***
«Коронакризис также активизировал социально-политическую позицию духовенства РПЦ. Характерно эмоциональное высказывание (в чём-то, возможно, некорректное и неправильное) в соцсетях известного врача-реаниматолога иеромонаха Феодорита (Сеньчукова). Он отметил: „Продление карантикул до 30 апреля – хана среднему и мелкому бизнесу. Формируется экономическая модель олигархической экономики, которая совмещает в себе все пороки как социалистической, так и капиталистической модели. <...> Государство вновь показывает свою антихристианскую сущность. Ограничение возможности ходить в храмы в самые главные для христиан праздники <...> А почему собачникам послабление? Значит, собака для наших властей важнее, чем духовные потребности человека. Т. е. наши власти – античеловечны. <...> Дело не в том, куда пускают лично меня. Дело в том, что запрещены перемещения по городу, а храм не относится (по мнению властей) к жизнеобеспечивающим потребностямˮ.
Книга Романа Лункина «Церкви в политике и политика в церквях». Издательство «Нестор-История».Обострились также социально-экономические проблемы расслоения среди духовенства РПЦ. В социальных сетях появились обвинения в том, что архиереи намерены собрать налоги с настоятелей приходов, несмотря на отсутствие пожертвований. В то же время и многие епископы небольших епархий, а таких в РПЦ было поставлено патриархом Кириллом более ста, оказались в трудном положении. Епископ Переславский и Угличский Феоктист (Игумнов) ярко описал ситуацию, характерную для многих провинциальных архиереев: „Куда нам – епископам регионов – деваться? Я про налоги. Ведь нам самим налог никто не отменял. Безусловно, я неоднократно читал про жирующих архиереев, но реальность чаще всего иная (если есть сомнения в моих словах – приезжайте, подробно расскажу и покажу цифры): всё, что мы собираем в качестве налогов, мы отправляем дальше. Можно, конечно, обвинить Московскую патриархию (МП) (что многие и делают). Но МП тратит эти деньги на синодальные структуры (там тоже простые люди работают, получают они совсем немного, чаще всего на руки 26 200, а это Москва) и на обеспечение наших приходов за рубежом. Последние – зарубежные приходы – вообще выживают с большим трудом. Им значительно хуже, чем самым грустным из приходов на территории России. <...> Не стану озвучивать сумму налога в патриархию, скажу лишь, что наш налог в 10 раз больше, чем в других епархиях с таким же количеством населения. Связано это с туристическим потоком. В этом году туристов не будет, наши, возможно, к концу сезона поедут, но иностранцев, благодаря которым мы в основном и пополняли свой бюджет, уж совершенно точно не будет. Я не знаю, что мне делать в этой ситуации. Ни у нашей епархии, ни у меня лично нет благодетелей, которые смогли бы помочь нам выплатить епархиальный налог. Знаю архиереев, у которых такие благодетели есть, благодаря им они и могут хорошо выглядеть в публичном пространстве, делать широкие жесты и слыть милостивыми архипастырями. А нам остаётся сидеть и чесать затылки. Ну и выглядеть в глазах общества немилосердными хапугамиˮ».
***
«Итоги пасхальных празднеств в столице показали действенность политики московских властей. На Пасху в храмы, по данным МВД, пришло около 1 тыс. чел., хотя ранее эти показатели достигали 100 тыс. (эти цифры учитывали освящение пасх и куличей, крестные ходы, то есть все массовые мероприятия, запрещённые во время карантина). Вместе с тем применительно ко всей России прот. Максим Козлов, член Патриаршей рабочей группы по реакции церкви на эпидемию коронавируса, заявил, что власти нарушили договорённости (правда, неизвестно, какие) и священноначалием не планировался полный запрет верующим на посещение храмов.
В Москве были единичные случаи задержания певчих и служащих храмов, которые шли на службы, но это было до Пасхи. Реакция полицейского была такой: „Нас ваши внутренние документы не интересуют, храм не входит в список объектов, которым разрешена деятельность в условиях карантинаˮ. После обращения в правовое управление патриархии настоятеля храма Богоявления в Китай-городе прот. Андрея Нефёдова власти перестали штрафовать верующих. Глава отдела по взаимоотношениям церкви, общества и СМИ Владимир Легойда отметил, что задержание верующих, которые не находятся в режиме обязательной самоизоляции, на Вербное воскресенье незаконно, так как предписание главного санитарного врача Москвы о запрете посещения храмов действует с 13 апреля. В дальнейшем В. Легойда придерживался общей позиции центрального руководства РПЦ о том, что прихожанам не рекомендовано посещать богослужения.
Сильное психологическое воздействие оказала на церковное сообщество смерть от коронавируса 21 апреля 2020 г. настоятеля Елоховского кафедрального собора прот. Александра Агейкина, известного священника, ранее служившего в храме Христа Спасителя.
Протоиерей Александр Агейкин во время богослуженияПубличный и виртуальный (в интернет-пространстве) конфликт представителей церкви и власти привёл к политическим последствиям, которые начали постепенно разрушать симфонию РПЦ и государства, сложившуюся с середины 1990-х гг. Патриарх Кирилл служил на Пасху 19 апреля 2020 г. в пустом храме Христа Спасителя, хотя многие епископы в регионах проигнорировали требование властей не пускать прихожан в церкви. Выступая в полночь в телетрансляции, патриарх никого не осуждал и никого ни к чему не призывал, а с грустью высказал надежду на то, что пустота в храме – это не пустота в душе. Значительным контрастом к скромному слову патриарха было пасхальное телеобращение президента В.В. Путина из его резиденции в Ново-Огарево. Президент предложил свою трактовку Пасхи как весенней радости и выразил своего рода гражданскую религию российского общества в ситуации борьбы с коронавирусом (и, видимо, в других ситуациях тоже): „На бога надейся, а сам не плошайˮ. В этом нельзя было не уловить укол в сторону фронды внутри РПЦ.
Наряду с этим возникшее и в обществе, и во власти возмущение непослушным духовенством, поставившим под угрозу жизни людей, стало разрушать „проправославный консенсусˮ (термин Д.Е. Фурмана). К 2010-м гг. этот консенсус означал всеобщее одобрение православия как сакральной силы со стороны практически всех категорий населения, в том числе со стороны атеистов и мусульман. После 2012 г. усилилась критика антидемократической позиции руководства РПЦ после осуждения иерархией митингов в защиту „честных выборовˮ. В 2020 г. критика в адрес духовенства звучала и на центральных телеканалах. В одном из ток-шоу на телеканале „НТВˮ ведущий Иван Трушкин призвал наказать священников, нарушивших карантин и допустивших верующих на богослужения. В Саратове отделение политической партии „Российский общенародный союзˮ инициировало проверку прокуратуры, ФСБ и следственного комитета в отношении митрополита Саратовского и Вольского Лонгина и епископа Покровского и Николаевского Пахомия за отказ подчиниться властям и слова, что „выгонять никого не будутˮ. Епископ Пахомий пожаловался на полицейских, штрафовавших верующих на подходе к храму. Подъезды к крупным церквям Саратова и Энгельса были блокированы тяжёлой техникой, а прихожане молились на улице с соблюдением дистанции. В Перми одна женщина потребовала проверить Всехсвятский храм, так как там „целовали иконы и кормили с одной ложкиˮ. В Кемеровской области после Пасхи было закрыто на карантин два храма – Александра Невского в Кемерове и Архангела Михаила в деревне Береговая».
***
«Отношение к самой РПЦ остаётся противоречивым, церковь сама становится орудием идеологической борьбы, что является свидетельством политической расколотости „русского мираˮ и „русской мечтыˮ, отсутствия внутреннего консенсуса. Участие представителей РПЦ в политических дискуссиях на стороне власти оценивается скорее негативно, даже несмотря на то, что православие – важный элемент государственной идеологии. Целый ряд скандалов в прессе вокруг предметов роскоши церковных иерархов снизил доверие к РПЦ как к институту. В рамках исследования Института социологии РАН в 2016 г. на вопрос об оценке активной политической роли РПЦ 34 % ответили, что видят в этом больше плюсов, 13 % – больше минусов, 53 % затруднились дать какую-либо оценку. По мнению Л.Г. Бызова, налицо если не растущее раздражение позицией РПЦ, то по крайней мере значительное отчуждение.
Однако изменения, происходящие внутри РПЦ, иногда способны радикально и быстро менять сложившиеся стереотипы о Московской патриархии. Открытое письмо священников в защиту заключённых по „московскому делуˮ от 17 сентября 2019 г. безусловно войдёт в историю. В 2000-е гг. были случаи, когда епископы и духовенство ходатайствовали за губернаторов, мэров и глав районов, которые хотя и были коррупционерами, но строили храмы. Однако открытой фронды по отношению к власти и к определённой части общества со стороны представителей РПЦ не было никогда. Письмо 2019 г. подписали 182 духовных лица (священников и диаконов). Это не просто призыв отпустить кого-то из заключённых (хотя под петицией в поддержку актёра Павла Устинова также уже есть подписи священнослужителей). Дело Константина Котова приводится лишь как пример – прежде всего потому что он был задержан с плакатом со словами протоиерея Александра Меня „Милосердие – то, к чему мы призываемˮ и призывом к обмену пленными с Украиной. Письмо является своего рода декларацией ценностей прав личности, понимания справедливости, этического кодекса сотрудников правоохранительных и судебных органов».
***
«Молодое поколение рядового приходского духовенства (30–50 лет), составляющее значительную часть подписавших письмо, громко заявило о себе, вообще о своём существовании. Теперь с этим фактором гражданского общества придётся считаться всем – и масс-медиа, и епископату РПЦ, и светским чиновникам.
Новое поколение оказалось по роду своего служения ближе к почве, к интересам людей, простых прихожан. Как справедливо и не раз отмечал патриарх Кирилл в своих проповедях, в церковь пришло много молодёжи за последние десять лет, это уже не бабушки в платочках. Костяк общин, особенно в мегаполисах, – это активные граждане среднего возраста с детьми. Конечно, большая часть верующих настроена скептически по поводу далеких „московских протестовˮ и любой оппозиционной деятельности, ориентируясь на установки российского телевидения. Однако молодое духовенство прислушивается к активным прихожанам, к тому поколению, которое осознанно пришло в храм и резонно ожидает того, чтобы церковь была совестью общества. В каком-то смысле священники как практики выбирают будущее православия, свободное от идеологической связи с государством и связанное с вполне осознанной неформальной евангельской миссией, с желанием не потерять молодёжь для христианской веры».
