– Владыка, помогите разобраться в новом обращении Синода к теме служения мирян. Не всегда просто понять изложенное во многих церковных документах, и смыслы написанного складываются уже скорее из слов архипастырей и пастырей. Как вы думаете, кто такие миряне и что такое служение?
– Мы должны понимать, что миряне – это основные помощники настоятеля в той или иной общине, и их роль достаточно велика. Если не будет мирян… У нас часто говорят: какой активный батюшка, какой талантливый, сколько храмов построил, какую общину создал. На самом деле это возможно благодаря тем мирянам, которые являются его активом. Их, к сожалению, не так много – не подавляющее большинство. Но это то, что на самом деле цементирует всех нас вокруг. И слава Богу, что они есть. Вот умирают последние бабульки, про которых мне говорят: вот эта бабушка – она еле ходит, может быть, пусть дома сидит? Она всю жизнь ходит в этот храм, и дай Бог, чтобы она на своих ногах ходила до самой смерти, мы её должны поддерживать и учитывать прошлые заслуги, это необходимо. Главное – пожилые прихожане показывают молодым, как нужно правильно себя вести, как, например, не стоит обращать внимание на проблемы, которые возникают ежеминутно, ежесекундно. Скажем, проблемы со здоровьем: у меня голова болит, я лучше полежу, не пойду на службу. А они показывают пример. Делай как я. Это очень важно. И они-то являются костяком волонтёрского движения. Казалось бы, что они делают? Я уже сказал: они цементируют приходы. Это очень важно.
– Особый вопрос про служение. Всякое ли доброе дело можно назвать служением?
– Я бы сказал иначе. Всякое ли дело можно назвать добрым делом? Я бы так поставил вопрос. Если дело делается из любви к человеку, из любви ко Господу, из любви к храму Божьему – это доброе дело. Если есть какие-то иные цели – это уже, знаете, пиар-акция.
– Как вы думаете, почему именно сейчас тема служения мирян стала такой актуальной, попала в поле зрения Синода?
– Ну, во-первых, пришло время. Нам кажется, что все вопросы мы можем поставить, решить и дальше двигаться вперёд. Но в каждом времени свои вопросы и у каждого времени есть свои какие-то запросы: и для мирян запросы, и к священнослужителям вопросы, и мы должны понимать, что подошло время именно этим заниматься. Есть такое выражение у святых отцов: небо благословит – земля не удержит.
– Про служение клира в церкви всё более-менее понятно, а что может стать служением церковного человека, в чём специфика служения именно мирянина? Есть ли какие-то сферы, в которые, к примеру, духовенству входить трудно, а вот мирянину гораздо сподручней? Скажем, вы уже начали говорить про волонтёрское движение.
Первая Литургия в новом Храме cвященноисповедника Георгия Коcсова в микрорайоне Болховский. Фото: Евгений Мартынов / orel-eparhia.ru– В первую очередь мы должны понимать, что наши волонтёры не только присутствуют на богослужениях в храмах. Они трудятся – каждый на своём месте. Мне один генерал рассказывал такую историю. Повёл, говорит, я сына и внука в храм причаститься. Представляете, какое начало от генерала? А когда подчинённый видит, что генерал не смущается креститься, вместе с ними стоит на службе? Тогда и подчинённый начинает вести себя совсем по-другому, перестаёт стесняться ложных барьеров, которые нам вдолбили за годы советской власти. И они уходят – эти проблемы, когда человек на своём месте. Например, врач подражает святителю Луке Войно-Ясенецкому, крестится перед операцией и мажет крестообразно зелёнкой операционное поле. Другие люди тоже понимают и радуются тому, что, слава Богу, врач – человек верующий. Как люди говорят: верующий человек – это уже позитивное. Поэтому каждый мирянин на своём месте совершает служение, он свидетельствует о своей вере. И это очень важно. И таких мирян множество.
– В дореволюционной церкви были ответственные миряне: благотворители, ктиторы и люди жертвенного служения – например, Елизавета Фёдоровна. Можно ли сказать, что есть какая-то связь между, допустим, служением мирян XIX – начала XX века, служением в советское время и служением в наше время?
– Моё мнение, что церковь никогда не отходила от своих традиций. Церковь всегда оставалась церковью, вела людей ко спасению, и мы должны понимать, что внешне образ мирян может меняться со временем, не радикально, но он всё равно будет находиться в пределах «красной линии». И время другое, и всё другое, и мы немножко другие. Но самое главное: как во времена советской власти самыми опасными людьми для советской власти были так называемые церковники, так и сейчас эти церковники остались людьми, преданными церкви. И я бы не сказал, что что-то изменилось радикально. Изменилось внешне. Например, у нас сейчас в храмах принимают электронную карточку на пожертвования. Но это не означает, что люди внутренне изменились, что они стали «электронными». Да, люди как шли к Богу, так они и идут к Богу. Только, наверное, разными путями, и пути их приближения к Богу изменились. Я недавно крестил одного младенца, девочку. И вот мы сидим потом, пьём чай, и бабушка этого ребёнка мне рассказывает про своего мужа. А я ей говорю: вы можете себе представить, чтобы ваш муж 20 лет назад сидел за одним столом и пил чай с архиереем после крещения своей внучки? Говорит: какое там. Рассказала: когда он окончил военное училище, к нему подошла её мама и стала его крестом благословлять. Он вскочил, говорит: я коммунист, и прочее, прочее. А теперь верующий человек, ходит в храм Божий, сам сознательно крестился. Всё меняется. Самое главное – что не меняется жертвенное служение нашей Матери Родине со стороны нашего русского народа. Сейчас идёт Специальная военная операция, кто-то начинает критиковать, а я всем предлагаю почитать дневники Сергия Серебрянского. У нас есть такой преподобный Сергий Серебрянский, он был духовником в Марфо-Мариинской обители. Он служил в Орле, участвовал в русско-японской войне, был полковым священником. Он многое рассказывает в своих дневниках – рекомендую почитать. Там описано то же, что и сейчас происходит: про жертвенное служение нашего солдата, жертвенное служение наших офицеров, чиновников – на фоне того, что и тогда существовала «пятая колонна», и сейчас она существует, но, несмотря на это, мы всё равно оставались православными, мы всё равно оставались русскими патриотами, поэтому, как бы ни менялась внешняя, внутренняя начинка, слава Богу, у нас ещё много что остаётся.
– Ну и, наверное, есть потребность в церковном участии в социальной сфере, когда у людей, которые возвращаются со Специальной военной операции, жизнь меняется, возникают сложности, связанные с военным временем. Миряне могли бы помочь им включиться в мирную жизнь.
– На этот вопрос у меня своё мнение ещё не сформировалось, поскольку я не так уж много знаю бойцов, которые вернулись, и пока у меня с ними не было никаких столкновений или проблем, кроме той поддержки, за которой они ко мне обращались. Но я знаю одно, я могу свидетельствовать: когда приезжаешь туда, к бойцам, там нет атеистов – они глубокие патриоты нашей Родины, они знают, за что борются, и что бы ни случилось, скажем, попал человек в госпиталь, он стремится вернуться в свою воинскую часть. Говорит: там мои друзья.
Празднование 30-летия Южно-Сахалинской и Курильской епархии. Фото: pravosakh.ru– Вот вы были владыкой на Сахалине, а сейчас здесь, на орловской земле. Есть ли какая-то разница в отношении мирян к церкви или, может быть, в большем каком-то желании служить в тех местах, ведь это такое далёкое место от Центральной России? Или в принципе везде люди одинаковые?
– Я бы не стал сравнивать по одной простой причине – сравнение никогда не даёт никакой пользы. Мы должны просто понимать специфику каждого региона. Дальний Восток имеет свою очень хорошую специфику. Это, знаете, как наше православие имеет много граней, так и наши миряне. И все эти грани разные, но в целом люди, преданные Богу. Орловщина имеет свою специфику, и она удивительная. Когда я прибыл сюда пять с половиной лет назад, был организован первый марафон, на нём мы собирали деньги на детей, на онкологических больных. Я попросил сотрудников своего отдела социального служения сообщить, сколько мы собрали. Я поразился. Я вышел на сцену и говорю: друзья мои, мне сказали, что Орловский регион – самый небогатый по зарплате. У нас самая низкая зарплата в ЦФО. Но вы люди самые богатые – столько пожертвовали денег. Так же и сейчас. Идёт Специальная военная операция, люди много жертвуют. Направляют туда машины, волонтёры льют свечи, и это волонтёрское движение по изготовлению блиндажных свечей объединяет приходы. Сети плетут и прочее, прочее, прочее. Люди своими руками работают. Это очень важно. И эти моменты мы должны понимать. Когда в Курске случилась эта трагедия – открыли пункты временного пребывания, и едут туда наши орловчане. В пункт временного пребывания приезжает на машине семья, вытаскивают сумки с банками, овощи консервированные и прочее. Другая семья приезжает – привозит одежду новую, новую обувь. Нуждающиеся приходят, это забирают, и всё это без пафоса, без какой-то пиар-акции. Она не нужна. Вот это и есть доброе дело.
– Спасибо. Ну и последний вопрос. Как вам кажется, как церковь может помогать мирянам обретать своё служение? Может быть, требуется катехизация, или какое-то специальное научение, или, может быть, какие-то соборные усилия всей церкви?
– На мой взгляд, это симбиоз. Церковь – это что? Это миряне, прихожане, священство, и все вместе мы должны двигаться к Богу. И от священнослужителей многое зависит. В первую очередь как они ведут себя в храме, как они ведут себя в быту. Это очень важно. Как ведут себя их дети? Сколько у них детей? Мы, священнослужители, должны своей жизнью, внутренней и внешней, свидетельствовать о Христе. Это и есть наша основная задача.
