О чём говорила церковь

Поди-тка послужи: поиски своего пути в церкви

Ещё один кирпичик в затронутую выше тему. Служение в церкви – звучит красиво, но что это на самом деле? Для кого-то это клирос, для других – работа бухгалтером при приходе, для третьих – помощь в воскресной школе. Но где граница между просто добрым делом и настоящим служением?

Священник из глубинки рассказал как-то автору статьи Олегу Глаголеву интересную деталь: в его храме, где всего три священника и ни одного диакона, почти все обязанности лежат на плечах мирян. Они сторожа, истопники, алтарники и даже руководители приходского музея. Церковь стоит, живёт, развивает социальные проекты – и всё это благодаря мирянам.

Но служение, отмечает автор статьи, – это не просто труд, это раскрытие дара Святого Духа, который есть у каждого христианина. Важно не зарыть свой талант в землю, а принести его в мир. Это добровольное, искреннее, наполненное любовью дело, ради которого человек готов жертвовать временем, силами и даже комфортом.

Служение – это не только труд, но и творчество. Оно рождает нечто новое, чего не существовало бы без конкретного служащего человека. И самое удивительное – в этом деле мы открываем самих себя. Поэтому разговоры о «выгорании» священнослужителей или мирян – это скорее свидетельство того, что их путь служения ещё не найден.

Подлинное служение требует свободы и любви. Это не приказ сверху и не обязанность, а вызов, который каждый из нас принимает, чтобы стать тем, кем задуман Богом.

Но помимо общих размышлений о служении мирян в прошлом году на «Столе» выходили интервью с членами церкви – клириками и мирянами – на эту тему.

Миряне и церковь: сервис или служение?

Современный мирянин в церкви часто выглядит как клиент: зашёл, поставил свечку, послушал проповедь, оценил её «на три с плюсом», пожал плечами и ушёл. Возможно, оставил пожертвование – если было не лень и вдохновение нашлось. Но разве такой подход отвечает духу христианства?

Епископ Переславский и Угличский Феоктист говорит, что «мирянин – это тот, кто приходит в храм за духовной услугой». Сказано с иронией, но и с долей правды. Однако служащий мирянин – это уже совсем другая история. Это человек, для которого храм становится не местом в ряду «магазин – больница – парикмахерская», а частью жизни. Он может быть певчим, сторожем, уборщиком или катехизатором – не важно, что именно он делает, главное, что его «трудовая лепта» становится вкладом в церковную общину.

Но почему идея служения вызывает такой скепсис, если, как напоминает епископ, церковь с самого начала созидалась трудом мирян. Первые христиане были далеки от разделения на церковь учащую и церковь учащуюся – духовенство и «пассивных наблюдателей». Все члены церкви активно служили, будь то проповедь, помощь ближним или организация общинной жизни.

Сегодня же миряне часто воспринимаются как «прихожане», а не «служащие». Епископ Феоктист уверен, что «служение – это ответственность, а не просто выполнение функций». 

Такой подход требует переосмысления: быть христианином – значит служить, а не только потреблять. Если выразиться более афористически, то можно сказать так: не служил – не христианин. Возможно, именно этот взгляд способен вернуть в церковь ту динамику, которая была у первых христианских общин.

«Шаг на сегодня, его и делай»

Но не только епископы говорили с нами о служении – миряне тоже включались в диалог. И даже мирянки. 

Бывает, в жизни случаются события, которые меняют её ход настолько, что даже и оглянуться страшно. С Александриной Вигилянской это произошло в 2016 году, когда случайно (но это не точно, ведь христианин же не зависит от случайностей) в её руках оказался старый семейный фотоальбом. Вяснилось, что не только отец, но и многие другие предки были священниками, а прапрадед служил в храме в селе Курмыш Нижегородской области.

Отправившись на поиски своих корней, Александрина нашла не святыню, а… дискотеку в храме. Стены с отпечатками былой величественности, замурованные арки алтаря – место молитвы, ставшее сельским клубом. Это был шок, смешанный с внутренним вопросом: как можно оставить всё так, как есть?

Так начался путь Вигилянской, превративший её из журналиста в человека, который обрёл служение. Никто не учил её быть реставратором, организатором или руководителем фонда, но шаг за шагом Александрина принимала вызовы, которые ставила перед ней жизнь: она разгребала завалы, искала единомышленников, писала обращения. Со временем восстановление храма стало не просто проектом, а, если можно так сказать, образом жизни.

Но самое удивительное, говорит Александрина, – это радость, которая приходит от служения. Чем больше вкладываешь, чем меньше думаешь о себе – тем больше света в душе. Храм Рождества Богородицы возвращается к жизни, как и местные жители, которые участвуют в этом общем деле.

«Я не знала, как всё сложится, но всегда был понятен следующий шаг», – признаётся Вигилянская. Её пример показывает, что служение не требует идеальных условий или особых навыков, порой достаточно начать с того, что видишь перед собой.

читайте также читайте также «Шаг на сегодня ты знаешь – его и делай» Писатель и благотворитель Александрина Вигилянская – о личном опыте обретения церковного служения 04.12.2024 служение мирян служение верных рпц православие христианство миссия миссионерство катехизация свидетельство миряне верные проповедь курмыш

Братства: как церковь сохранила дух семьи в эпоху гонений

Оказывается, вопрос о служении мирян наша церковь ставила ещё в прошлом веке. И не только ставила, но и блестяще его решала. 

В статье «Они сделали нас членами одной семьи» Александра Буданова рассматривает возрождение церковных братств в России после 1918 года, несмотря на государственные запреты. Братства – объединения, существовавшие с апостольских времён, – обрели второе дыхание в период, когда официальная поддержка отсутствовала. Епископ Иннокентий (Тихонов) называл братства «жизнью Церкви в Церкви», подчёркивая их роль как духовных семей.

В Петрограде, ставшем центром православных братств, в начале 1920-х годов действовало несколько десятков таких объединений. Они создали Общебратский союз для координации и взаимопомощи, проводя регулярные конференции и заседания, в которых активно участвовали как священники, так и миряне, включая женщин, что было редкостью для того времени.

В отличие от братств XIX века, сосредоточенных на благотворительности, новые объединения стремились к созданию духовных семей, где каждый заботился не только о себе, но и об общем благе. Например, устав Мефодиевского братства, основанного в 1917 году, провозглашал идеалом древнюю Иерусалимскую общину, где верующие имели «одно сердце и одну душу», пребывали в общении и молитвах, и не было нуждающихся.

Таким образом, несмотря на внешние препятствия, церковные братства в России начала XX века стали примером сплочённости и духовного единства всех членов церкви, сохраняя традиции и вместе с тем адаптируясь к новым условиям.

Добрая половина подборки подошла к концу, о чём же ещё мы писали в церковной рубрике?

Патриарх Кирилл и «Империя зла»: уроки от Рейгана

Рональд Рейган, знаменитый американский президент, и патриарх Кирилл, глава Русской православной церкви, – могли бы они найти общий язык? На первый взгляд, сам этот вопрос звучит абсурдно. Однако их речи, разделённые десятилетиями и океаном, порой удивительно перекликаются.

Рейган, обращаясь к евангелистам в Орландо в 1983 году, обрушился на Советский Союз, назвав его «империей зла». Это выступление стало эталоном антикоммунистической риторики, где добро и зло противопоставлялись как две непримиримые силы. Спустя десятилетия патриарх Кирилл звучит почти в унисон, когда говорит о «безбожной цивилизации Запада» и о ценностях, которые не соответствуют Божьему замыслу.

Возможно, совпадение? Едва ли. Рейган считал себя защитником традиционных ценностей, на которых стояло величие Америки. А патриарх Кирилл, несомненно, видит в России бастион веры и духовности, способный противостоять развратным веяниям современности.

Но что общего у этих двух фигур, помимо риторики? Они оба не родились героями своих эпох. Рейган начинал как актёр, а патриарх Кирилл – как молодой помощник высокопоставленного церковного деятеля. Несмотря на это, оба стали символами перемен, пусть каждый и на своём фронте.

Ирония в том, что и Рейган, и Кирилл в душе вовсе не ненавидят своих «противников». Рейган обожал русские анекдоты и коллекционировал их, а патриарх Кирилл был глубоко интегрирован в западную культуру, о чём в Швейцарии вспоминают с теплом.

Так, в их борьбе добра со злом нет фанатизма, а есть приверженность своим ценностям. Возможно, именно поэтому их слова, несмотря на жёсткость, всегда оставляют место для диалога.

Тюремная пайка как Тело Христово: вера за колючей проволокой

Мученики всегда были семенем церкви. Но не столько за свою смерть, сколько за свою жизнь.

В материале «Тюремная пайка как Тело Христово» священник Максим Плякин и исследователь литургического наследия новомучеников Максим Зельников рассказывают о судьбах новомучеников и исповедников XX века, чья вера выдержала испытание тюремными стенами, лагерным режимом и беспрецедентными гонениями. Это история про то, как христианская жизнь продолжалась даже в условиях полного лишения свободы.

Советский режим с особым цинизмом пытался уничтожить религиозную жизнь: храмы закрывались, духовенство арестовывалось, а молитва становилась преступлением. Однако вера вопреки всему оставалась живой. Литургическая жизнь и церковные таинства не только не исчезли, но порой обретали ещё большую глубину.

Символ этой стойкости – история о том, как заключённые делили пайку хлеба, воспринимая её как Тело Христово. Это было не просто актом веры, но свидетельством того, что даже в нечеловеческих условиях Церковь продолжала жить. 

Одним из таких примеров был преподобный Никон (Беляев), последний духовник Оптиной пустыни. Его жизненный путь и слова о радости вдохновляют и сегодня.

Собеседники обсуждают в статье и личные впечатления. Например, Максим Зельников признаётся, что работа с документами о гонениях на церковь стала для него шоком. Письма и воспоминания новомучеников, дошедшие до нас, раскрывают невероятную глубину их веры. Они показывают, как христианство помогало сохранять человечность там, где, казалось, её больше нет.

История новомучеников XX века – это напоминание о том, что вера не зависит от внешних обстоятельств. Новомученики, прошедшие через тюрьмы и лагеря, становятся примером того, как сила духа может преодолевать даже самые страшные испытания.

Романтика, эмиграция и вызовы времени: Николай Бердяев о Церкви

Статья «О месте романтической любви и политической эмиграции в Церкви» приглашает нас взглянуть на церковь через призму идей Николая Бердяева – философа, который выбирал не удобные ответы, а трудные вопросы. Его размышления о свободе, творчестве и сущности веры до сих пор звучат актуально, особенно в мире, где церковь всё чаще оказывается втянутой в политические, культурные и идеологические баталии.

Бердяев видел церковь как живой организм, способный преодолевать формальные границы. Для него она была не только институтом, но и пространством, где действует Дух Божий, не ограниченный рамками и догмами. Его мысль о том, что церковь не существует лишь ради сохранения традиций, но ради раскрытия свободы и творчества в человеке, была революционной для его времени – впрочем, она  остаётся таковой и сейчас.

Особое внимание Бердяев уделял внутреннему миру человека. Он считал, что церковь должна быть местом, где каждый может найти себя в отношениях с Богом. Но для этого требуется открытость к изменениям и способность слышать людей, а не только поучать их. 

Однако Бердяев был далёк от упрощений. Он критиковал крайности как жёсткой иерархической системы, так и либерального подхода, предлагая более глубокое понимание церковной миссии. Он видел церковь не как замкнутый круг посвящённых, а как динамическое сообщество, способное принять и преобразить мир.

читайте также читайте также О месте романтической любви и политической эмиграции в Церкви К 150-летию Николая Бердяева. Часть вторая 20.03.2024 бердяев философия свобода творчество личность

Что связывает сына немецкого психиатра и русского богослова

Между идеями русского богослова Алексея Хомякова и немецкого теолога Дитриха Бонхёффера можно найти немало параллелей, хотя, казалось бы, что могло объединить этих двух людей, разделённых эпохами и культурой? Ответ неожиданно прост: глубокое размышление о природе Церкви и её роли в жизни человека.

Хомяков, философ и богослов XIX века, ввёл понятие соборности, ставшее краеугольным камнем православной мысли. Для него Церковь была не административной структурой, а живым организмом, основанным на любви и свободе. Он противопоставлял соборность католическому пониманию единства и протестантскому индивидуализму, считая, что именно духовное единство делает Церковь по-настоящему вселенской.

Спустя десятилетия Дитрих Бонхёффер, сын немецкого психиатра, разрабатывал свои идеи о христианской общине. Хотя он никогда не использовал термин «соборность», его мысли перекликались с хомяковским пониманием Церкви. Бонхёффер видел христианское сообщество как пространство, где человек соединяется с Богом и ближними через общую жизнь, взаимную помощь и служение.

Особенно ярко идеи Бонхёффера воплотились во время его пребывания в семинарии в Финкенвальде, где он пытался создать общину, живущую по принципам Евангелия. Для него это была не только теоретическая работа, но и практическое свидетельство христианской любви. Бонхёффер подчёркивал, что вера не существует в одиночестве – она требует единства, участия в жизни другого и общей молитвы.

Несмотря на культурные и исторические различия, идеи Хомякова и Бонхёффера удивительно схожи: оба мыслителя стремились понять Церковь как живую и любящую общину, а не просто институт с фиксированными правилами. Их работы напоминают о том, что Церковь – это прежде всего люди, соединённые общей верой, а не здания или административные структуры.

читайте также читайте также Что понимал сын немецкого психиатра в идеях Хомякова Дитрих Бонхёффер о соборности 13.05.2024 хомяков бонхеффер соборность общая жизнь

Сельские храмы России: между руинами и возрождением

Мария Орлова с лёгкой иронией описывает судьбу сельских церквей, ставших неотъемлемой частью российского пейзажа. Берёзки, некошеная трава и руины колоколен – вечный укор потомкам. 

Многие храмы были построены после отмены крепостного права, когда разбогатевшие крестьяне и купцы стремились увековечить свою веру и статус. Однако урбанизация и советская антирелигиозная политика привели к запустению этих мест. Сегодня их состояние вызывает споры: стоит ли восстанавливать руинированные церкви или нужно сосредоточиться на строительстве новых храмов в городах?

Автор статьи уверена, что аргумент «сначала восстановите старые, потом стройте новые» не учитывает реальных потребностей современных прихожан и демографические изменения. Она призывает к разумному подходу, учитывающему как историческое наследие, так и актуальные запросы общества.

Таким образом, статья предлагает задуматься о балансе между сохранением прошлого и строительством будущего, с лёгкой иронией подмечая сложности этого выбора.