Для России, как тонко заметил международник Фёдор Лукьянов, говоря о «повороте на Восток», Украина оказывается весьма важной точкой на карте, однако она «не находится на Востоке»*. То есть поворот, повсюду обсуждаемый, не вполне географический, а интерес к Западу, как ни крути, всегда останется интересом.
Потому мы берём на себя смелость утверждать, что в первую очередь русские (для упрощения данных рассуждений ограничимся этническими русскими) не только чувствуют себя европейцами (даже за пределами Санкт-Петербурга, Москвы и Екатеринбурга), но и являются таковыми, хотя, конечно, немного «по-своему»: иными словами, они восточные европейцы. «Восточные» не означает «азиатские»: разве православие, стихи Пушкина и романы Достоевского часть азиатской культуры, а не европейской? Как бы отреагировали китаец, японец и кореец, если бы им сказали, что русские – азиаты? Евразийство, неуклюже использованное как средство объединения самых разрозненных этнических, исторических и культурных реалий, распределённых к западу и востоку от Урала, подразумевает ошибочное семантическое родство терминов «азиатский» и «восточный». Тот факт, что восточное европейское культурное пространство (Россия) охватывает значительную часть азиатской территории, не имеет никакого значения с точки зрения смыслов и ценностей русской цивилизации. Путаница понятий «Восток» и «Азия», ставшая одним из следствий евразийства, часто мешает русским людям согласиться с такими очевидными, казалось бы, вещами, как общеевропейский характер самого «русского мира».
Кто-то в России может говорить, что не очень-то и хочется быть с Европой, время которой прошло. Кто-то ещё заметит, что в европейском пространстве Россия всегда оказывалась на вторых ролях – и это оскорбительно. Принимая во внимание все тезисы, не стоит закрывать глаза на факты: Россия никогда не будет «азиатским лидером» (в этой области конкуренция пожёстче, чем в Европе), но ещё до революции являлась лидером Восточной и Центральной Европы. Это факт нашей общей жизни, без отсылки к каким-либо теориям. Часто европейскость России связывают с европоцентричным взглядом на мир, который якобы подлежит всякому оспариванию. Не буду вдаваться в подробности. Но первоначальный посыл европоцентризма в том, что Европа – это культурное пространство, создающее смыслы, sensus для себя и остальных. В создании смыслов нет стремления к гегемонии самой по себе, как не было его у Данте, сочинявшего «Божественную комедию». И у настоящего «русского мира» «прицел гегемона» отсутствует, есть лишь желание работать со смыслами, отвечать на вызов времени, открывая будущее себе и другим. И это общеевропейское качество.
Фото: Antoine Schibler / UnsplashНынешняя попытка русских записаться в азиаты вовсе не освобождает их от европейских корней. Скорее в ней можно видеть восходящий к позднесоветскому и постсоветскому периодам комплекс неполноценности перед Западом. К сожалению и по моим наблюдениям, он до сих пор силён. Характерные для советской идеологии оппозиции усугубили диалектику «любви-ненависти», приведшую, как непрерывно подчёркивает итальянский дипломат и историк Серджио Романо, не к «естественному концу», а к «самоубийству» СССР: в советский период западная модель была «ненавистна», а после 1991 года – «любима». Всё западное считалось превосходным, образцом для подражания. И снова от любви до ненависти: после более чем оправданного разочарования России в западноевропейских странах (знаковая дата – Мюнхенская конференция 2007 года) люди стали воспринимать евразийство как новый ответ на все вопросы, новую картину мира – Weltanschauung. Но это мировоззрение основано на неверном представлении о себе, а именно о России, культурно чуждой Европе. Оно не даёт России обрести родство со своей дореволюционной историей, исключительно богатой контактами с Европой, и одновременно закрывает обоснованное проектирование своего будущего вне советских оппозиций.
Русские любят вспоминать о своём «особом пути» (или, точнее говоря, особых путях). В ответ на что хочется сказать: во-первых, общая европейская «почва» (то есть классическое христианское наследие) не отменяет специфику каждой национальной культуры – напротив, это база, на основе которой развились знакомые нам культурные разновидности. Во-вторых, идея «особого пути» не является «абсолютной» (в этимологическом смысле данного прилагательного). Путь России особ по сравнению с каким? С китайским? Японским? Персидским? Турецким? Нет, конечно. Значит, «особость» пути России выражает специфику образа общения и отношений именно с западноевропейскими культурами.
Фото: Зыков Кирилл / Агентство «Москва» Я понимаю, что времена меняются. Западоцентризм не вечное явление. Преодоление таким образом устроенного мира совпадает со всё более и более увеличивающейся важностью азиатских стран. Данные изменения являются источником новых вызовов не только для России, но и для всего мира. Особое географическое положение, вероятно, сделает Россию европейским флагманом в контактах с азиатскими странами. Однако появление определённых геополитических целей не меняет культуру страны. Восточно-европейская страна, которая будет заниматься Азией, не станет Азией. И хорошо бы, чтобы оказалась Россией, а не постсоветским пространством.
* Цитируется статья Лукьянова «Russia-Europa: un divorzio definitivo?», опубликованная на итальянском языке (первоначальная версия на русском языке недоступна) в итальянском журнале по геополитике Limes в мае прошлого года.
