Но кроме этого Богоявления есть Богоявления «частного характера». Если спросить у человека верующего, у христианина, как Его посещал Бог, то он обязательно задумается – не потому, что не помнит, а потому, что это касается какой-то нашей особой памяти, в это событие надо заново погрузиться. Хоть немного, но опять его пережить. И когда погружаешься, то открывается цепочка, а то и целый каскад таинственных посещений – таких откровений в жизни, которые могли быть и ярчайшими событиями, но чаще случались тихо и незаметно, так, что порой даже не сразу и сам понял масштаб происшедшего. Осмыслены эти откровения или нет, они живут в глубине нашей памяти и иногда дают о себе знать. Это события, которые изменили наше сознание и судьбу – или могли изменить, если бы мы им больше доверились.
Для кого-то Богоявление сродни большому взрыву, в котором рождается целая вселенная, новый мир, как это было с пережившим реальное воскресение моим знакомым, бывшим уголовником по кличке Бес. Иногда Бог Сам почему-то не спешит прийти, посылает настоящих (!) ангелов к беспризорникам и бомжам, а потом самих бомжей делает своими курьерами, спасающими людей, как это случилось с Юрой Касьяновым.
Такое посещение – знак благословения Божьего, которое часто большая встряска, а вовсе не райское услаждение. Как говорил отец Павел Алексахин, современный старец из православного движения беседников: «Господь благословит – мало не покажется».
Событие, о котором я расскажу, произошло во второй половине 90-х, года через три-четыре после моего воцерковления. Одна моя добрая знакомая, в прошлом оперная певица, просила всех верующих близких молиться о своей дочери Але, молодой театральной актрисе, страдавшей запоями. Крепко выпивать она начала ещё в старших классах, недуг усилился после окончания театрального вуза, когда по распределению она попала в драмтеатр одного из сибирских областных центров. Тем не менее очень талантливая и очень красивая Аля успела завоевать несколько престижных наград (одну, кажется, на каком-то фестивале в США). Но алкоголизм обгонял её творческие дары и театральные успехи. В свои двадцать пять она успела сменить четыре театра, последние два раза её брали исключительно по маминой протекции, а потом стали отказывать и маме, заслуженной артистке, довольно известной в наших землях.
Мать и отец были в отчаяньи. Мы все как могли исправно молились о страдающей Але несколько месяцев ежедневно, ожидая чуда избавления несчастной от злой судьбы.
И вот на Страстной неделе звонит мне Лидия, мама Али, и я слышу привычный суржик (Лида с Украины, и двадцать лет жизни за Уралом почти не изменили её полуукраинскую речь): «Олег, Аля только что позвонила мне, ей ужасно плохо, просит помощи. Я с ней тысячу раз говорила. Сходи ты, попробуй, прошу! Я ей о тебе рассказывала».
Не большой энтузиаст по душеспасительным беседам, отказать, конечно, я не мог и сразу побежал спасать Алю, которую до этого видел только на фотографиях. Я был её старше года на три и плохо понимал, чем могу помочь, что такого вдохновляющего и спасительного надо сказать. Не огорчай маму, ей так тяжело? Не пей, это вредно для здоровья, карьеры и личной жизни? Или что-то библейское, что у пьяниц «вой, стоны, ссоры, багровые глаза и раны без причины»? По дороге я купил литр томатного сока – что-то и я знаю ведь о терзаниях после больших возлияний.
Аля снимала однушку в аварийного вида трёхэтажном доме. Я позвонил: «Аля, это Олег, Лидия просила зайти к вам». Старую, выкрашенную масляной коричневой краской деревянную дверь отворила взлохмаченная шатенка в светло-голубом пеньюаре с бледным каким-то стёртым лицом.
– Да, мама позвонила, заходите, – хозяйка говорила с трудом, сил на «здрасьте» у неё, видимо, не было. – Сок очень кстати, – продолжила она, взяла из моих рук картонный брикет, не дожидаясь, когда я сам предложу ей этот скромный подарок.
Я вошёл в комнату, сиротливую обстановку которой оставлю за рамками этого рассказа, и сел в старое кресло. Хозяйка поставила на стол две кружки, налила в них сок, отпила несколько больших глотков и стала смотреть как-то сквозь меня. Я молчал, не понимая, с каких слов должна начаться моя миссия. Ничего толкового, сколько-то приветливого или остроумного не приходило мне на ум. Вместе с тянувшейся паузой нарастала странность происходящего. Явно пребывавшая в прострации девушка, к тому же не совсем одетая, тоже молчала, но её эта тишина как будто не тяготила. Она допила первую кружку сока, взялась за следующую, отхлебнула, поставила.
– Кажется, вам получше, – начал я, стараясь улыбнуться как можно непринуждённее.
Я ждал, что хозяйка подхватит и начнётся хоть какой-то разговор.
– Да, получше.
Аля вскинула руки вверх, потянулась, встала на носки и вдруг поплыла вправо в каком-то танце, потом взмахнула левой рукой, сделала довольно неуклюжий поворот и поплыла влево, потом опять вправо.
Фото: Ahmad Odeh / UnsplashТанец продолжался. Видимо, какая-то музыка звучала в Алиной голове, я слышал только скрип половиц и шарканье её босых ног. Девушка подымалась на носки, выделывала невообразимые кренделя руками и закладывала виражи по своей небольшой полупустой комнате. Понимая, что она вот-вот обязательно грохнется, я ещё раз непринуждённо улыбнулся:
– Великолепно, Аля. Остановитесь, скажите: это импровизация или сцена из вашего спектакля?
Улыбки я своей хотя бы не видел, слова звучали глупо. Вошедшая в раж танцовщица не реагировала. Я даже не понял, что за роль она исполняет: шутит надо мной, издевается, завлекает или это уже горячка. Мне хотелось как-то остановить весь этот идиотизм или просто уйти, но от побега меня удерживало то, что, храбро вызвавшийся прийти на помощь, я совсем ничего не сделал доброго и полезного для Али. Что я скажу её матери Лидии и всем остальным молитвенникам? В конце концов, думал я, мы просили Бога о помощи. Не зря же я, сбежав с работы, сюда примчался. Что-то наверняка Бог задумал и сейчас вмешается. Гряди же, Господи.
Как раз вместе с этой мыслью в комнату вошёл молодой человек на вид лет восемнадцати-девятнадцати – всё выдавало в нём влюблённого в кружащуюся в танце безумицу. Она заметила его, несколько замедлила ход и упала в кресло рядом с моим.
– Привет, Коля, это Олег.
Тут я понял, что предыдущая ситуация была не так и плоха. Коля – по всему видно интеллигентный юноша – обратил на меня горький недобрый взгляд и остановился на пороге комнаты. Мне показалось, он принял меня за соперника или просто какого-то мерзавца. Оправдываться, не имея дурного умысла и ничего плохого не сделав, было странно. Коля рванулся к выходу, потом вдруг развернулся и уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но я его опередил.
– Аля, поправляйтесь, маме поклон. Николай, рад знакомству. Я побегу – много дел ещё.
На улице два противоположных чувства боролись во мне: конец мучительной ситуации и полная неспособность помочь в большой беде человеку.
– Где Ты, Бог! Мог Ты меня, готового и желавшего помогать, надоумить?
И как-то я остро почувствовал ответ на своё вопрошание. Можно сказать, «глас Небес», если они и впрямь пробуждаются порой внутри нас.
– Ты увидел Алю в первый раз в беде, а Я видел десятки, если не больше. Ты молился: «Помоги!». Я привёл тебя: посмотри, как Я на это смотрю годами, попробуй теперь и ты вместе со Мной.
Вспоминается, как поэт Вячеслав Иванов на вопрос свой дочери о том, может ли Бог создать камень, который Сам не может поднять, ответил, что такой камень Он уже создал и этот камень – человек.
С работы я позвонил Лидии, сказал, что был у её дочери, выпили соку, побыли немного рядом.
– Как она? Спрашивала что-то? Удалось поговорить?
– Не спрашивала.
– Ну як воно е, как у нас говорят. Встретились – уже много.
На этом мне хочется закончить свой рассказ о личном Богоявлении. Добавлю лишь, что я был явно не последним, с кем Бог приходил к Але. Через некоторое время она попала в недолго просуществовавший в нашем городе христианский театр, уверовала, бросила пить… Всё это другая история, другие Богоявления в её жизни.
