О воспитании принца в христианском духе

Алексей Любжин продолжает цикл заметок об истории преподавания истории. На этот раз – на неторопливый новогодний суд читателей представлен перевод фрагментов из трактата янсениста Пьера Николя. В них автор рассказывает, как увлечь детей историей (с помощью «истории одного дня»), как правильно детей одевать и почему христианам приходится учиться всю жизнь

Портрет Пьера Николя. Фото: Château de Versailles

Портрет Пьера Николя. Фото: Château de Versailles

«О воспитании принца, книга, разделённая на три части, последняя из которых содержит различные трактаты, полезные всем» (De l’éducation d’un Prince, divisée en trois Parties, dont la derniere contient divers Traitez utiles à tout le monde. Paris: 1670) Пьера Николя – образец янсенистской мысли. Отметим две характерные черты (первая из них будет хорошо видна в представленных отрывках, вторая – нет): нравственную строгость и вражду к иезуитам. Янсенисты не пользовались расположением властей, и видный представитель их школы Пьер Николь дважды покидал Францию. Богословские аспекты давно отгремевших споров вряд ли заинтересуют современного читателя, но некоторые методические и нравственные рекомендации сохраняют, на наш взгляд, ценность и до сих пор.

О воспитании принца

***

Большое значение придают истории для принцев, и небезосновательно, поскольку она может быть им весьма полезна, при том что им её представят как следует. Но если не внести туда необходимой разборчивости, она может повредить им больше, нежели пойти на пользу. Ведь история сама по себе – не более чем беспорядочная груда фактов. Люди, о которых там идёт речь, как правило, порочны, неблагоразумны, страстны, их деяния часто сообщаются писателями не слишком здравомыслящими, которые хвалят и бранят вещи, повинуясь своим капризам, и запечатлевают тысячи дурных образцов и тысячи ложных максим в уме тех, кто их читает без разбора.

***

Наставник, у которого будет не слишком чёткое суждение, сделает эту учёбу ещё более опасной. Он без различия вбросит в ум принца глупости из книг и свои собственные. Он испортит наилучшие вещи дурным видом, который он им придаст, так что часто выйдет так, что, наполняя ум принца беспорядочной наукой, он только погасит в нём то, что природа дала тому здравого смысла и ума.

***

У наук есть своя польза и бесполезность прежде всего для государей, и всему можно их обучить в манере низкой или возвышенной. Немного лиц могут различить их. Однако же сделать это так важно, что часто предпочтительнее совершенно игнорировать их, нежели познакомиться с ними низменным способом и чем погружаться в то, что в них есть бесполезного. Очень редка похвала, которую Тацит даёт Агриколе: retinuitque quod est difficillimum ex sapientia modum [4: он, что труднее всего, удержался в пределах мудрой умеренности – пер. А.С. Бобовича]. Большая часть тех, которые отличаются в этом наибольшей ловкостью, – те, кто судят об этом хуже всего, поскольку они делают из этого предмет страсти и полагают свою славу в точности, а не в пользе их познаний. Есть весьма искусные математики, которые полагают, будто лучшая вещь в мире – знать, есть ли мост или свод, подвешенный кругом планеты Сатурн. Принц должен знать, что об этом говорят, поскольку эти познания почти ничего не стоят. Но если не внушить ему одновременно, что всё это – суетное любопытство, ему причинят вред. Поскольку лучше не знать этих вещей, нежели не знать, что они пустые.

***

 

 

Нужно попытаться обратить детский ум к честному любопытству, заставляющему смотреть на странные и любопытные вещи, и побудить их осведомляться о причинах всех вещей. Это любопытство в их возрасте – не порок, поскольку оно служит, чтобы раскрыть их разум, и оно может отвратить их от множества распутств.

***

Можно отвести для истории место среди познаний, которые входят через глаза, поскольку для того, чтобы заставить её запомнить, можно пользоваться различными книгами с картинками и фигурами. Но когда таких не найдешь, она сама по себе весьма соразмерна детскому уму. И хотя она заключается только в памяти, она весьма служит образованию силы суждения. Итак, нужно пользоваться всеми видами сноровки, чтобы привить им вкус к ней.

***

Сначала можно внушить им общую идею о всеобщей истории, о различных монархиях и об основных изменениях, которые произошли с начала мира, разделяя долготу веков на различные эпохи, такие как от сотворения до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до Моисея, от Моисея до Соломона, от Соломона до возвращения из плена вавилонского, от возвращения из плена до Иисуса Христа, от Иисуса Христа вплоть до нас, также присоединяя ко всеобщей истории общую хронологию.

Картина Корнелиса де Воса «Помазание Соломона». Фото: Музей истории искусств в Вене
Картина Корнелиса де Воса «Помазание Соломона». Фото: Музей истории искусств в Вене

***

Но нужно объяснить им более подробно историю еврейского народа и попытаться обратить её на службу раннего укрепления в истинах веры, как я скажу позже. Хорошо всегда присоединять к истории хронологию и географию, давая им увидеть на карте места, о которых им говорят, и всегда распределяя по разным векам всё, что им покажут в истории.

***

Кроме этих историй, которые составят часть их учёбы и их занятий, было бы выгодно каждый день рассказывать им какую-нибудь в отдельности, которая не имела бы места в их упражнениях и служила бы скорее для их развлечения. Она называлась бы историей дня, и можно было бы упражнять их в том, чтобы рассказать её, чтобы научить их говорить.

Эта история должна содержать некоторое великое событие, некоторый необычный случай, некоторый примечательный пример порока, добродетели, несчастья, благополучия, странности. Можно было бы включить сюда необычайные происшествия, чудеса, землетрясения, которые некогда поглощали целые города, кораблекрушения, битвы, иноземные законы и обычаи. Хорошо управляя этой малой работой, можно обучить тому, что есть прекрасного во всех историях; но для того нужно быть точным и не пропускать ни единого дня, не рассказывая им какой-либо и не отмечая день за днём то, что им рассказали.

***

Нужно научить их сочетать в памяти подобные истории, чтобы одна служила запоминанию другой. Например, хорошо, чтобы они знали примеры всех величайших армий, о которых говорят в книгах, о великих битвах, о великих случаях резни, о великих жестокостях, о великой смертности, о великом благополучии, о великих несчастьях, о великих богатствах, о великих завоевателях, о великих полководцах, о счастливых фаворитах, о несчастливых фаворитах, о самых долгих жизнях, о выраженных человеческих странностях, о великих пороках, о великих добродетелях.

Картина Уильяма Сэдлера «Битва при Ватерлоо». Фото: Pyms Gallery, London
Картина Уильяма Сэдлера «Битва при Ватерлоо». Фото: Pyms Gallery, London

***

Было бы чрезвычайно выгодным делом, если бы можно было приучить детей великих мира сего, в то время как их одевают. Это время у высокопоставленных лиц достаточно продолжительно, и оно тратится бесполезно, чтобы не сказать с опасностью, потому что те, кто служит им, берут на себя большую свободу в разговорах с ними. Однако же, обслуживая их, можно было бы в одно только это время прочитать бесконечное число историй и книг о путешествиях.

***

Было бы излишней строгостью совершенно запрещать детям книги язычников, поскольку они содержат множество полезных вещей, но надлежит, чтобы учитель умел делать их христианскими способом их объяснения. В этих книгах есть совершенно истинные максимы, и они  христианские сами по себе, поскольку всякая истина исходит от Бога и принадлежит Богу. Нужно, значит, просто их одобрить либо дать увидеть, что христианская религия ведёт их ещё дальше, что она даёт возможность глубже проникнуть в истину. Есть и другие, ложные в устах язычников, а в устах христиан – весьма прочные и весьма истинные. И это то, что должен различать учитель, давая увидеть суетность языческой философии и противопоставляя ей прочность христианских принципов.

Наконец, есть и такие, которые являются совершенно ложными, и нужно, чтобы он дал почувствовать их ложность ясными и прочными доводами; этим образом всё станет в этих книгах полезным, и они станут книгами благочестия, поскольку даже содержащимися в них заблуждениями воспользуются, чтобы познакомить с противоположными им истинами и чтобы позволить лучше понять ужасающее ослепление, к которому сведён грехом человеческий разум, и необходимость Божественного света для того, чтобы рассеять мрак…

 

 

Из трактата «О способе учиться по-христиански»

…Кроме порчи, которая проистекает из самих книг, есть ещё одна, которая исходит от нас и которая портит лучшие вещи, которые мы находим в книгах. Наше сердце – сосуд, способный испортить всё, что принимает. Самые полезные наставления могут быть для нас предметом тщеславия и даже заблуждения в силу ложного применения, которое мы можем сделать. Если они хороши сами по себе, они не хороши для нас. Они совращают нас с нашего пути и развлекают нас, заставляя нас отступиться от тех, которые воистину важны для нас.

***

…Не следует также воспринимать правила с той строгостью, какую представляют себе, – что дурно извлекать удовольствие из своего учения или даже заниматься им в той области, где можно найти в каком-либо виде развлечение для ума. Поскольку, если развлекающее нас учение, с одной стороны, в порядке наших обязанностей, – это облегчение, которое Господь даёт нашей слабости, и мы должны воспользоваться этим средством, чтобы пройти ещё вперёд, в уверенности, что учение, осуществляемое с удовольствием, лучше вступает в нашу память, чем то, которое происходит с отвращением и огорчением.

Что до чтения исключительно ради развлечения, такого как чтения книг о путешествиях, медалях, и т.д., – они могут быть законны тем же образом, как законны сами развлечения, то есть чтобы восстановить наш разум, когда он утомлён и угнетён серьёзным учением, чтобы его обновить, чтобы занять его, когда он ни на что другое не способен. Но нужно позаботиться, чтобы эти развлечения не были опасны сами по себе, и кроме того – чтобы не привыкать к этому так, чтобы утомляться от серьёзного учения. Потому нужно несколько страдать от усталости, прежде чем прибегать к такому виду лекарств.

***

…Не стоит воображать себе, что жизнь в учении – лёгкая жизнь. Те, кто серьёзно испытает её, напротив, найдут, что жизнь в учении во всей его чистоте – самый тягостный изо всех род жизни и что прочие тягостны почти в той степени, в какой они приближаются к этому. Причина та, что нет ничего более противного природе, чем единообразие и покой, поскольку ничего не даёт нам больше места быть с нами самими. Изменения и занятия увлекают нас вне нас и развлекают нас, достигая того, что мы забываем о самих себе…

 

 

***

…Мир говорит с нами тысячью способов. Он даёт нам выслушать свой обманчивый голос через почти всех созданий, которые служат для нас ловушками, по Мудрецу. Обычная человеческая речь вся построена на похоти, а не на истине. То, что на нём называется благом, честью, удовольствием, благополучием, злом, несчастьем, бесчестьем, – вещи, которых желает или избегает похоть, к которым она привязывает свои идеи…

***

Необходимо, стало быть, держать в уме, что прочие науки имеют своё отдельное время и что дозволительно расставаться с ними, когда они изучены в той степени, как нам это было необходимо, но что изучение христианской морали, которое нужно осуществлять по Писанию и по книгам Святых, не должно прекращаться и что оно должно длиться всю жизнь, без возможности сказать, что изучили её довольно. Недостаточно ведь знать эти истины спекулятивным образом, ни того, чтобы они прятались в некоторых углах нашей памяти; нужно, чтобы они были живыми и присутствовали в нашем уме, чтобы они представали, когда вставал бы вопрос об их воплощении на практике, а это невозможно, если мы не заботимся об их постоянном обновлении и если мы не стремимся запечатлеть не только в нашей памяти, но и в нашем сердце.

Читайте также