Полпорции боли

Кто такие Ленин и Пожарский? Что такое репрессии? С чего начинается война? Специально для «Стола» Ольга Волкова выяснила у специалистов, как говорить с детьми о сложных вопросах истории

Впервые сходив в первый класс, мой старший сын сказал младшему брату: «Я в школе был. Там детей убивают». Оказалось, первоклашек после линейки повели к памятнику жертвам Беслана, установленному прямо на территории школы. До тех пор мои дети ничего не знали о терактах, обоих эта информация ошеломила. Видимо, не их одних, потому что малышей к памятнику водить перестали, водят теперь только старшеклассников.

Как говорить с детьми о сложных вопросах истории? С какого возраста начинать? Как дозировать шокирующую информацию о насилии и гибели людей? Просвещать детей по их личному запросу или потому, что «пора»? Эти моменты обсуждали на днях московские педагоги, историки, журналисты и родители, собравшиеся на public talk в столичном Центре Гиляровского.

Исторические противоречия – это нормально

Столетняя история нашей страны так густо замешана на крови, что ни одна семья не осталась без жертв или травм. Войны, голод, скитания, репрессии – мы вспоминаем об этом с болью, потому что чувствуем себя причастными к трагическим событиям через родственников, которых знали лично, или по фотографиям и рассказам родителей. Мы помним наших предков, а значит, помним российскую историю, из которой они вышли. Память о войне стала частью российской культуры. Наши дети вовлечены в исторический процесс гораздо меньше.

Они живут в новой реальности, где ограничено влияние СМИ, где самостоятельно можно выбирать, чем интересоваться, а интернет даёт доступ к любой запрошенной информации. Учебник истории перестал быть непреложным источником знаний. Даже преподаватели обращаются к нему всё реже, предпочитая использовать архивные документы, фильмы и всё тот же интернет, где можно изучить вопрос с самых разных альтернативных ракурсов. Дети имеют возможность знания, но используют её не часто. Так как же вести себя учителям и родителям, насколько настойчиво и глубоко погружать в историю новое поколение?

– История полна противоречий, это естественно, – говорит директор и основатель Европейской гимназии, преподаватель обществознания Ирина Боганцева. – И мысль о том, что исторические противоречия – это нормально, свежа для нас. Если пытаться ограждать детей от проблематичных эпизодов истории, надо понимать, что они всё равно касаются или коснутся их. Поэтому делать это не нужно, в том числе и для поддержания доверия между нами и детьми.

Учителя сетуют, что к изучению истории  XX века школьники подходят достаточно поздно – в 9-м классе. К этому времени у них уже складывается своё мнение об этом периоде – из домашних разговоров, высказываний сверстников, государственной пропаганды. Чтобы достичь единодушия и доверия между детьми и педагогами, хорошо бы начинать касаться истории XX века раньше – например, в 6-м классе, считают учителя. Не с помощью уроков, конечно. Передовые школы ищут возможности альтернативного просвещения. Например, в Европейскую гимназию приезжал передвижной музей Анны Франк – еврейской девочки, погибшей при холокосте. Через экскурсию музея прошли все дети и педагоги гимназии.

Ежегодно разные экспозиции привозит в Европейскую гимназию общество «Мемориал». В прошлом учебном году здесь прошла выставка «Папины письма», составленная из писем заключённых ГУЛАГа их детям. Этот материал – трогательный, дети могут прямо сопоставить с ним самих себя, и вместе с тем его невозможно воспринимать, не погрузившись в историю страны.

Передвижная выставка музея Анны Франк Фото из архива музея.

«Бабуль, что такое “репрессии”?»

Настоящее преподавание начинается там, где факты сопровождаются эмоциями. А чтобы вызвать у детей душевный отклик, необходима искренность.

Константин Андреев руководит Образовательным центром «Музей ГУЛАГа», куда на экскурсии приезжают группы школьников разного уровня образованности и воспитания.

– У нас бывают разные взрослые и разные дети, – рассказывает Константин Андреев. – У каждого свой опыт и своё понимание. Недавно приходит 10-й класс, среди них выделяется тройка самых высоких, самых широких и самых уверенных в себе мальчиков. Пока мы ведём экскурсию, они начинают подхихикивать, что-то провоцировать. Остальные слушают, они готовы воспринимать информацию. Через какое-то время мы подходим к определённому объекту музея, и я понимаю, что и эта троица как-то втянулась.

Константин поделился с ними своей личной историей и заметил, что они начали задавать вопросы, прислушиваться, думать. А в конце, прощаясь, подошли к нему и пожали руку. Это стало возможным благодаря искреннему общению – это главное условие.

– Мы все получаем сложные исторические знания при разных обстоятельствах и из разных источников. У меня этот опыт связан с бабушкой. Мы с ней однажды ехали на дачу, и она как жертва политических репрессий взяла себе льготный билет. Услышав слово «репрессированный», я спросил: «Бабуль, а что это такое?». Мы ехали в электричке два часа, и она мне всё рассказала про свою молодость. Раньше я даже представить себе этого не мог. К другим людям ответы на эти вопросы приходят через встречи с экскурсоводами, взаимодействие с учителем, общение с родными, – рассказал Андреев.

Музей истории Гулага Фото: Станислава Новгородцева

Дал бы ты ему по башке

В московской школе «Класс-Центр» есть свой способ говорить с детьми на сложные темы: ученики создают спектакли, в том числе и о тяжёлых исторических моментах. Девиз этой школы: «Не только знать, но и чувствовать».

– Нас с детьми разделяет большое расстояние, я имею в виду возраст, – говорит директор и создатель школы «Класс-Центр» Сергей Казарновский. – Они не знают о тех событиях, которые я могу подразумевать. Приходится придумывать новые решения. И получается, если быть серьёзным, то почти каждый вопрос, который возникает у детей, оказывается трудным. У нас был ученик, казах, он проучился уже полгода, прежде чем пришёл ко мне за советом: что делать, меня один человек все время дразнит косоглазым? Я ответил: дал бы ты ему по башке – да и всё, но теперь уже нельзя, раз я тебе это сказал.

В этой школе есть «директорские перемены»:  назначается время, вся школа собирается в огромный зал, и Казарновский им что-то рассказывает. На одной из них он поднял тему фашизма:

– Я долго думал, где найти тот язык, который тронул бы их хоть как-то. И вспомнил фильм Бергмана «Волшебная флейта». В нём есть увертюра: первая часть довольно протяжная, и камера движется по красивому парку. Огромные деревья, трава, листва… А потом камера перемещается в театр, и начинается основная часть увертюры. Камера выхватывает лица в зале, они разного цвета кожи; судя по одежде, разного вероисповедания, разного возраста, они думают о чём-то, они невероятно красивые. С показа этого эпизода начался наш разговор. Я уже не помню, что говорил, но мне важно было придумать это начало, чтобы взять их внимание.

С помощью театра объясняют детям сложные моменты и в Европейской гимназии.

– Мы не специализируемся на театре, но и у нас бывают спектакли, – рассказывает директор Ирина Боганцева. – Каждый класс и каждая группа детского сада – у нас ведь и садик есть – ставят свой спектакль. Всего их вышло уже 17. Они не про историю, но иногда оказываются близкими к общественно-политическим темам. Мы предлагаем постановки, а дети сами выбирают из предложенного. Например, ставили «Убить дракона», маленькие выпускали «Принц и нищий». У нас даже бывали ситуации, когда спектакль затевался ради одного-единственного ребёнка. Например, мы не можем в общем процессе что-то определённому ребёнку донести и придумываем делать спектакль конкретный, где даём именно этому человеку именно эту роль, чтоб у него всё встало на свои места.

Постановка спектакля «Школа для дураков» учениками «Класс-центра» Фото: Наталья Шорох / class-center.ru

Ленин и Пожарский

Мои дети учатся в самой обыкновенной средней школе, в которой учителя не заморачиваются тонкостями педагогического подхода. Старший сын вообще не любит школьную историю, считает, что поверхностного знакомства достаточно, ведь за обозримые века нагромождено столько событий, все не упомнишь. А младший, учась в четвёртом классе, спросил меня:

– А кто такие Ленин и Пожарский?

Невероятно, деятель, портреты которого совсем недавно смотрели с каждой гладкой поверхности, в голове моего ребёнка уравнялся с героями четырёхсотлетней давности! А ведь 30 лет назад на мой вопрос, забудет ли человечество Ленина, мой собственный папа осторожно ответил:

– Думаю, нет: слишком большой след он оставил.

Для теперешних детей Ленин – миф, впрочем, как и Гитлер со Сталиным. И так и должно быть, считают прогрессивные педагоги.

– Всё нормально, мы приближаемся к нормальному обществу с нормальными людьми, – говорит директор Европейской гимназии Ирина Боганцева. – Чрезмерная осведомлённость и зацикленность не нужны, всему своё время.

Но если об Октябрьской революции и можно подзабыть, то темы репрессий и Великой Отечественной войны слишком свежи, многие дети застали бабушек и дедушек, живших при этих катаклизмах. Журналист и телеведущий, главный редактор еженедельника «The Moscow Times» Михаил Фишман обеспокоен мерой ужасов, которую может вместить детская психика от военных рассказов.

Учителя истории свидетельствуют о самостоятельности старшеклассников при изучении материала о войне. Когда нужно заполнить табличку «Плюсы и минусы правления Сталина» – подразумевается, что репрессии надо уравновесить Великой победой. Или когда к утверждению «Сталин был чрезмерно жесток к советскому народу» надо подобрать аргументы за и против, дети всё чаще отказываются идти на поводу у образовательной системы и её учебников. «Сталин был чрезмерно жесток к советскому народу» – да, и это ничем нельзя оправдать.

– Когда мы начинаем изучать тему Второй мировой войны, я всегда показываю небольшой фильм ВВС, где просто представлены графики чисел погибших в каждой стране, – говорит Ирина Боганцева. – Сколько в странах погибло мирного населения, сколько – на поле боя. И когда дети видят этот огромный-огромный красный выскочивший график наших потерь, всё становится на свои места. Наша задача – не просто раскрыть им глаза, зацепить эмоцию, чтобы они почувствовали боль от того, что это происходило. Мне кажется, очень важно, чтобы они почувствовали некую ответственность за страну. Чтобы не получилось, что глаза открылись, они ужаснулись и решили: надо бежать отсюда как можно дальше.

Педагоги отмечают, что реакция школьников на военную хронику или на художественные фильмы о трагических событиях непредсказуема. То, над чем рыдали ровесники их родителей, у теперешних тинейджеров бурных эмоций не вызывает. Возможно, они адаптированы компьютерными играми, в которых смерть – это обыденность, или слишком доступной видеохроникой терактов и прочих бедствий. В лучшем случае дети начинают задавать вопросы. Почему керченский стрелок убил своих товарищей? Зачем Сталин проводил массовые репрессии? В чём причина конфликта между Украиной и Россией? Основная задача взрослых, кому адресованы такие вопросы, – осторожно и чутко искать ответ вместе с ребёнком, опираться на документы, доказанные факты. Только так можно сохранить доверие детей и помочь им действительно разобраться в исторических нагромождениях.

– Как говорить с детьми о сложном – это абсолютно режиссёрский вопрос, – заключает директор школы «Класс-Центр» Сергей Казарновский. – У Стругацких есть такая мысль. Волчица учит волчонка: кусай так же, как я. Зайчиха учит зайчонка: убегай так же, как я. Но когда человек начинает учить своего детёныша: думай так же, как я, – это преступление. Надо помнить, что мы все разные. С детьми можно на особом уровне говорить на любые темы, только нужно искать способ это сделать.

Передвижная выставка «Папины письма». Фото из архива  выставки.
Читайте также