Недавно я вернулась из паломничества в Валаамский и Коневский монастыри, куда отправилась вместе с друзьями, чтобы познакомиться с устройством современной монашеской жизни. Нас интересовали как внешние, так и внутренние аспекты организации монастырей и монашеских братств, а также содержание жизни отдельного монаха. Впечатлений много, и они несколько противоречивые.
Начну с внешнего устройства. Оба монастыря выглядели почти идеально, так как в них по распоряжению президента РФ была проведена масштабная реставрация. С одной стороны, это не могло не радовать, да и вряд ли у кого-то, кроме государства, хватило бы на это финансов. Об этом упоминает каждый экскурсовод по нескольку раз, и сами монахи, кажется, за это благодарны. С другой, современные реставрационные работы приводят к утрате аутентичности облика старинных обителей, стирая зачастую значимые исторические следы. Это отражается на общей атмосфере и особенно неуместно в церковном пространстве, где всё должно быть связано с подлинностью, начиная с главного – искренних отношений с Богом. В церкви всегда особо чувствуется всякая фальшь, даже если она касается внешнего оформления.
Реставрационные работы нередко приводят и к изменениям, которые существенно влияют на жизнь людей, не всегда в лучшую сторону. Например, в Коневском монастыре до реставрации действовали социальные учреждения, в том числе поддерживавшие детей с инвалидностью; около 400 человек каждый год отдыхали и трудились в этой обители. После обновления помещений они этой возможности лишились. Это заставляет задуматься о том, как стремление создать идеальный внешний облик влияет на всё разнообразие реальной монастырской жизни, а также о том, какие меры следует принимать, чтобы эту жизнь не разрушить.
Фото: Алексей АкининПознакомиться с внутренней жизнью монашеской братии оказалось сложнее, поэтому мы ценили любую возможность общения с монахами. Сильнее всего впечатлил разговор со схиигуменом, живущим в скиту. Особенно тронул рассказ о том, как он пришёл к вере: в молодости он прочёл Евангелие и был так глубоко потрясён, что на следующий день крестился. Вскоре он поступил в духовную семинарию, где посвящал всё свободное время чтению книг. Это были 1980-е годы, когда духовную литературу было очень трудно достать, а в семинарии она была. Его жажда узнать больше о Боге была настолько сильной, что он продолжал читать книги даже по ночам и для этого соорудил над кроватью домик из коробки, чтобы свет от фонарика не мешал спать другим семинаристам.
Монахи относились к нам очень дружелюбно, и с самого начала мы почувствовали их искренность и теплоту, что потом подтверждалось в разных обстоятельствах. Они с готовностью откликались на наши просьбы о встрече для беседы. Было приятно заметить, как внимательно они относятся к внутренней духовной жизни – как своей собственной, так и тех, кто приходит на исповедь. Ярким примером этому стал чин взаимного прощения, который нам довелось наблюдать после вечерни.
У меня всегда особенное уважение вызывало мужество и самоотверженность монахов, решивших уйти в монастырь, чтобы удалиться от зла этого мира и искать путь жизни с Богом. Не считая нескольких часов богослужения каждый день, повседневная жизнь братии наполнена различными трудами (послушаниями).
Фото: Алексей АкининПро богослужение хочется упомянуть отдельно. По какому-то удивительному стечению обстоятельств наш приезд совпал с несколькими церковными праздниками, включая Воздвижение Креста Господня. Как оказалось, это «профессиональный» праздник всех монахов. Мы вместе с ними проводили по 5-6 часов на богослужении, а один раз пришли к 6 утра на братскую молитву. Однако участие в общей молитве давалось мне очень непросто.
Трудности возникали не только из-за недостатка знакомства с монастырским чином, но и самой манеры чтения и непривычного пения. Изначально красивый монашеский речитатив на церковнославянском языке сливался для меня в одну общую мелодию, в которой сложно было расслышать отдельные слова. Конечно, более опытные сёстры подсказывали мне: «Вот слышишь, один монах сплошняком читает – это псалмы; значит, кафизма. А когда сначала один, потом другой – значит, это канон, ищи в телефоне соответствующий текст и следи». Наверно, мне не хватало смекалки и скорости, поэтому периодически я отключалась и погружалась в туман, что мне совсем не нравилось. Тем более что я изучала историю монашества и знаю, что изначально монашеское богослужение было другим.
Основатель первых общежительных монастырей преподобный Пахомий Великий, живший в IV веке, молитву устраивал достаточно просто. Как написано в его житии, он получил об этом особое откровение от Бога. Общее утреннее и вечернее правило состояло, соответственно, из шести и двенадцати псалмов, которые монахи заучивали наизусть. Псалмы перемежались отрывками из Библии, также заучиваемыми монахами. Во время богослужения старшие в братстве обязательно произносили проповедь. Кроме этого, монахи собирались дополнительно, чтобы вместе разбирать трудные места из Библии и лучше понимать то, что они заучивали. Можно предположить, что это помогало более полному участию всех в совместном богослужении.
Фото: Алексей АкининСпустя четыре века византийский монах преподобный Феодор Студит активно писал тропари, кондаки и стихиры, которые используются в церкви и сейчас. Он делал это для того, чтобы люди, приходящие на богослужение, могли услышать в песнопении важные смыслы церковного праздника, его богословие – например, о свойствах Бога и значении творения. То есть эти песнопения задумывались для просвещения людей, чтобы приходящие в храм могли услышать, понять и участвовать в общей молитве. Эти песнопения даны в стихотворной форме, а значит, легко заучиваются. Они очень красивы и насыщены по содержанию, которое сейчас, к сожалению, во многом скрывает церковнославянский язык.
Современное монастырское богослужение больше развивает терпение и укрепляет выносливость, что, безусловно, важный навык в духовной жизни. Возможно, именно поэтому для мирян монахи, способные совершать такие непонятные и продолжительные службы, кажутся духовными титанами, несущими на своих плечах сложный порядок богослужебной традиции. Однако богатство православной традиции, открытое в богослужебных текстах, которые насыщены глубокими смыслами, скрывает церковнославянский язык. Сами монахи, наверное, в нём разбираются, но что делать остальным, для кого, кажется, отведено достаточное пространство в храме? Мы познакомились с одной трудницей, приехавшей в монастырь помочь на огороде, и она сказала, что очень силилась понять, что происходит на богослужении, а для этого подходила все ближе и ближе к алтарю. Когда мы приехали, она стояла уже вплотную к солее, дальше оставалось только войти в алтарь.
Фото: Алексей АкининМне же как любителю монашества особенно жалко, что за этим образом титанов не все могут разглядеть подлинное лицо православного монаха, какими мы его увидели. Мы познакомились с несколькими монахами, поэтому можно сказать с определённой долей уверенности, что современные монахи – люди простые в самом лучшем смысле: добрые и радостные. Они имеют живую веру и имеют всё необходимое, чтобы делиться своим опытом искренней и самоотверженной любви к Богу, и что так для многих сейчас важно и необходимо.