Жизнь в провинции – довольно тяжёлая тема. Сейчас в особенности. Провинция провинции, конечно, рознь. Одно дело – жить в небольшом относительно благоустроенном городке при каком-нибудь крупном центре. Неплохо можно устроиться в каком-нибудь популярном туристическом местечке. На юге есть свои преимущества. А каково родиться и жить где-нибудь на Севере или Урале, в каком-нибудь бывшем промышленном посёлке, в котором промышленность давным-давно встала, а ничего другого взамен так и не появилось, где негде учиться, работать, откуда все только бегут?
Я родилась и выросла в Перми. Там училась, там начала работать журналистом. В качестве корреспондента объездила весь Пермский край – небольшие городки, посёлки, деревни. У меня много знакомых из Прикамья и по университету. Новости из тех мест долетают до меня постоянно. Радостных и раньше было немного, а сейчас и вовсе печальные. Ужасно много оттуда сообщений о похоронах. Прощаются с участниками спецоперации. И какова география? Касимовка, Воскресенцы, Всесвятская, Неволино, Числы, Коса, Усть-Кишерть, Чернушка, Добрянка, Чердынь, Лысьва, Очер, Оханск, Суксун, Верещагино, Орда, Кунгур – большинство читателей даже ни разу не слышали многие из этих названий.
И каковы биографии погибших? Родился в посёлке на сто пятиэтажек, окончил девять классов, поехал в район учиться на электрика, надоело, бросил, вернулся в посёлок, устроился грузчиком в продуктовый, призвали в армию, через год подписал контракт... в 19 лет погиб под Изюмом. Или так: родился в деревне с населением в сто человек, окончив 9 классов, поехал учиться в транспортный колледж, затем ушёл в армию, через год подписал контракт... в 21 год погиб в Лозовом под Херсоном.
И таких историй много – историй совсем мальчишек. Какая-то жуткая закономерность. Там, где за плечами военное училище или вуз, служба в полиции, МЧС, где в сводках фигурирует другой возраст 35–40 лет, где просматривается какой-то всё же осознанный выбор, там и города крупнее. А сообщения о гибели 20-летних идут из деревень и сёл. Углубишься в историю этих вот населённых пунктов – и совсем страшно.
В одном таком посёлке, например, главным предприятием города является исправительная колония, а главным «культурным центром» – автобусная остановка. В другом было три колхоза. Было да сплыло, и люди выживают как могут, сами. В третьем – богатая история: заводы Строгановых, солеварение, – но скудное настоящее. Все достижения – хлебокомбинат да предприятие по добыче гравия, а из достопримечательностей – полуразрушенные церкви. А если там, в этих забытых Богом посёлках, побывать, осмотреться – совсем тоска. Столбы обклеены объявлениями об обналичивании маткапитала, продаже квартир, домов за 100–300 тысяч рублей. Ещё много предложений работы вахтой и рекламы центров помощи алко- и наркозависимым – но это уж не местные клеят, конечно, это для местных: разные мимо проезжающие жулики ищут совсем отчаявшихся и доверчивых. И находят. Потому что жить людям в этих медвежьих углах незачем.
Фото: Artem Maltsev / UnsplashВот и бегут кто куда. Кому-то везёт: они собираются с силами, переезжают в крупные города, получают образование, как-то устраиваются. Кто-то мыкается по вахтам, терпя обман то тут, то там. Кто-то попадает в так называемые «рабочие дома» под управлением криминала. Кто-то спивается. Кто-то надеется, что социальным лифтом может стать служба по контракту.
Уезжать, кажется, самое верное. Умирающую провинцию нужно оставлять. Как пылающую в 1812-м Москву. Отбросить малодушное «где родился – там и пригодился» и бежать, бежать, бежать. Пусть горит. И не только ради себя, но и ради самой провинции. Чтоб она не досталась врагу. Потому что чем больше в ней неблагополучных обитателей, тем тяжелее ей исцелиться от всех её пороков. А пороки провинции, её враги – это апатия, равнодушие, скука, зависть к ярким выскочкам-центрам. Но ведь если все уедут, провинция погибнет совсем? Если так, то такова её справедливая участь. Если же найдётся хоть кто-то, в ком будет теплиться любовь к ней, тот приедет и из Москвы и создаст здесь что-то хорошее.
Большинство моих знакомых, благополучно живущих на периферии, – это люди, которые когда-то «навсегда» её покинули. Или это потомки уехавших. Все получили хорошее высшее образование, поработали в областных центрах, а кто и в столицах, пожили в мегаполисах, поездили за границу, обзавелись самыми разными социальными связями, профессиональными контактами. Большинство из них и не думали возвращаться на свою малую родину или отправляться в какой-нибудь другой тихий уголок, но некоторые к 35–40 всё же переехали в глубинку. Зачем? За более спокойной, размеренной жизнью. Почти у всех есть возможность удалённо работать на Москву, Санкт-Петербург, Казань, Екатеринбург, Новосибирск. При этом и на новом месте жительства они, как правило, затевают какое-то дело. Кто-то на энтузиазме открывает в умирающей деревне библиотеку и детский клуб, кто-то организует туры выходного дня уставших жителей городов-миллионников, кто-то разбивает экоферму. Кто-то хлопочет над открытием музея, кто-то придумывает тематические фестивали. Кто-то идёт работать в местные администрации, чтобы заниматься благоустройством, социальными проектами.
Почти всё интересное, что появлялось в глубинке моего родного Пермского края, – фестивали, новые музеи, экскурсионные маршруты, модные кафе, концептуальные отели и хостелы, в конце концов даже новая мифология – было придумано людьми, вполне покорившими столицы. И даже что-то очень простое, но нужное, – небольшие магазинчики, салоны красоты, столовые, ветеринарные пункты, детские площадки – открывают в малых посёлках люди с опытом жизни в больших городах.
Так что когда я слышу плач о том, что провинция вымирает, народ уезжает, я не спешу рыдать в унисон. И правильно, говорю я, пусть уезжают, и особенно молодёжь. Если даже один из ста вернётся, он, может статься, принесёт провинции больше пользы, чем триста оставшихся.
Сепарацию молодёжи от родины-матери-провинции вообще стоит поддерживать. Для выходцев из деревень и сёл должны быть предусмотрены льготы при поступлении в вуз. Вижу округлившиеся глаза читателя. Да, я тоже считаю, что в университеты должны зачислять по способностям, а не абы кого. Но если быть до конца честными, то все ведь прекрасно понимают, что возможностей для качественной подготовки к вузу в столицах куда больше, чем в посёлке с населением в 500 человек. У первых – элективы в школах, дополнительные курсы, репетиторы, у последних – ничего. Последним ещё и среду надо вечно преодолевать, как-то заставлять себя не вливаться в тусовку подростков, распивающих пенное на крыльце продуктового.
Разумеется, поддержка ребят из села не должна быть в виде необоснованных поблажек, но выпускникам деревенских школ можно предложить какой-то буфер: например, возможность учёбы в 10–11-х классах в областных центрах с предоставлением жилья и питания и параллельно бесплатные подготовительные курсы при университетах. А там уж конкурс на общих основаниях. Или 1–2 года социальной поддержки после окончания колледжа: субсидии на аренду квартир, постдипломные стипендии – чтобы выпускники могли закрепиться в крупном городе, поработать там, набраться опыта. Чтобы, если они захотят вернуться домой, им было что туда везти – интересные идеи и какой-то хоть небольшой капитал для развития дела.
Фото: Arseniy Volkov / UnsplashМы и так живём в обществе, ужасно расколотом. Расслоение проходит по уровню доходов, образования, культуры, мировоззрения. Настоящая пропасть разделяет тех, кто живёт в неблагополучных угасающих посёлках, и тех, кто живёт в мегаполисах с их возможностями, тех, кто кое-как оканчивает девять классов и идёт в лучшем случае в бывшее ПТУ в ближайшем райцентре, и тех, кто штурмует вузы с проходным баллом 280–300. Эти люди никогда не поймут друг друга. Больше того, эти люди очень легко могут стать врагами друг другу. Ведь разрыв между ними, по сути, проходит с самого детства, с рождения. И вот что страшно: линии разлома уже отчётливо видны на географической карте. И с этим нужно, конечно, что-то делать.
