Михайлова-Шофман Анна Ароновна
38 лет, лаборантка фабрики «Красная Роза», расстреляна 29 декабря 1937 года.
Михаленков Анатолий Семенович, 40 лет, заместитель наркома пищевой промышленности РСФСР, расстрелян 25 февраля 1944 года.
Монахова Варвара Александровна, 27 лет, учительница сходненской начальной школы, расстреляна 26 мая 1938 года.
Монич Ефрем Васильевич, 36 лет, диспетчер стации «Охотный ряд» Московского метрополитена, расстрелян 28 февраля 1938 года.
Мочалкин Петр Иванович, 44 года, колхозник, расстрелян 21 сентября 1937 года.
Мухараджи Абони Тройлокович, 46 лет, профессор исторического факультета МГУ, расстрелян 28 октября 1937 года.
– Сложно сказать, сколько всего человек пришло на акцию чтения, – рассказывает один из организаторов Светлана Чукавина. – С одиннадцати утра до девяти вечера имена успели прочитать примерно двести-двести пятьдесят человек. Было много людей, которые приходили сознательно участвовать в акции, говорили о своих погибших родственниках. Им было важно, чтобы имя прозвучало, потому что таким образом они вынимали его из забвения. Приходила девушка из Высоко-Петровского монастыря со списком репрессированных монахов и послушников. Но было много людей – случайных прохожих, которые пришли на Трубную площадь, чтобы встретиться с какими-то своими знакомыми. Они интересовались, что тут происходит, и в итоге вставали в очередь – читать имена.
[caption id="attachment_6920" align="aligncenter" width="1060"]
В отличие от чтения имен у Соловецкого камня, которое начало еще в 2006-м году общество «Мемориал», здесь на Трубной начало и окончание акции сопровождалось поминальной молитвой об убиенных – литией.
– Есть значительное отличие между светским чтением имен и церковным, – рассказывает Светлана Чукавина. – Когда человек просто читает имена – это трагедия и больше ничего. Когда же человек читает и молится, то действительно есть надежда, что произнесенное имя не будет забыто, потому что оно у Бога в памяти, а его память – вечная.
Каждый час звучала молитва о России, написанная известным меценатом Николаем Николаевичем Неплюевым. Этого человека всерьез волновала судьба России. Он предупреждал о том, что если не будет просвещения народа, если церковь не будет помогать стране, обществу и государству разрешать разного рода социальные противоречия, то Россию ждет ужасная катастрофа. Он предлагал пути реальной христианской жизни, пути воцерковления власти и общества для того, чтобы можно было жить по Евангелию и тем самым разрешить очень многие конфликты, которые накопились к началу 20 века. В тот раз его не услышали.
Лариса Мартынова, экономист-бухгалтер
«У меня с этим днем связана очень личная историю, история моей семьи. У меня от репрессий пострадала мама, Юлия Алексеевна Мартынова. Она рассказывала, что ее семья жила в Самарской области, в селе Большая Кандала.
Мой прадед Мартынов Алексей Сергеевич занимался поставкой шпал для железной дороги. В 30-е годы его арестовали и он пропал. Потом мы узнали, что Тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Мой дед, ее отец, был единоличным крестьянином. Они работали очень много, у них никогда не было не то что выходных, просто свободного времени. Естественно, что хозяйство было хорошее и жили они неплохо. За это, видимо, его и взяли в 30-м году. Его осудили на пять лет, бабушка бежала, отдав мою маму, которой было 2 года, на воспитание женщине – боялась, что их всех убьют. Вместе они стали жить только через шесть лет. Деда выпустили, он погиб на фронте в 1942-м.
Мою маму арестовали по доносу в 1944-м году, она только поступила в педагогическое училище, ей было 16 лет: 58 статья – антисоветская агитация. Она получила пять лет лагерей, рассказывала ужасы, как их пересылали по этапу. В Уфе, где была пересыльная тюрьма, часть пути их заставили пройти пешком, в кандалах. Она всю жизнь помнила этот кошмар унижения. В итоге она провела пять лет в лагерях, в Сибири, конечно, подорвала себе здоровье. В 70-е годы, когда стало возможным подавать на реабилитацию, она поехала в КГБ в Казань к следователю. И тот ей с нажимом предложил написать не заявление о реабилитации, а прошение о помиловании. На что она категорически сказала нет: «Моей вины никогда не было». Тем не менее, окончательно реабилитировали ее и признали жертвой политических репрессий только в 91-м году. Я хожу читать имена третий год. Ведь имя – это иногда все, что у нас осталось от человека, и мы не имеем право его забыть».
Зоя Недзельская, пенсионерка
«Моего отца, Федора Александровича Недзельского, арестовали в 1938-м году, когда мне было 12 лет. После этого мы более пятидесяти лет считались семьей врага народа. Меня, как дочь врага народа, никуда не принимали учиться, в вузы я могла поступить только туда, где был недобор. Наконец я попала в художественное училище, где было не страшно кто ты, главное – был бы талант. Брата моего тоже никуда не брали, даже в армию взяли только тогда, когда началась война, ему тогда было 20 лет. Он прошел весь фронт до Берлина и после этого мы уже стали полноценной семьей. Все это время мы думали, что отец жив. Нам говорили, что он арестован на 10 лет без права переписки, а потом – еще на десять. О том, что он убит, мы узнали лишь в 1991-м году. Оказалось, отца взяли в мае, а в ноябре того же года уже расстреляли в Челябинске. Где именно он похоронен, нам не сказали. Сюда я пришла, чтобы поклониться всем нашим убиенным предкам, всем миллионам, пострадавшим в годы советских репрессий. Я буду о них молиться всю жизнь».
Владимир Верников, учитель истории
«Я пришел сюда, потому что это очень важное мероприятие. Это наш долг – помнить о людях, которые были так бессмысленно убиты. Я очень давно пытаюсь найти информацию о своем родственнике Иване Петровиче Полякове. Мы знаем, что он работал в милиции, в 1937-м году приехал из Украины в Москву, был расстрелян в Бутово. Что именно с ним произошло, каким образом его осудили – неизвестно. Я уже много лет пытаюсь получить его дело и пока – совершенно бесполезно. Таких историй в нашей стране можно набрать миллион. Когда я работал в московской школе, мы с ребятами занимались архивными поисками, узнавали о репрессированных людях, списки которых в 90-е годы публиковали “Московские новости”».
Сергей Чусов, доцент Московского энергетического института, бакалавр богословия
[caption id="attachment_6919" align="aligncenter" width="1060"]
«Я не мог пропустить этот день, потому что речь идет не только о памяти моей семьи и моих родственниках, но и о памяти, имеющей отношение ко всей России. Мой прадед, Валериан Валерианович Оболенский-Осинский, родился 25 марта (6 апреля) 1887 года в семье талантливого ветеринарного врача, управлявшего конным заводом. Получил хорошее образование, с детства говорил по-немецки и по-французски (всего знал в разной степени шесть языков). Окончил юридический факультет Московского университета (1916). Рано увлекся социал-демократическими идеями, за что не раз арестовывался и высылался царским правительством, был за границей, где продолжал свое образование. В 1923–24 гг. – полпред в Швеции, в 1922 г.– участвовал в Генуэзской конференции. В 1924–1925 гг. – в командировке в США, много общался с Фордом по вопросам организации автомобильной промышленности в СССР. В 1926–1929 годах работал управляющим Центральным статистическим управлением СССР, там объявил войну лживой арифметике учета и отчетности, искажению информации, стремлению выдать желаемое за действительное. С декабря 1929 по декабрь 1930 – зам. председателя ВСНХ СССР. С 1935 г. и до ареста – директор Института истории науки и техники АН СССР. Арестован 13 октября 1937 г. Расстрелян 01 сентября 1938 г., похоронен в Коммунарке.
Вместе с Валерианом Валериановичем Оболенским-Осинским был арестован 13 октября 1937 г. его сын, Вадим Валерианович Осинский, он родился в 1912 г. в Москве, работал инженером-конструктором НИИ-20 Наркомата оборонной промышленности СССР. Расстрелян 10 декабря 1937 г., похоронен в Коммунарке.
Историю своей семьи мне рассказал мой отец Илья Витальевич. Это был 1984-й год, когда мне исполнилось 14 лет. Все говорилось под большим секретом: казалось, что советская власть будет вечной. Тогда я увидел небольшие, размером с ладонь, фотокопии документов, сделанные в закрытых архивах. Тогда же впервые узнал историю своего рода, узнал, что должен носить фамилию Осинский, а не Чусов. Дело в том, что когда был арестован мой дед, его жена, моя бабушка Надежда Дмитриевна Филатова взяла сначала свою девичью фамилию, а потом, чтобы замести следы понадежнее, вышла замуж за Виталия Михайловича Чусова. Эту семейную историю хранила родная тетка отца – Светлана Валерьяновна. Она была доктором исторических наук и ее в свое время пустили в закрытые архивы, где она впервые ознакомилась с делом семьи. Она же занималась документами, связанными с реабилитацией, которая стала возможна в 56–57-м году».
Сергей Левин, музыкант
«Я знаю, что эта акция проходит сейчас по всей стране. Меня пригласили сюда друзья. Но мне самому было важно прийти, хотя сегодня у меня целый день занят гастролями: мы уезжаем с филармонией. За те полчаса, которые я здесь постоял, меня поразили профессии – сторожа, дворники, механики, техники… Кажется, что к таким людям сложно формально как-то прикопаться. Поэтому очень важно, чтобы это звучало, чтобы люди понимали, насколько ужасен был этот механизм убивания. Особенно это важно сегодня, когда люди достают из загашника образ вождя как великого правителя, который сделал нашу страну великой. Именно сегодня не надо забывать, какими методами это делалось.
Я сейчас прочитал десяток имен совершенно незнакомых мне людей. Я почувствовал, что в этих списках могли быть и мои деды и прадеды. Хотя, насколько мне известно, у меня не было расстрельных. Дед был председателем колхоза, очень совестливым работником. Он искренне верил, что можно построить социализм. Хотя с другой стороны, мы знаем людей, которые также верили в эти идеи, слишком рьяно куда-то лезли, требовали справедливости не только для себя, но и для других. И за это были репрессированы».
Марина Цветкова, историк, Тверской Государственный Университет
«Я пришла, потому что этот день актуализирует в памяти ту трагедию, которую пережил народ и каждый из нас. Это для меня важно и в личном, и в общественном плане. Мой муж был инициатором создания и активным участником группы, которая работала с архивами КГБ и в итоге создала “Книгу памяти” (список реабилитированных жертв репрессий в Тверской области – “С”). Я надеюсь на то, что территория Покровского храма у центрального рынка, которая выбрана в этом году для чтения имен, даст какой-то новый толчок этой традиции воспоминания репрессированных. К сожалению, мы зачастую из своей истории хотим помнить только хорошее и предаем забвению все, что вспоминать больно и страшно. Но здесь само место, этот храм настраивает на то, чтобы посмотреть правде в глаза».
Дмитрий Туманов, учитель физкультуры
«Я пришел послушать имена людей. Ощутить дух противостояния добра и зла. Здесь особое место: люди читают имена погибших людей, вспоминаются беззакония и рядом стоит храм, звучит молитва. На этом контрасте как будто лучше видно, куда двигаться, куда идти. Это как свет, который виден в темноте».
Людмила Бабий и Вера Ильина, студентки
Вера: «Я пришла, потому что помню о таком дне – дне памяти жертв политических репрессий. У нас в семье никого не расстреляли, но у нас есть люди с судимостью, которые были подвержены репрессиям. То есть для меня, как и для подавляющего большинства россиян, эта тема актуальна. Для каждого, кто не равнодушен, кто патриот, у кого живет память».
Людмила: «Я пришла потому, что у меня расстреляли по бабушкиной линии всю семью. Они немцы Поволжья, их отправили в Казахстан. Бабушка об этом рассказала только в конце жизни, хотя, конечно, было сложно не догадаться. Но когда папа ее спрашивал, она отвечала, что с братом приехали в Казахстан и попали в детдом, а остальных родственников нет. Такая была пустота».
