Лето, солнце, дачи, каникулы и отпуска. Людей чуть отпустила тревога, внимание к мировым новостям ослабло, поиски внутренних врагов прекра... А вот и нет. Последнее всё ещё актуально. Градус чуть спал, но бдительные граждане всё ещё бдят. И, может быть, именно сейчас самое время поговорить спокойно о том, с чем мы все вновь столкнулись. Поговорить о том, что наше общество вновь накрыло волной доносов. В «неправильной политической позиции» сегодня обвиняют соседей, учителей, врачей, депутатов, даже собственных взрослых детей. Что случилось с людьми?
Началось, впрочем, всё не вчера. Всплеск активности осведомителей разного рода можно было наблюдать два года назад, во время первой коронавирусной волны. Тогда в обществе тоже наблюдался жуткий раскол. Люди столкнулись с чем-то совершенно новым, непонятным и страшным, психика некоторых товарищей не в силах была с этим справиться, и они переключились на борьбу с «нарушителями». Я помню, как пользователи соцсетей выкладывали сделанные из окна фотографии мам с детьми, гулявших на пустующих площадках, и спрашивали, в какое ведомство лучше отправить эти кадры. Помню, как кто-то репостил новостные выпуски об облавах в парках, не забывая прихвастнуть, что это он, молодец, сообщил в органы, что люди не соблюдают режим самоизоляции. Психология, в общем, понятна. Так люди боролись с чувством растерянности от того, что реальность вдруг перестала быть контролируемой. Контроль возвращается, когда становятся известны причины явлений. Или, если сказать проще, когда установлены виноватые. А если виноватые найдены, появляется широкое поле деятельности.
Что происходит сейчас? Да то же самое. Люди напуганы и растеряны. То, что мы наблюдаем сегодня, – вооружённый конфликт с Украиной, связанные с этим экономические и социальные потрясения, охватившие весь мир, отмена культуры и вообще перезагрузка всего, – это ведь тоже ситуация, с которой мы ранее не сталкивались. Исторические аналогии подобрать невозможно (какое сравнение ни возьми, всё будет не то). Предсказать, как ситуация будет развиваться дальше, крайне сложно. К тому же всё происходящее выплескивает в социальное пространство безудержную лавину человеческого горя – человеку с эмпатией переживать его день за днём чрезвычайно сложно. И тогда страх и способность к состраданию у многих вытесняются глубоко в подсознание.
Но свято место пусто не бывает. И вот иные, уговорив себя, что всё, что происходит, происходит во благо, парадоксальным образом вместо вытесненных чувств начинают испытывать противоположные: жуткую браваду, ни на чём не основанную веру в светлое будущее, непонятно с чем связанный восторг, совершенно необъяснимую гордость за то, чем гордиться довольно странно, ибо гордящийся не имеет никакого отношения к разворачивающимся событиям (выражаясь словами Шопенгауэра, люди гордятся тем, что родились во вторник). Но страх нет-нет да пробьётся, не даёт, проклятый, дышать сладким газом самообмана. Тогда он выливается в агрессию, в ненависть к тем, кто думает и чувствует иначе. Эти другие и становятся виноватыми в происходящем, а значит, их следует, изолировать, изгнать, отменить. А до кого проще всего дотянуться? До того, кто рядом. Так виноватым становится сосед, учитель сына или сам сын.
И вот женщина пишет донос на соседку, одинокую мать, вывесившую антивоенный плакат. Участник телеграм-чата пишет анонимную жалобу в органы на автора комментария о том, что вместо патриотических флешмобов надо помогать беженцам. Ученики записывают на диктофон учителя, который говорит, что нужно стремиться к миру и нельзя никому желать смерти, а родители несут запись в полицию. И случаев таких уже не десятки, а сотни. Российскими судами в среднем за месяц рассматривается около 700 дел о дискредитации Вооружённых сил России. На конец мая таких дел было рассмотрено больше 2000. Кого-то взяли с митингов или одиночных пикетов. А кто-то стал жертвой доноса.
Я, увы, знаю таких жертв не только по новостям в СМИ и сообщениям в соцсетях. Я сама педагог, и некоторые мои коллеги на собственном опыте столкнулись с обвинениями в недостаточном патриотизме. Каково, например, должно быть учителю, когда директору на него жалуется мама ученика, которого учитель вывел в призёры олимпиады по литературе? И что за жалобы? Оказалось, учитель виноват лишь в том, что на обрушившиеся вопросы подростков о ситуации на Украине посоветовал не судить однобоко, а вместо этого больше читать и думать.
Что движет людьми, строчащими доносы? Не знаю. Но могу сказать, как склонные к такому поведению граждане сами объясняют подобные мотивы. Они убеждены, что нужно избавить мир от «фашистской заразы». Я веду канал на «Дзене». Ничего радикального. Делаю там репосты своих статей об образовании и социальных проблемах, время от времени комментирую и злободневное, конечно. Без призывов и обвинений – скорее в рамках самотерапии.
Я обычная женщина, у меня трое детей, не бог весть как устроенная жизнь, и опыт ещё, «сын ошибок трудных», и знание истории страны, и понимание того, как всё примерно устроено в нашем настоящем и насколько далеко нам до действительного благополучия. Разумеется, мне тревожно за будущее. Вот о тревогах и пишу. А потом приходит комментатор. И говорит, что я предатель. Что я не люблю Россию. Что мне надо валить. Что на меня надо написать куда следует. Это «написать куда следует» в последние месяцы стало повторяться всё чаще и чаще. В разных вариациях. «Таким не место в школе, нужно срочно принять меры», «Уволить с волчьим билетом». А вот, например, пассаж из личных сообщений: «Последнее предупреждение. Или прекратишь тявкать на Россию. Или вылетишь с работы с уголовным делом».
Больные люди? Некоторые так уж точно. Несчастные. Только ведь и больные могут куда-нибудь написать. И таки пишут. И заявления разбираются. Да, хочется верить в здравый смысл и думать, что совсем уж бредовые анонимки останутся без удовлетворения. Хочется думать, что наши чиновники средней руки все ж не людоеды, а обычные бюрократы. А бюрократы вроде как должны понимать, что репрессии нецелесообразны, потому что «а работать тогда кто будет?». Но закона больших чисел ещё никто не отменял. Чем больше людей будут видеть свою реализацию в том, чтобы испортить жизнь другому, – тем больше вероятность, что какая-нибудь чужая глупость эту жизнь тебе таки испортит. Поэтому – да, я опасаюсь.
А ещё я очень хорошо понимаю, что пока ситуация остаётся неопределённой, пугающей, травмирующей, людям, склонным отрицать реальность, ничего не объяснишь. Я честно пыталась. Я задавала им вопросы. Я спрашивала, например, стоит ли вместе с изгнанием из школы учителей, не испытывающих восторга от внешней политики России, выкинуть к чёрту полностью всю нашу литературу. Литературу, большая часть которой создавалась у нас в оппозиции к существующим режимам. И не честнее ли будет всем псевдопатриотам, возмущающимся отменой русской культуры в Европе, самим отменить, например Толстого, который в своём огромном романе изобразил и противопоставил друг другу две войны – бессмысленную кампанию 1805 года и Отечественную войну 1812-го. Ответов, как водится, не было.
Очень, конечно, хочется, чтобы это всё поскорее закончилось, чтобы времена прояснились, просветлели, чтобы люди перестали видеть врагов друг в друге. Было бы неплохо, понятно, если бы власть ещё не поощряла проявления в людях самых низких побуждений, но это уже, кажется, из области фантастики. Ведь если не будет раскола в обществе, то в виноватые это самое объединённое и примирившееся общество может записать кого-то другого. В общем, даже известно, кого.
