Дружба есть церковь
Стремление к христианскому единству заложено в древнем изложении основ христианского вероучения – Символе веры, где Церковь называется Единой, то есть одной-единственной во всём мире. Однако мы видим, что за два тысячелетия своего существования община христиан не только выросла, но и раздробилась на множество церквей, не всегда признающих подлинность веры друг друга.
Попытки преодолеть церковные расколы никогда не оставлялись ни в восточной православной традиции, ни в католической и протестантской – западной. Особое усилие восстановления христианского единства русское православие предприняло в первой половине XX века, и это в первую очередь связано с именем выдающегося русского богослова и пастыря протоиерея Сергия Булгакова, его экуменической деятельностью, участием в рождении и жизни межконфессионального православно-англиканского Братства св. Албания и прп. Сергия, которое было основано в 1928 году и существует до сих пор.
Обретение церковного единства было воспринято отцом Сергием как призвание, обращённое лично к нему и членам Братства. И такое служение единству он считал делом православным, поскольку под Православием Булгаков подразумевал не видимую историческую общность, а единство церковной традиции, «живое, следовательно, растущее и развивающееся предание», как писал он в своей работе «Догмат и догматика».
Отец Сергий допускал, что все христианские конфессии принадлежат этому Преданию и поэтому являются в той или иной степени православными, однако считал, что «причастность к этому единству имеет разные степени или разную глубину». Источником православного Предания в Церкви является обновляющееся Откровение Божие о мире и о человеке, и добровольное принятие человеком этого откровения как призыва Божьего, и ответ человека Богу на этот призыв ⎯ как самоотверженное служение. Такое «со-действие» Бога и человека в этом мире Булгаков определял как «богочеловеческий синергизм», а благодатное единство Бога и человека в Церкви ⎯ как «продолжающуюся» или «пребывающую Пятидесятницу».
Экуменическая деятельность отца Сергия Булгакова зарождалась на глубине его богословской мысли и церковного опыта, неразрывно связанными с трагедией России и Российской церкви в 1917 году. Отец Сергий осмысливал революционные события в апокалиптических тонах, а агрессию большевизма расценивал как покушение на самостояние всего христианского мира: «Во мне зародилось убеждение, ⎯ заявлял он, ⎯ что мы, православные, не сможем победить Антихриста в одиночку, и поэтому Бог призывал меня трудиться для Воссоединения». В произведении «На пиру богов», написанном в 1918 году в Крыму, Булгаков так выражает эту мысль словами одного из героев: «И с антихристом воевать можно, вот только армию нужно для этого особую». Новозаветную церковь отец Сергий называл «христовой армией», которая разделяет борьбу Христа с «князем мира сего», а история Церкви – это «не идиллия и не покой достигнутого царства, но трагедия, борьба и разделение», напишет он в «Агнце Божием» – первой части своей «большой трилогии». В этом смысле рождение РСХД, так же как и рождение Содружества св. Албания и прп. Сергия, можно понимать именно как собирание этой «особой» армии, которое началось в 1925 году, когда отец Сергий вместе с митрополитом Евлогием (Георгиевским) в связи с широко развернувшимся в Англии движением по помощи русской эмиграции совершил путешествие по Англии и познакомился с епископом Фриром (Вальтером) Турским, вскоре ставшим его другом и активным участником англо-православного диалога. Надо сказать, что отец Сергий большое значение придавал христианской дружбе: «дружба есть церковь», писал он в письме своей духовной дочери иконописцу сестре Иоанне Рейтлингер. Кроме того, отец Сергий посещал англиканские приходы и знакомился с англиканским богослужением, которое открыл для себя как истинное молитвенное предстояние Богу.
Христианство – это не складывание на пустой груди ненужных рук
В продолжение развития англикано-православных связей представители русской церкви в эмиграции приняли участие во всемирной христианской конференции «Вера и церковное устройство», проходившей в швейцарской Лозанне с 3 по 21 августа 1927 года. На конференции проявилась особая близость между православием и англиканством, произошло «соборное переживание веры во Христа и любви к Нему», как писала в очерке о Булгакове его духовная дочь, известная учёный-астроном и монахиня Елена (Казимирчак-Полонская). Вскоре после этой конференции в январе 1927 года в городе Сент-Олбанс близ Лондона состоялся Первый Англикано-православный съезд года, на котором отец Сергий ввёл традицию каждый день служить литургию ⎯ попеременно православным и англиканским обрядом, так что все члены Содружества могли присутствовать на литургии и молиться, хотя и не причащаться вместе. Это, конечно, очень напоминает традицию ежедневного служения литургии, которая возникла на Первом съезде Русского студенческого христианского движения (РСХД) в городе Пшерове (Чехословакия) в 1923 году.
Совместная молитва для отца Сергия имела необычайное значение. Булгаков прекрасно отдавал себе отчёт в том, что уже сложившаяся к 1933 году молитвенная практика Содружества является канонически оспариваемой. В статье «Церковь и инославие», напечатанной в 4-м номере журнала «Путь» в 1926 году, он делает подробный исторический экскурс, в котором перечисляет каноны, запрещающие совместную молитву и общение православных с «еретиками». Но, с другой стороны, он видит дерзновение англикан и православных, благословлённое иерархами обеих церквей, благословенным и пророческим действием. Из видимого же противоречия он делает неожиданный вывод: если «люди, которые были разделены друг с другом на протяжении веков», молятся вместе, значит ⎯ они были «призваны Богом быть вместе» и осуществляют это призвание. Церковное единство можно и нужно созидать ⎯ считает Булгаков ⎯ через единение в молитве, в христианском делании. Через развитие богословского диалога «возникают новые пути экуменического благочестия и экуменического богословия». Исполнение этого призвания требовало решимости и самоотверженного служения как от самого отца Сергия, так и от всех вовлечённых в экуменическое движение. «Господь требует, чтобы мы принесли ему нашу силу, а не слабость, наш труд, а не пассивность, наш подвиг, а не вялость <…> христианство есть …сила, горение, буйство, а не кисло-сладкое складывание на пустой груди ненужных рук, хотя бы они и складывались в знак креста», говорит он в своём докладе на съезде Братства в Аржероне в 1924 году.
Таким образом, «оцерковление жизни» в опыте Содружества св. Албания и прп. Сергия было связано с тем, что в свете Православия вопрос межконфессионального общения получил «своё верное и исключительно глубокое решение», а именно ⎯ решение о совместном служении Христу: «в этом опыте преодолеваются конфессиональные границы, несмотря на стены, отделяющие конфессии друг от друга. Человек чувствует и познаёт истинную жизнь, “стояние перед лицом Божьим”, единство во Христе, которые просто не могут быть пересилены конфессиональными разделениями». В этом смысле воцерковление жизни можно понимать как её «охристовление» и как рождение свыше. «Мы рождаемся в Церкви, живём среди церковного народа, окружены церковной обстановкой; это для нас привычно и нормально, – говорит отец Сергий на упомянутом съезде в Аржероне. – Но те, кто приходят к Церкви для того, чтобы отдать Ей свои силы, ⎯ как бы рождаются во второй раз, просыпаются к иной жизни, чувствуют себя по-новому призванными Господом».
Юродствовать за православие
По воспоминаниям Николая Арсеньева, на Всемирной христианской конференции «Вера и церковное устройство», проходившей в 1927 году в Лозанне, отец Сергий в своём выступлении заявил, что почитание Богоматери является условием для обретения церковного единства, что вызвало возмущение со стороны председательствующего на конференции доктора Гарвика: тот «остановил его, указав, что это не на тему, а когда о. Булгаков стал возражать председательствующему, д-р Гарвик указал о. Булгакову, что время его уже истекло и что поэтому ему следует прервать свою речь». Это не остановило Булгакова, и надо сказать, что он продолжал подобные бескомпромиссные выступления до конца своей жизни. Как вспоминает монахиня Елена (Казимирчак-Полонская), «преодолевая все трудности, отец Сергий добился того, что вопрос о почитании Божией Матери был включён в программу обсуждений, и, несмотря на преобладание протестантов, по этому вопросу была вынесена резолюция о „высоком уважении, которое должно принадлежать Матери Божией в христианском сознании“».
С другой стороны, вот как пишет о своём участии в международной экуменической конференции 1931 года сам Булгаков: «Мне тяжко даются такие большие международные съезды. Во-первых, из-за языка. Я скован, и чтобы что-нибудь сказать – мне надо написать и читать по бумажке, что, конечно, не может не утомлять и не раздражать. Во-вторых, моя застенчивость, которая становится прямо мучительной… В-третьих... что всегда гложет душу, особенно среди хороших, но детей, ищущих, как бы им посмеяться, и с восторгом ржущих о всякой глупости. В-четвёртых, мне неизменно приходится юродствовать за православие не только своим личным видом, но и исповедничеством, опять о Богоматери, особенно ввиду равнодушия, малодушия и вообще паршивости православных, которые всячески приспособляются. И в-пятых – и это самое главное – ввиду какого-то безнадёжного, глухого одиночества: здесь в религиозном смысле детский сад, такая элементарщина, – в протестантизме и православии… что я со своими подлинными идеями, за которые ты говоришь о моём пророческом служении и которое я сам так в себе сознаю, оказался каким-то жалким недоразумением с претензиями, а то и просто провинциальным ничтожеством. Никто не поддерживает, не понимает, не интересуется. И получается “contradictio in adje” (противоречие в терминах (лат.). – «Стол»): пророк-трус, пророк без голоса, пророк-ничтожество... Я даже спрашиваю себя: нужно ли мне, старому, таскаться? Может быть, уже пора и перестать. Но некем смениться».
Когда в 1933 году на съезде Содружества отец Сергий выступил с предложением о «частичном интеркоммунионе» – сопричащении православных и англикан, членов Содружества, – то он был многими поддержан, но многие посчитали его искусительным, угрожающим самой идее постепенного сближения. Предложение Булгакова активно обсуждалось на страницах журнала Содружества, на конференциях и в конфиденциальной переписке Исполнительного комитета и парижской группы в течение нескольких лет, и в итоге в 1935 году было вынесено решение о его несвоевременности. Однако это не останавливает Булгакова в его стремлении к осуществлению единства с членами Содружества.
Пророчество как способ творить историю
В конце 30-х годов члены Содружества уже осознавали неизбежность войны и на страницах журнала обсуждали перспективы существования Содружества. 30 октября 1938 года Булгаков пишет в письме к сестре Иоанне (Рейтлингер): «я тяжело переживаю победное шествие антихристово, каковым является гитлеровщина». В 1939 году отец Сергий обращается к членам Содружества в статье «Дух пророчества», которая во многом совпадает с соответствующей главой из раздела «Дары Пятидесятницы» в «Утешителе», но имеет и уникальные черты, связанные с жизнью Содружества. Он убеждает членов Содружества, что основанием их единения является пророчественный дух как всеобщий дар Пятидесятницы и что посредством этого пророческого вдохновения можно творить историю и нести за неё ответственность: «Пророчество в целом – это творчество, окрылённое отвагой и воспламенённое вдохновением <…> истинным предметом пророчества является история <…> но песок времени не должен просто течь – должно быть творческое достижение».
Широко известна идея евхаристической экклезиологии протопресвитера Николая Афанасьева, в основе которой лежит представлении о всеобщем литургическом служении христиан. Что касается отца Сергия Булгакова, то в его богословии речь идёт о всеобщем пророчественном служении, поэтому его экклезиологию можно назвать «мистической» или «пророчественной», как об этом прекрасно говорил священник Георгий Кочетков в своём докладе на конференции, посвящённой отцу Сергию Булгакову, прошедшей почти 20 лет назад в московском Доме русского зарубежья. Или можно также предложить назвать её «харизматической» экклезиологией, поскольку речь идёт о служении Дарами Святого Духа.
Булгаков убеждён, что «откровение даётся не холодному сердцу и безразличному разуму», а «настойчивой и ищущей мысли». Бог открывается «пламенному Илии, вопрошающему Бога об остатке праведников, пылкому Павлу, терзаемому тайной отвержения и спасения Израиля, страдающему Иову, плачущему перед небесами о своих мучениях... провидцу Даниилу, который покаялся в грехах своего народа и с великим плачем вопрошал Господа», и если именно «так происходило с великими пророками и духовными лидерами», то члены Содружества призваны пережить свой опыт как божественное откровение. «Разве то же самое не относится к богословскому общению, которое в наши дни осуществляется через Англо-русские конференции, столь дорогие нашему сердцу?» ⎯ спрашивает он. «Вспомните наше литургическое общение, которое теперь стало для нас привычным и воспринимается нами как нечто само собой разумеющееся <…> наше богословское общение, которое оказывается источником новых вдохновений и даже откровений? <…> Некоторым людям такое общение кажется сомнительным и даже опасным, как предательство чистоты собственного исповедания. Они не нуждаются в пророческих школах, но довольствуются самодостаточной схоластикой. Но мы, вдохнувшие воздух благодатного общения, нуждаемся в пророческом духе, который дышит, где хочет».
Остановить ли дело мира в дни войны?
Десятилетняя война за интеркоммунион была проиграна, всё тот же сатанинский дух восставал против Церкви, теперь уже не под маской большевизма, а фашизма, в то время как Булгаков был тяжело болен (рак горла), потерял голос после операции и стоял на пороге смерти. В 1941 году Булгаков в последний раз обращается к членам Содружества на страницах журнала «Соборность», и его обращение носит название «Hoc Signo Vinces» ⎯ «Сим победиши», слова, по преданию, услышанные императором Константином перед решающей битвой, которые сопровождались знаком креста в небе. В нём Булгаков писал: «Мы как члены Содружества церковного единения, мы спрашиваем себя, как можем мы участвовать в этом духовно-творческом самоопределении, воюющие и не воюющие, как воины рати Христовой? Можем ли мы сказать себе, что теперь наступила пора перестать, остановить нашу работу за её несвоевременностью, неуместностью в качестве дела мира в дни войны? Или же наоборот – от нас требуется ещё как бы новая духовная мобилизация на духовную брань, чтобы не только сохранить, но и умножить те духовные сокровища, которые были вверены нам в ответственном чувстве нашего опознанного единства в Церкви. Мы имели много радостных его откровений в дни былые, но неужели оскудеет дающая десница Господня именно теперь, в дни великих потрясений? Даже военное разделение народов, которое ставит их в качестве противников, не в состоянии упразднить этого единения во Христе, которое Он сам даёт Его призывающим, хотя оно и не имеет сейчас возможности видимого обнаружения. Воинствование есть временное и земное, единение же вечное и запредельное. Если сердца и взоры обращены к небесам даже среди дел воинствования, то и в войне совершается единение церковное. Но надо твёрдо помнить, что оно не совершается помимо нас, но нашим усилием, свободой и творчеством. Мы, члены Содружествa единения церковного, призваны к делу его не на срок, не временно, но навсегда. Мы связали себя обетом в брани духовной, как бы дали духовно-воинскую присягу и никогда не можем отступать от своего долга. Пусть не застанет нас врасплох духовно даже и европейская война, но да станет и она соборованием церковным… особенно душа просит в эти дни раздоров, новых завоеваний: дальнейшего расширения наших связей с братьями... Мы знаем, в какой мере это не от нас зависит... Но сделаем то, что от нас зависит, что мы можем сделать, оставаясь самими собой в стоянии пред единым алтарём Христовым. <…> Бог творит чудеса, и будем уповать на чудо Божье, чудо христианского единения. В ответ на чёрные чудеса и знамения антихриста да воссияет знамение креста Христова: „Сим победиши“».
В заключение можно сказать, что основания экуменического проекта прот. Сергия Булгакова выходят за рамки традиционного дискурса академического богословия. Он определял Церковь через понятие Богочеловеческой синергии, через сослужение Христу, соответственно, под «оцерковлением жизни» понимал сыновнее послушание призыву Божьему, осуществление пророческого действия по дару «продолжающейся Пятидесятницы», творческую жертвенную самоотдачу в христианской дружбе и братотворении и верность этому призванию до конца.
По материалам доклада «Оцерковление жизни в экуменической деятельности прот. Сергия Булгакова» на Всероссийской научной конференция с международным участием «Русское студенческое христианское движение: опыт оцерковления жизни»