, рамы облезлые, то, сё. Прихожане бедные, а ты на новой машине. Как-то это не солидно”. Он задумался, потом через неделю к нему приезжает на старом Фольксвагене, очень довольный. Александр Валентинович говорит: “Ну вот, теперь – другое дело”».
«Историк, зная свою принадлежность к роду человеческому, зная о своих возрастных, половых, этнических и прочих особенностях, о среде, внутри которой он существует, о давлении сверху и снизу, особенно снизу, должен помнить об этих шорах на путях приближения к истине и по мере своих сил стараться корректировать свою неминуемую субъективность, – говорит член правления Латвийского общества русской культуры Борис Равдин. – Одним историкам это как-то удается – считай, повезло. Другим это не под силу – уж больно сильно искушение служить не вечности, а сиюминутности, не столько истине, сколько тёплому, родному, бессознательному. В Латвии на перепутье православия, староверия, католицизма, лютеранства, баптизма, иудаизма такого рода искушение особенно сильно. В Латвии удобный, просто замечательный полигон для испытания себя как историка. Мне кажется, что Александру Валентиновичу удалось побороть искушение быть у исторической конъюнктуры на побегушках».
«Его наследие огромно, но мне кажется, что кроме очень важных страниц его текстов, необходимо, чтобы в обществе звучал сам его голос – свободного человека, христианина, – говорит основатель и главный редактор альманаха «Христианос», председатель Международного благотворительного общества имени Александра Меня Наталия Большакова-Минченко. – Свободу, как мы знаем, мало кто любит. Он с горечью говорил, что в Латвии тексты о православии не интересны никому, разве что 10–20 православным христианам, мирянам. Получая порой восторженные отзывы от читателей за границей, в Латвии он слышал молчание, а то и недовольство. Но он сам не менялся, не старался понравиться. Эта его свобода воплощена и в его книгах, его труды по истории православия в Латвии бесценны и будут очень нужны и интересны будущим историкам. Когда Александр Валентинович преподавал в Латвийской академии культуры, я все время слышала восторги от двух юных латышских девушек, христианок. Я говорю о том, что они латышки, потому что не всегда это просто воспринимается – русский профессор и латышская аудитория. Мне очень радостно, что они восприняли очень многое от него: какой-то общий и культурный контекст и его отношение к ним».
«Александра Валентиновича знали многие историки в России и на Западе, – говорит Наталия Большакова-Минченко. – Например, во Франции профессор государственного университета Нанси, специалист по истории православной церкви и религиозной мысли в России Антуан Нивьер, автор книг о русском православии, о греческом, об афонских монахах, считает “Очерки истории Рижской епархии” очень ценным вкладом в изучение роли православия в Восточной Европе. А он очень много трудов по этой теме прочитал, поскольку он заведует центром исследований по литературам и культурам Центральной и Восточной Европы. Последний огромный труд профессора Гаврилина – там даже нет его имени – словарь по священникам и храмам, который вышел после его кончины. Мы тоже отправляли его профессору Нивьеру в Париж. Он говорит, это невероятный колоссальнейший труд, даже не с чем сравнить, а он читает на многих языках».
Книга А.Гаврилина "Очерки истории Рижской епархии". Фото: ФилокалияЧто вы тут делаете, вы же русский
«У него была интересная привычка: он читал статьи про себя, а комментировал вслух, – рассказала вдова учёного Маргарита Гаврилина, доктор педагогики, профессор факультета педагогики, психологии и визуального искусства Латвийского университета. – И за все эти годы мне ни разу не пришлось слышать от Александра Валентиновича чего-то уничижительного или снисходительно-ироничного в адрес коллег. Я слышала: “какая прекрасная мысль”, “как точно сказано”, “отличный материал”. В крайнем случае он говорил так: “а вот с этим я бы поспорил”. И точно так же он относился к студентам. Он, например, продумывал и писал тексты, которые скажет на защитах студенческих работ. Не потому, что ему надо было выступать на этих защитах не на родном языке – латышским он владел так же свободно и полно, как русским. Просто в суматохе защит он боялся забыть сказать что-то очень значимое и положительное о каждом студенте. Даже за день до ухода он беспокоился о том, что подвёл свою докторантку, которая ещё не успела защититься. Он пытался читать эту докторскую работу, хотя уже не мог говорить, не мог есть и пить самостоятельно, но у него душа болела за неё до последнего».
«В 2015 году я звонила ему по поводу конференции в итальянском монастыре Бозе, где я должна была выступать, и он мне советовал, с кем я должна там встретиться, – вспоминает Наталия Большакова-Минченко. – Поразительно, какой широкий круг людей у него был, и он говорил: “Вот это вам будет полезно”. Потом: “А вы были вообще во Флоренции?” – “Во Флоренции никогда не была, мечтаю побывать”. – “Вы должны обязательно посетить галерею Уффици! А какие храмы во Флоренции!” – и как он все это говорил заинтересованно. И потом, в конце: “Вы знаете, я уже никогда не буду в любимой моей Италии”. Спокойно, даже легко это он сказал: “Врачи сказали, что я больше не выездной”».
«Его отношение к жизни и смерти для меня имеет огромное значение, – говорит Наталия Большакова-Минченко. – Он как-то заставил задуматься, готовы ли мы смотреть в лицо жизни с её трагедиями, с её болями, болезнями, смертью, которая надвигается – со всеми этими составляющими. А он, глядя в лицо тому, что надвигалось, очень трезво это понимая, не опускал рук, трудился до последнего момента. И Бог дал ему закончить последний восьмой номер альманаха “Православие в Балтии”. Господь дал ему эту победу в ответ на его верное служение».
«Общение со студентами не ограничивалось учебными занятиями в аудиториях, – рассказал Константин Обозный. – Александр Валентинович со своими студентами объездил всю Балтию, Латвию, Эстонию, Литву, Польшу, Германию. Это были не просто экскурсии, паломничества, а такой коллоквиум. Студенты выступали, какие-то темы обсуждали. И как-то Александр Валентинович сказал: “Да, объездили пол-Европы, всю Балтию, а я ведь так и не смог своих студентов отвезти в Россию. А какими же они могут быть историками церкви, если они не видели Пскова, Новгорода, Петербурга?” И в 2015 году, уже будучи тяжелобольным, он собрал группу студентов, аспирантов, своих коллег – и они через Печоры заехали в Россию, потом в Псков, потом в Новгород, Петербург, и везде были встречи с представителями местных университетов, общение, научные семинары. Я был на той встрече с псковскими историками, где он сказал, что очень много откровенно лживого говорится в Латвии о России и о русских, как и наоборот, и добавил, что когда мы имеем возможность вот так встретиться, пообщаться, то все это преодолевается. Александр Валентинович совершил такой подвиг и своё задание, которое сам себе ставил, выполнил».
«Когда в 1991 году рушился Советский Союз и на Домской площади дежурил народный фронт, потому что все ожидали атаки ОМОНа и возможных столкновений, кровопролития, туда приходили и преподаватели университета, пришёл и Александр Валентинович на такое дежурство, – рассказал Константин Обозный. – Один из коллег, увидев его, сказал: “Саша, а ты что здесь делаешь, ты же русский – зачем ты сюда пришёл?” А он сказал: “Это не имеет значения, потому что это касается и меня”. – “А если сейчас начнут стрелять, на какой стороне ты окажешься? На нашей или на той, русской (имелось в виду советской)?” Александр Валентинович сказал: “Я постараюсь встать между вами, чтобы не проливалась кровь”. Все, кто его знает, понимают, что это была не просто красивая фраза. И тот приезд в 2015 году со студентами и аспирантами в Россию как раз говорит о том, что он всю жизнь трудился над тем, чего так не хватает сейчас – над обретением взаимопонимания, уважения, внимательности друг ко другу и был настоящим миротворцем».
«У меня не много было встреч с ним в Риге и в Швейцарии, куда мы оба приезжали для участия в семинарах, – написал в память об Александре Гаврилине протоиерей Владимир Зелинский, настоятель православного прихода «Всех скорбящих радость» в городе Брешия (Ломбардия). – Один из них был, помнится, посвящён осмыслению советского прошлого не столько в духе тотального отвержения его, сколько в духе человеческого примирения людей в нем. В самом Александре было нечто примирительное, а я люблю смиренных людей без громких слов и утверждений. Это как-то чувствовалось в нем. Гаврилин был православным рижанином, русским и носил в себе две любви – русское православие и Латвию. Две любви, которые он соединил в себе мягко и органично. Проглядывая список его трудов, приведённый в Википедии, статью за статьёй, книгу за книгой, поражаешься упорству, которое может быть несомо только любовью, в развитии одной темы – православие в Латвии, и шире – в странах Балтии. Он соединял в себе кропотливого историка с увлечённым свидетелем, и в этом качестве память о нем должна сохраниться и в Латвии, и в России. Книги остаются в библиотеках, ссылках, примечаниях, иногда в чужих научных трудах, а вот любовь сохраняется и излучает тепло в ином наследстве, не всегда различимом, ощущаемом теми, кто знал, и теми, кто не знал покойного Александра Валентиновича».
По материалам круглого стола памяти Александра Гаврилина в Свято-Филаретовском институте 20 июня 2023 года
