Как воспитывали маленького Кира

Филолог-классик Алексей Любжин продолжает цикл об истории преподавания истории трактатом Шарля Роллена

Гравюра Адриана Колларта

Гравюра Адриана Колларта "Кир, царь Персии". Фото: The Elisha Whittelsey Collection / The Metropolitan Museum of Art

Памятником педагогической мысли старого режима является произведение Шарля Роллена (1661–1741) «Трактат об образовании» («Traité des études», или «De la manière d'enseigner et d'étudier les Belles-Lettres par rapport à l'esprit et au cœur», «О способе преподавать и учиться изящной словесности по отношению к разуму и сердцу», 1726–1728). Шарль Роллен был видным интеллектуалом, видным педагогом и видным историком. Будучи весьма скромного происхождения, он ещё в юном возрасте обратил на себя внимание своими способностями, что дало ему возможность окончить курс Сорбонны; приняв духовный сан, он не сделал, однако же, церковной карьеры, приобретя значительный педагогический опыт на посту ректора Парижского университета и руководителя коллежа в Бове. Не будем описывать его богословские воззрения, навлекшие на него немилость властей. Кроме преподавания, опыт которого он обобщил в своём знаменитом и весьма влиятельном трактате, он интересовался древней историей; большим успехом пользовалась его многотомная «Древняя история (1730–1738), а также «Римская история» (при жизни вышли первые 5 томов, 1738–1741). Отметим, что в этой области его переводчиком на русский язык был В.К. Тредиаковский.

На русском языке есть неполный перевод трактата; прежде всего сокращению подверглись разделы, посвящённые Священной истории, которые к началу XX века окончательно утратили читательский интерес, но не только они. Я приведу здесь отрывок, на мой взгляд, чрезвычайно важный, но также не вошедший в эту книгу. Речь идёт об истории персидского царя Кира Старшего, которую Шарль Роллен излагает по Ксенофонту, чья «Киропедия» – один из важнейших античных текстов о воспитании вообще и о воспитании первого лица в частности. Затем следуют его размышления. Будем надеяться, что это заинтересует читателей. Но перед этим мы – в назывном порядке – приведём правила и принципы изучения светской истории.

Для этого необходимы порядок и ясность; нужно наблюдать то, что касается законов, нравов и обычаев народов; прежде всего – искать истину; стараться обнаружить причины событий; изучать характеры народов и великих людей, о которых говорит история; наблюдать в истории то, что касается нравов и поведения в жизни; тщательно отмечать то, что относится к религии. Итак, отрывок из Ш. Роллена.

Воспитание Кира

Кир был сыном персидского царя Камбиза и Манданы, дочери Астиага, царя мидийцев. Он был хорошо сложен телом и вызывал ещё большее уважение качествами своего ума, преисполнен мягкости и человечности, желания учиться и рвения к славе. Его никогда не устрашала никакая опасность, не отвращал никакой труд, когда речь шла о стяжании чести. Он был воспитан по обычаю персов, который в таком случае был превосходен.

«Трактат об образовании» Шарля Роллена. Фото: РГБ
«Трактат об образовании» Шарля Роллена. Фото: РГБ

Общественное благо, общая польза были первоначалом и целью всякого закона. Воспитание детей рассматривалось как самый важный долг и основное занятие правительства. Не полагались на внимательность отцов и матерей, которых слепая и расслабляющая нежность часто делает неспособными к такому попечению: государство брало его на себя. Они воспитывались сообща и единым образом. Всё здесь было упорядочено: место и продолжительность упражнений, время трапезы, качество питья и пищи, число учителей, разнообразные виды наказаний. Всё их пропитание, как у детей, так и у молодых людей, заключалось в хлебе, салатной траве и воде, поскольку их желали в скором времени приучить к воздержанности и к трезвости, а с другой стороны, такой род пищи, простой и нетребовательный, без всяких добавок вроде соусов и рагу, укреплял им тело и готовил почву для их здоровья, способного выдержать самую суровую усталость на войне и в самом преклонном возрасте, как отмечают о Кире1, который и в старости оставался столь же сильным и крепким, как он был в юные годы. Они ходили в школы, чтобы там научиться справедливости, как в других местах ходят туда, чтобы учиться грамоте, и преступлением, которое наказывали суровее всего, была неблагодарность.

Виды персов во всех этих мудрых учреждениях заключались в том, чтобы опередить зло, в убеждении, что намного лучше приложить усилия, чтобы предупредить ошибки, нежели за них наказывать, и вместо того, что в других государствах довольствуются назначением кар для злодеев, они тщились поступать так, чтобы среди них злодеев не было.

В классе детей пребывали до шестнадцати или до семнадцати лет; после этого вступали в класс молодых людей. Именно тогда их держали на самом коротком поводке, поскольку сей возраст наиболее нуждается в этом. В сем классе они пребывали десять лет. В это время они проводили все ночи на страже – сколько для безопасности города, столько же и чтобы приучить их к усталости. В течение дня они приходили получать приказы от своих гувернёров, сопровождали царя, когда он отправлялся на охоту, или совершенствовались в упражнениях.

Третий класс состоял из взрослых людей, и они оставались в нём двадцать пять лет. Из него брали служащих, которые должны были командовать войсками, или на них возлагались различные государственные должности, обязанности и достоинства. Наконец, они переходили в последний класс, где выбирали самых мудрых и опытных, чтобы образовать государственный совет.

Таким путём все граждане могли надеяться получить первые государственные должности, но никто не мог их добиться, не пройдя через эти различные классы, и стать к тому способным благодаря всем упражнениям.

Кир воспитывался таким образом до двенадцати лет и превзошёл всех своих ровесников, будь то лёгкостью обучения, будь то отвагой и ловкостью в исполнении всего, что он предпринимал. Тогда мать Мандана отвела его в Мидию к дедушке Астиагу, которому всё хорошее, что он слышал об этом молодом человеке, внушило великое желание его видеть. Он нашёл при сем дворе нравы, весьма отличные от нравов своей страны. Везде здесь царили пышность, роскошь, великолепие. Всё это его нимало не ослепило, и, ничего не критикуя и не осуждая, он сумел удержаться в рамках принципов, воспринятых с детства. Он очаровывал деда своими резвостями, полными остроумия и живости, и завоёвывал все сердца благородными и привлекательными манерами. Я приведу только одну подробность, которая даст возможность судить об остальном.

Фрагмент картины "Поражение Астиага". Фото: Museum of Fine Arts, Boston / Maximilien de Haese, Jac. van der Borght
Фрагмент картины "Поражение Астиага". Фото: Museum of Fine Arts, Boston / Maximilien de Haese, Jac. van der Borght

Астиаг, желая, чтоб его внук расстался с желанием вернуться на родину, велел приготовить роскошную трапезу, где всё было расточительно, будь то по количеству, будь то по качеству и тонкости блюд. Кир смотрел весьма безразличным взором на все эти пышные приготовления. И, поскольку Астиаг, казалось, был этим удивлён, персы, – сказал он, вместо того чтобы применять столько оборотов и обиняков для утоления голода, идут к той же цели намного более кратким путём: их приводят туда немного хлеба и салатной травы. И когда дедушка дозволил ему распорядиться по своему усмотрению поданными блюдами, он тотчас разделил их среди служителей царя, которые были рядом: одному, потому что тот учил его садиться на коня; другому, потому что тот хорошо служил Астиагу; ещё одному, потому что тот очень заботился о его матери. Сак, стольник Астиага, был единственным, кому он не дал ничего. Этот служащий, кроме должности виночерпия, имел ещё одну – вводить к царю тех, кто должен был быть допущен к его аудиенции, и поскольку ему невозможно было оказывать эту милость Киру так часто, как тот того хотел, он имел несчастье не понравиться этому юному принцу, который выказал ему по этому случаю своё злопамятство. Астиаг проявил некоторое огорчение, что такую обиду нанесли служителю, которого он особо отличал, чего тот добился особой ловкостью, с которой подавал царю питье: «Этого только, деда, – подхватил Кир, – довольно, чтобы заслужить вашу милость? я её уже выиграл; ручаюсь, что я обслужу вас лучше, чем он». Тотчас маленького Кира наряжают в стольники. Он важно приближается с серьёзным видом, с салфеткой на плече, изящно держа кубок тремя пальцами. Он представил кубок царю с ловкостью и изяществом, которые очаровали Астиага и Мандану. Когда это было сделано, он бросился дедушке на шею и, целуя его, радостно воскликнул: «О Сак, бедный Сак, ты пропал, я получу твою должность». Астиаг засвидетельствовал ему полную приязнь. «Я очень доволен, мой сын, – сказал он, – нельзя служить лучше. Но вы забыли, однако же, церемонию, которая является главной, – сделать пробу». И на самом деле, стольник имел обыкновение выливать жидкость в свою левую руку и отведывать её, прежде чем протягивать кубок государю. «Я поступил так, – ответил Кир, – вовсе не по забывчивости». – «А почему же?» – сказал Астиаг. – «Потому что я смекнул, что эта жидкость – отрава». «Отрава! и как же это?» – «Да, деда; не так давно на пиру, который вы давали первым лицам своего двора, я заметил, что после того, как вы выпили немного этой жидкости, у всех сотрапезников закружилась голова. Вы кричали, вы пели, вы говорили вкривь и вкось. Вы, кажется, забыли: вы – что вы царь, а они – что они ваши подданные. Наконец, когда вы пожелали пуститься в пляс, вы не могли держаться». – «Как! – подхватил Астиаг, – разве с вашим отцом не случается такого?» – «Никогда», – ответил Кир. – «Так что же?» – «Когда он пьёт, он больше не испытывает жажду, и это всё, что с ним происходит».

Его мать Мандана уже собиралась вскорости вернуться в Персию, и он с радостью поддался настоятельным просьбам деда остаться в Мидии – с той целью, говорил он, чтобы, ещё не умея как следует садиться на лошадь, он имел достаточно времени усовершенствоваться в этом упражнении, неизвестном в Персии, где сухость и особенность местности, перерезанной горами, не позволяли разводить лошадей.

За это время, проведённое им при дворе, он стяжал безграничное уважение и любовь. Он был нежен, любезен, услужлив, благодетелен, щедр. Если юным господам нужно было просить у государя некоторой милости, то он ходатайствовал о ней для них. Когда был некоторый повод на них жаловаться, он становился их посредником перед царём. Их дела становились его делами, и он брался за них так умело, что добивался всего, чего хотел.

Когда Камбиз отозвал Кира, чтобы тот закончил должный период времени в персидских упражнениях, он тотчас отправился в путь, чтобы не дать никакого повода для жалобы из-за своего опоздания, – ни отцу, ни отечеству. И как раз тогда стало известно, насколько нежно он любим. Все провожали его при отъезде: сверстники, молодые люди, старики. Сам Астиаг сопровождал его на лошади довольно далеко; и, когда надлежало разлучиться, не было никого, кто не прослезился бы.

Так Кир вернулся в Персию, где он ещё год оставался в числе детей. Его товарищи, после того как он пребывал при роскошном и преисполненном пышности дворе, каков был мидийский, ожидали увидеть большое изменение в его нравах. Но когда они увидели, что он довольствуется их обычной трапезой и что, когда он оказывался на каком-либо пиру, он был трезвее и сдержаннее прочих, они стали смотреть на него с новым восхищением.

Из этого первого класса он перешёл во второй – в класс юношей, где он показал, что равного ему в ловкости, в терпении, в послушании не было.

Размышления

Я не буду ими заниматься на предмет предшествующего рассказа; они во множестве сами разворачиваются перед читателем и не в состоянии ускользнуть даже от наименее проницательного взгляда. Здесь видно, как мужественное, крепкое, сильное воспитание содействует одновременно тому, чтобы укреплять тело и совершенствовать разум, и что вовсе не видимость величия, но мягкие и честные манеры способствуют отменным молодым людям вызвать к себе уважение и любовь. Я удовольствуюсь тем, что отмечу ловкость историка в том блистательном. уроке, который он даёт о трезвости. Он мог сделать это тяжеловесно и серьёзно, приняв философский тон; ведь Ксенофонт, будучи военным, не менее того был и философом, как его учитель Сократ. Вместо того он влагает этот урок в уста ребёнка и облекает его в покров краткой истории, рассказанной в оригинале со всем мыслимым остроумием и обаянием. Я не сомневаюсь, что она – полностью его выдумка, и в этом смысле, полагаю, нужно понимать то, что говорит об этом замечательном произведении Цицерон, – что автор нимало не притязал на следование жёстким законам исторической истины, но что он хотел дать государям в лице Кира совершенный образец, каким способом им следует управлять народами. Cyrus ille a Xenophonte non ad finem historiae scriptus, sed ad effigiem justi imperii [Cic. Q. fr. 1.1.23: «Этот „Кир“ написан Ксенофонтом не с исторической целью, но для образа справедливой власти»]. То есть к историческому фону, который очень правдоподобен и сам по себе, как у меня вскорости будет случай отметить, добавлены некоторые частные обстоятельства, чтобы возвысить красоту и послужить наставлению людей. Такова, как мне думается, история маленького Кира, ставшего стольником; она бесконечно более пригодна для того, чтобы показать, насколько излишество в вине бесчестит государей, нежели все философические наставления.


________________________________

1 «Кир не был слабее в старости, чем в молодости». Цицерон, «О старости», 30.

 

Читайте также