Начало читайте здесь: часть 1, часть 2
Россия стоит и не свернёт?
Ответы на эти вопросы лежат не в области фактов. Это предмет человеческой веры, надежды и опыта. Большинство, думаю, ни о каком возрождении не помышляют. Одни скажут, что не надо ничего возрождать – ничто и не умирало. Россия находится «на стратегическом пути своего развития и со своего пути не свернёт», – считает наш президент. Другие не верят, что вообще когда-либо было что-то доброе уникальное русское. Третьи – что если и было, то теперь быльём поросло, и надо брать пример с успешных стран и цивилизаций. Есть и такие, кто полагает, что лучше вернуться к прежним временам и восстановить всё, включая политический строй: монархию или советскую власть.
В «Русской идее», опубликованной в Париже после Второй мировой войны, Бердяев рассуждает о русском ренессансе как творческом подъёме, который не восстановление разрушенного или увядшего и совсем не то же, что европейский ренессанс XIV–XV веков. Это было развитием интуиций, намеченных ещё в 1923 году в статье «Конец Ренессанса» и в 1935-м в статье «Русский духовный ренессанс начала XX в. и журнал “Путь”»: «…начало XX в. ознаменовалось у нас ренессансом духовной культуры, ренессансом философским и литературно-эстетическим, обострением религиозной и мистической чувствительности. Никогда ещё русская культура не достигала такой утончённости, как в то время. Вряд ли можно сказать, что у нас был религиозный ренессанс. Для этого не было достаточно сильной религиозной воли, преображающей жизнь, и не было участия в движении более широких народных слоёв. Это было всё-таки движение культурной элиты, оторванной не только от процессов, происходивших в народной массе, но и от процессов, происходивших в широких кругах интеллигенции». «В эти годы России было послано много даров, – вспоминает Николай Александрович позднее в книге “Самопознание”. – Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувства заката и гибели с чувством восхода и с надеждой на преображение жизни». Такой новой душой был и сам Николай Бердяев, и целая плеяда выдающихся философов, литераторов, богословов, художников, музыкантов, конструкторов, учёных, предпринимателей. Это созвездие мировых имён, чьих даров хватило бы не на одну страну: Блок, Пастернак, Мандельштам, Ахматова, Булгаков, Флоренский, Рахманинов, Скрябин, Коровин, Левитан, Гончарова, Сикорский, Иван Павлов…
Книга Н. Бердяева «Русская идея». Фото: издательство ЭксмоДля Бердяева русский ренессанс – свободное творческое продолжение того, что накапливает русская мысль в основном за XIX век. Продолжение нелинейное, качественный скачок, но не разрыв. Он не один десяток лет сам скрупулёзно всматривается в русскую мысль в большом ряде своих трудов, таких, например, как «Алексей Степанович Хомяков» (1912), «Миросозерцание Достоевского» (1923), «Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли» (1926), «Самопознание» (1940), «Русская идея» (1946). Читая эти книги, можно увидеть особый бердяевский взгляд на дары, недостатки и провалы в том, «что замыслил Творец о России», что есть «умопостигаемый образ русского народа, его идея». Проникая в этот замысел Творца, нельзя обойти русское православие и невозможно не вспомнить представление Бердяева о Церкви как воцерковлённом космосе, или космосе охристовлённом, где Христос борется с тьмой, злом и грехом, пядь за пядью просветляет и преображает всё творение через служение Своих верных – людей, избравших путь Креста.
Готовность не только изображать смерть, но и умереть
«Мы часто представляем Бердяева как такого бунтаря, “философа свободного духа”, для которого вся совокупность социальных, экономических проблем связана с пленённостью духа, с овнешнённостью, – говорит на юбилейной бердяевской конференции ведущая лаборатории “Бердяев и Пушкин: истоки и смысл русского ренессанса” Анастасия Гачева, заведующая отделом новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья ИМЛИ РАН. – Но это тогда, когда мы воспринимаем все эти сферы как сферы относительного действия и сами действуем в них не как христиане, а как квалифицированные потребители. Когда же мы стремимся взять всю полноту христианской ответственности человека за бытие и мир – тогда мы по-другому их воспринимаем».
Русский ренессанс потому и ренессанс, что он имеет не только национальное значение: в нём заключён потенциал мировой, всечеловеческий. «В русском ренессансе есть свои уникальные черты, – считает первый проректор Свято-Филаретовского института Дмитрий Гасак. – Бердяев употребляет это слово не в последнюю очередь для того, чтобы подчеркнуть мировой масштаб того явления, которое происходило в русской истории, русской культуре, науке, искусстве, русской жизни».
Среди истоков русского ренессанса Николай Александрович называет немецкую и русскую религиозную философию, марксизм с его сильным мессианским элементом, пробуждение религиозной тревоги в культуре и литературе, которые «хотели выйти за пределы искусства». «И это было характерно русское явление, – пишет он. – Религиозно это означало, что ценность человеческой души, что личность и личная судьба были поставлены выше царств этого мира».
Александр Никулин, проректор по науке МВШСЭН, считает, что не только русский ренессанс, но и всем известный Ренессанс полутысячелетней давности тоже прямо связан с возрождением личности человека, которая стоит в центре всего. «Слова Лютера “на том стою и не могу иначе” могли повторить все титаны Возрождения: Боттичелли, Савонарола, Леонардо да Винчи, – продолжает он. – Это возможность погибнуть за свои выстраданные убеждения, как Джордано Бруно».
Бронзовый рельеф работы Этторе Феррари "Суд над Джордано Бруно римской инквизицией". Фото: Jastrow / Wikipedia«Ренессанс – явление общечеловеческое, когда вдруг зарождается творческая эпоха, эпоха свободы и люди вдруг объединяются на этой “платформе”, – говорит основатель и первый ректор Свято-Филаретовского института священник Георгий Кочетков. – Если мы хотим говорить о солнечном ренессансе, то это всё-таки больше Пушкин. В жизни Пушкина тоже существует трагедия, но она освещена совсем другими лучами, его гениальность действительно солнечная, аполлоническая, а не дионисическая». Русский ренессанс начала XX века несёт в себе большой заряд декаданса и, по мнению отца Георгия, более схож с европейским маньеризмом XVI–XVII веков, хотя и нельзя свести русский ренессанс начала XX века лишь к декадансу и маньеризму. «Как и Ренессанс, маньеризм – это эпоха гениев, утончённая культура, но и трагическая, готовая всегда не только изображать смерть или жизнь в перспективе смерти, но и погибнуть, – продолжает отец Георгий. – Здесь большее поле для размышлений и для аналогий, позволяющих нам лучше понять трагедию русского ренессанса или декаданса начала XX века».
Ренессанс или выход из комы
Наше время показывает, как много тех, кто готов убивать и посылать на смерть других, но мы видим, что вновь у нас появляются люди, готовые умереть не только потому, что не знают, чем жить, но и потому, что не отделяют себя от судьбы России и русских. Я вижу таких людей в Юрии Дмитриеве, Алексее Навальном, в приехавших хоронить мариупольцев в дни штурма и в ушедших воевать. Все упомянутые – люди с разным мировоззрением и политической позицией. Но возрождение начнётся именно с таких людей. Как известно, наибольшее доверие вызывает свидетель, «который даёт себя зарезать».
Алексей Навальный. Фото: Агентство «Москва»Возможно ли сегодня такое возрождение народа, чей-то национальный ренессанс, который обновил бы культуру, искусство и христианство в мировом масштабе? Или такое мессианское возрождение отдельного национального гения навсегда прекратилось после XX века, когда в Германии вылез унижающий и уничтожающий все другие народы нацизм, в Италии – фашизм, а в бывшей Российской империи соблазнённый и пленённый народ променял всемирную отзывчивость на коминтерн, растоптавший всё сколько-нибудь русское на русской земле.
Сейчас, наверное, такое время, когда уместнее говорить о возрождении не целого народа, а русского человека, который сто с лишним лет назад был выброшен «во тьму внешнюю», забыл свою историю, не знает своей земли, национальных песен, одежд, ремёсел, кухни, быта. Все народы переживают сегодня в той или иной мере кризис национальной идентичности, но мы, русские, – катастрофу. Никакой холокост не сравнится с нашим. Мы были насильно захвачены советской большевистской историей, культурой, верой и по сей день не можем выйти оттуда: посмотрите на вылезающие то тут, то там красные флаги, на карабкающихся обратно на постаменты сталиных, лениных, дзержинских и прочую нежить.
Если не возродится русский народ, то и все славянские народы, как и народы Кавказа, северные народности, потерпят невосполнимый урон или исчезнут, потому что мы слишком сильно связаны судьбой, прожитыми вместе бедами и победами, русским языком, культурой, историей, географией, экономикой. Воспрянет русский человек – значит, возродится и его «всемирная отзывчивость» и всечеловечность, о которой писал Достоевский. Об этом мы услышали в ноябре прошлого года в Мариуполе от сорокалетнего волонтёра из Татарии Рината, сына погибшего офицера-афганца: «Если Россия хочет сейчас выжить и победить, мы все должны вспомнить, что связаны с русской историей и русским народом».
Это связано с возрождением главного угаданного Бердяевым русского дара – коммюнотарности. «Русский парадокс заключается в том, что русский народ гораздо менее социализирован, чем народы Запада, но и гораздо более коммюнотарен, более открыт для общения», – пишет он в «Русской идее» и предупреждает, что под влиянием революции в народе может произойти «мутация и резкие изменения». «Но Божий замысел о народе остаётся тот же, и дело усилий свободы человека – оставаться верным этому замыслу».
