Её настоящее имя – Елизавета Пиленко. Будущая святая родилась в семье юриста Юрия Дмитриевича Пиленко и Софии Борисовны. Пиленко жили в Ялте, где отец, вышедший в отставку, работал директором Императорского Никитского ботанического сада и училища садоводства и виноделия. В Ялте Лиза Пиленко окончила и 4-й класс ялтинской женской гимназии.
В 1906 году семья переезжает в Санкт-Петербург. В дороге скоропостижно скончался отец. Лиза была настолько потрясена этой трагедией, что, по её собственным словам, она потеряла веру в Бога.
Окончив в столице высшие Бестужевские курсы (вернее, она бросила учёбу, не получив диплома), Елизавета вышла замуж за помощника присяжного поверенного Дмитрия Кузьмина-Караваева, близкого знакомого многих столичных литераторов.
Брак был недолгим: уже весной 1913 года она оставила мужа (официально развод был оформлен только в конце 1916 года) и уехала из Петербурга в Анапу.
Февральскую революцию Кузьмина-Караваева встретила с энтузиазмом и уже в марте 1917 года вступила в партию эсеров. Более того, в феврале 1918 года была избрана городским головой Анапы. Когда же большевики взяли власть в городе, Кузьмина-Караваева заняла должность комиссара по здравоохранению и народному образованию.
Работа с эсерами и большевиками едва не стоила ей жизни. Весной 1919 года – при правлении Деникина – дело Кузьминой-Караваевой рассматривал краевой военно-окружной суд в Екатеринодаре. Причём ей грозила смертная казнь за «комиссарство» и участие в национализации частной собственности, но благодаря умелой защите она получила всего две недели ареста.
Летом 1919 года Кузьмина-Караваева вышла замуж за Дмитрия Скобцова, кубанского казачьего деятеля, бывшего некоторое время председателем Кубанской Краевой Рады.
Весной 1920 года, после разгрома Белого движения на Кубани, Елизавета Скобцова с матерью Софией Борисовной и дочерью Гаяной эвакуировались в Грузию, где у Елизаветы Юрьевны родился сын Юрий, затем вся семья Скобцовых эмигрировала в Константинополь. Некоторое время Скобцовы жили в Сербии, где у Елизаветы Юрьевны родилась дочь Анастасия, а в 1924 году вся семья переехала в Париж.
В марте 1926 года от менингита умерла младшая дочь Анастасия. Потрясённая горем Елизавета Скобцова обратилась к Богу. Вскоре она становится активным деятелем Русского студенческого христианского движения (РСХД), поступает в Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже.
В 1932 году она принимает монашеский постриг, получив имя Мария в честь святой Марии Египетской. По благословению духовного отца протоиерея Сергия Булгакова она стала монахиней в миру, посвятив себя благотворительной и проповеднической деятельности. Она организовала в Париже общежитие для одиноких женщин, дом отдыха для выздоравливающих туберкулёзных больных. Также по инициативе матери Марии было создано благотворительное и культурно-просветительское общество «Православное дело».
Во время нацистской оккупации Парижа общежитие монахини Марии на улице Лурмель стало одним из штабов Сопротивления, убежищем для евреев и военнопленных.
Уже в феврале 1943 года нацисты арестовали её и сына Юру, которых отправили в концлагерь Равенсбрюк. 6 февраля 1944 года Юрий Скобцов погиб в концлагере, оставив мать Марию в полном одиночестве (её старшая дочь Гаяна умерла ещё до войны, в 1936 году).
Мать Мария была казнена в газовой камере Равенсбрюка 31 марта 1945 года, за неделю до освобождения лагеря Красной армией. Она отправилась в газовую камеру вместе со своей духовной дочерью, желая показать ей, что со Христом смерти не существует.
В январе 2004 года Священный Синод Вселенского Патриархата в Константинополе принял решение о канонизации монахини Марии (Скобцовой) и других членов РСХД и общества «Православное дело»: Георгия Скобцова, Ильи Фондаминского, священника Димитрия Клепинина.
Слева направо С.Б.Пиленко, Юра Скобцов, А.Бабаджан, мать Мария, Г.П.Федотов, о. Дмитрий Клепинин, К.В.Мочульский. На улице ЛурмельВ честь дня памяти русских эмигрантов, оставивших яркий духовный след в жизни Западной Европы, мы публикуем несколько фрагментов из духовных сочинений матери Марии.
* * *
«Православный человек не одинок и не в уединении проходит путь спасения, а является членом Тела Христова, разделяет судьбу своих братьев во Христе, оправдывается праведниками и несёт ответственность за грехи грешников. Православная церковь – это не одинокое стояние перед Богом, а соборность, связывающая всех узами Христовой и взаимной любви...»
* * *
«Не буду повторять в тысячный раз характеристики нашего времени. Всякому, кто не слеп, очевидна его гибельность, всякий, кто не глух, слышит подземные раскаты приближающегося землетрясения. Но есть в нашей эпохе одна черта, утверждение которой может показаться парадоксальным, – до такой степени, на первый взгляд, всё в ней говорит об обратном. Парадокс этот заключается в том, что наша безбожная, – а не только нехристианская – эпоха, наше материалистическое, нигилистическое, лаицизированное время вместе с тем оказывается временем как бы по преимуществу христианским, как бы призванным раскрыть и утвердить христианскую тайну в мире. И точнее, – тайну христианского Апокалипсиса. Этот парадокс подтверждается не развитием каких-либо христианских учений, не наличием крупных богословов в различных исповеданиях, не ростом экуменического движения или успехами миссионерской работы, – а самой сущностью нашей эпохи, её гибельностью, ее какой-то обнажённостью...»
* * *
«Смерть сделала нас дальнозорче и прозорливее. Смерть стёрла все узоры причудливых рисунков жизни и заменила их простым, точным и единственным рисунком креста. Человечество, просыпаясь и оглядываясь, с удивлением и недоумением увидело, что оно находится на Голгофе. И Голгофа постепенно становится единственным местом, на котором может быть человеческая душа. Всё остальное или обличено, или обличается. Всё остальное просто как-то недостаточно серьёзно, не питательно, не реально, призрачно....»
Мать Мария (Скобцова)* * *
«Материнство означает любовь». Но какую? Здесь принципиален образ Богоматери как той, кто рождает Христа и которой крест Сына как меч «проходит душу», рассекает сердце, что означает полную открытость к страданию Сына. Она открыта к удару обоюдоострого меча, она со-путствует, со-страдает, со-распинается своему Сыну. И это открывает Ей «помышления многих сердец». Это единственно должное отношение человека к человеку. Только когда душа воспринимает крест другого человека, его сомнения, его горе, его искушения, падения, грехи – только тогда можно говорить о должном отношении к другому...»
* * *
«Я воспринимаю нашу идеологию, хотя она и может быть точно обоснована на Евангелии и на многих высказываниях св. отцов, всё же как некий взрыв, как нечто противоположное тому, чем жило и живёт широкое церковное общество. Я не буду доказывать этой мысли – она сама собой очевидна и подтверждается той реакцией, которую мы вызываем у окружающих церковных людей, – наши высказывания возмущают, нам не доверяют, нас боятся, нас сторонятся. Конечно, мы хотим чего-то нового. Да, как я уже сказала, сама попытка дать православию дело – нова в самом корне. Скажем условно, что наша работа имеет в себе некоторые революционные черты. Мы не могли бы существовать в синодальной церкви, сейчас с нашим существованием примиряются с трудом и с натяжкой...»
* * *
«Мы хотим противопоставить соборно-личное начало началу коллективистически-индивидуалистическому. Это значит, что, утверждая нашу соборность, стремясь её проецировать из церкви на все виды социальной жизни, мы в ней всё время различаем каждое лицо во всей его полноте, потому что она есть соборность полноценных личностей, а не отвлечённый от личностей коллектив, давящий своим количеством, некоторой своей арифметической громоздкостью. Из соборности лица мы исходим... Нам чужда религия личного спасения как центральной задачи христианства, нам ясно, что Христос пришёл спасти всех и среди всех лично каждого, нам ясно, что не один человек составляет Тело Христово, а всё Его человечество в общении соборном всех членов этого Тела...»
