«Стол» внимательно следил за развитием ситуации в Архиепископии начиная с 27 ноября 2018 года, когда Константинополь объявил о её роспуске, и давал высказаться о происходящем историкам, богословам и изгнанникам. Честно говоря, чего-то по-настоящему свежего, творческого и нового в церковном плане за все эти месяцы не произошло, да, кажется, уже и не могло произойти: на это не было ни сил, ни людей, ни идей. Так что это событие и историческое, и политическое, и церковное, поскольку вызвало массу ехидных отзывов, духовный потенциал на данный момент имеет совсем небольшой. Но всё же имеет, и хочется его увидеть.
Что нужно, чтобы юрисдикционное воссоединение стало и объединением церковным, позволяющим наследникам духовного опыта русского зарубежья исполнить и своё призвание, и чаяния отцов вернуться и вернуть России и Русской церкви то, что из неё изживалось и изжилось в годы советского плена?
Для РПЦ важно увидеть и принять как своё наследие опыт церковной жизни, решения Великого Московского собора 1917–1918 годов, на которые все эти годы ориентировались как на норму в Экзархате. Прежде всего это участие мирян в управлении и решении принципиальных вопросов жизни приходов и епархии, прямое и неформальное участие в выборе клира и правящего архиерея. В РПЦ как будто не чувствуется нужды в этих некогда судьбоносных решениях, и нынешний подчас дикий клерикализм и разрушение основ соборности воспринимаются то ли как традиция, то ли как фатальная и неизбежная норма. В приходах Архиепископии ещё осталось более традиционное и свободное отношение к богослужению. Наше несёт в себе советскую отформатированность, а потому не восстанавливается и почти не развивается. Вид неприкосновенной традиции приняли и отсутствие нормальной проповеди, и привычка читать Писание на непонятном языке, отвернувшись от слушающих, и пропуск важнейших молитв литургии, и неадекватные требования к дресс-коду, и ещё многое другое.
Есть имена и опыт святых Русского экзархата – Архиепископии, канонизированных, таких как мученики мать Мария (Скобцова), священник Дмитрий Клепинин, Юрий Скобцов и Илья Фондаминский, или неканонизированных, таких как исповедник веры и богослов протоиерей Сергий Булгаков. Они тоже должны вернуться и быть признаны нашим общим достоянием, а не западной экзотикой.
Вполне понятно, что многие из нынешних прихожан Архиепископии, а может, и целых приходов, никаких обещаний никому не давали, русскими себя не ощущали, России и Русской церкви не чувствуют себя ничем обязанными, а кто-то справедливо осознаёт себя ограбленным, так как наследство их семей и даже целых родов было отнято большевиками. И современное российское государство даёт им много поводов так думать, потому что в РФ, например, не принято законов о реституции, никем не принесено покаяние в разорении страны и церкви. Их выбор нельзя осуждать, и таким людям тоже надо протянуть руку.
Первое, что колет глаз, – возвращение Архиепископии происходит примерно с тридцатилетним опозданием, о чём мы писали. Теперь время работает против объединения. Политика РПЦ в Европе по отношению к русским приходам была в эти десятилетия никудышной, мы практически не смогли ни с кем наладить по-настоящему братских церковных отношений, даже с присоединённой РПЦЗ. Пока реальный разрыв между частями некогда единой церкви, разрыв в общении, служении и общих делах не преодолён. Официальные визиты и различные форумы ситуации принципиально изменить не в силах. Инициативы снизу нет, и она, кажется, никем не предполагается. Надо ещё думать и думать, что может предложить РПЦ Архиепископии кроме политической поддержки от правительства РФ, что для многих европейцев автоматически делает архиепископийцев маргиналами, и своего канонического статуса, который уже не только Константинополь держит под подозрением?
Быть может главное, чем Русская православная церковь могла бы обогатить свою европейскую ветвь, – это опыт новомучеников и исповедников. Но для этого нам самим ещё нужно его увидеть как опыт веры, норму христианской жизни, пусть и явившуюся в экстремальных условиях, а не только как героизм и поток неких чудес.
Эта норма – и в умении отвергнуть кесарево и жить без поддержки светских, часто антихристианских властей.
Это и опыт поддержки друг друга и общей жизни не только в храме, но всегда и везде – умение «носить тяготы друг друга и так исполнить закон Христов», что лучше всего получалось у православных (хотя не только – и это тоже надо признать) общин и братств, почти полностью уничтоженных советской властью.
Нужно воспринять от них и братское отношение между иерархией, клиром и мирянами, предполагающее почтение и уважение к сану без магизма и низкопоклонства. Шутка, что Бог у нас святой, а патриарх – святейший, – неловкая. После выбрасывания из окон, топления в нечистотах, пыток и расстрелов христиан в ХХ веке именование епископов владыками и по-гречески деспотами нельзя оправдать древним византийским этикетом. Как это поставить рядом с обращением новомученицы Татьяны Гримблит в письме к священномученику архиепископу Аверкию (Кедрову): «Откликайтесь, солнышко милое. А то я беспокоюсь, не случилось ли с Вами чего недоброго… я уже крепко соскучилась о Вас, родной мой». Или обращение к епископу Макарию (Опоцкому) его духовных чад – «папочка», а их детей – «дедушка».
Надо осмыслить и принять как важнейшую возможность, право и даже долг каждого мирянина – как это было у нас в годы гонений – заботу о церкви не только материальную, но и о её богослужении, о распространении живой веры – миссии, об узнавании и признании тех, кто может говорить от лица Церкви, быть её совестью и пастырем Христова стада.
Также мы должны признать не только теоретически право представителей каждого народа молиться на своём языке. Не только на английском в Англии, на французском во Франции, но и в России на русском. «Продолжить литургическое творчество в Русской православной церкви может только русский язык», – писал исповедник веры отец Павел Адельгейм. Современный опыт Тверской епархии, где стали служить литургию по-русски, надо скорее подхватить. Недавно мне передали слова молодого священника из Сибири: «Как бы я хотел хотя бы раз послужить на русском, но не дают, а самому начать страшно…» Здесь нельзя медлить: опоздание и так уже более чем вековое. В 1905 году Архангельский архиепископ Иоанникий (Казанский) написал в Отзывах епархиальных архиереев: «Полезно было бы славянский язык в церковном богослужении заменить русским. Такая замена даст для очень многих великое счастье участвовать в богослужении часто не одним только стоянием в храме, но участвовать разумно. Испытавши же в храме несколько минут неземного блаженства, человек едва ли решится оставить православие и перейти в сектантство».
И ещё, я думаю, современная Русская церковь может поделиться с Архиепископией своим многолетним ожиданием этой встречи после долгой разлуки, ожиданием не поглощения и даже не приращения, а возможности исправить и найти то, что ещё можно исправить, что разрушено, потеряно, забыто. Те, кому это важно, и должны объединиться при всех политических и прочих угрозах, понимая всю серьёзность этих угроз. Это получится, если соединение произойдёт не только на официальном уровне, но в самом церковном народе, когда начнётся общение приходов, общин, братств, студентов и преподавателей учебных заведений и так далее. Увы, этим опытом РПЦ если и может поделиться, то в очень небольшой мере.
